Шолом Алейхем - Сочинения
Или взять, к примеру, автомобильного короля, мистера Форда. Спросите его, не был ли он когда-то шофером, извозчиком? Да и великие люди, такие, как Вашингтон, Линкольн, Рузвельт, – что же они так и родились великими людьми, президентами? Даже нынешний президент Вильсон, да простит он мне, – разве не был меламедом?…
4Этого мой брат Эля уже не мог стерпеть. Он перебил речь нашего друга Пини:
– Ну, братец, хватил через край… Осторожнее! Не забывай, пожалуйста, что Вильсон пока-то король…
Но Пиню, когда он разгорячится, не уймешь. Он высмеял моего брата Элю:
– Ха-ха! Король? Какой король? Откуда король? В Америке нет никаких королей!
– Ну ладно, не король, так президент. Какая разница? – попытался отделаться Эля.
Но Пиня перебил его:
– Большая разница! От короля до президента, как от неба до земли! Король это король, а президент это президент! Король это по наследству, а президента выбирают. Захотим мы – и Вильсон будет президентом еще четыре года, а не захотим – и снова он меламед! А знаешь ли ты, что через несколько лет и я могу стать президентом?
– Ты? Президент?
– Я – президент!..
5Никогда, с тех пор как я знаю своего брата Элю, я не видел, чтобы он так смеялся, как в этот раз. Вы знаете, что брат мой человек озабоченный, меланхолик. Редко когда увидишь его смеющимся. А если он и смеется, то как-то наполовину.
Но на этот раз на него такой смех напал, что мама даже перепугалась. Однако было над чем посмеяться. Надо было видеть нашего друга Пиню, как он стоит, заложив руки в карманы узких брюк, едва охватывающих его новые большие американские ботинки… Надо было видеть его галстук, который Тайбл то и дело поправляет на нем, чтобы он лежал как следует, а галстук не слушается, хоть режь его… а жесткая американская шляпа, которая не желает сидеть на месте!.. И главное, его близорукие глаза и острый крючковатый нос, который в рот заглядывает…
– Господи боже мой! И вот такой будет президентом?… Ну как же тут не смеяться!..
6Вдоволь насмеявшись, мой брат Эля обращается к маме:
– Ну ладно. Нас Пиня уже обеспечил. Мы все отправляемся на фабрику и будем строчить юбки на машине. А о самом Пине и подавно заботиться нечего: ведь он же, бог даст, будет президентом… Но что делать с нашими малышами?
Эля имеет в виду меня и моего товарища Мендла. Он не выносит того, что мы околачиваемся без дела. Он страшно злится, когда мы болтаемся на улице и играем в мяч или в пуговицы. Однажды он попытался ухватить меня за ухо, но вы помните, чем это кончилось? Какой-то парень сунул ему кулак прямо под нос, чтобы он знал, что в Америке можно драться только с равными.
– Да вы о себе позаботьтесь, а о ребятах заботы мало! – говорит переплетчик Мойше, тем самым намекая на то, что мы хоть и милые гости, но пора и нам уже кое-чем заняться и зарабатывать на хлеб…
7А нам, думаете, приятно сидеть на чужих хлебах из милости? Моя мама помогает Песе на кухне. Она печет, и готовит, и стирает, и убирает. Жена Пини застилает кровати и подметает полы в комнатах. Сам Пиня помогает переплетчику в ларьке. Правда толку от этой помощи не так уж много. Пиня, как увидит книги, – уткнется в них носом – и будь здоров! Однако это бы еще с полгоря. У него к тому же манера писать. Послал ему бог перо, в котором вечно держатся чернила. Бумага здесь стоит дешево – дешевле пареной репы, – вот он и сидит и царапает.
– Ты учишься писать? – спрашивает Эля.
Но Пиня не отвечает. Он складывает исписанные листы, прячет их глубоко в боковые карманы пиджака с обеих сторон и выглядит как распухший.
8Мы, то есть я и мой товарищ Мендл, тоже без дела не сидим. Покуда у нас еще будет «джаб», мы изо всех сил помогаем Песиной ораве. Я помогаю старшему – «Колодке», которого зовут Сэм, разносить картонные коробки. А мой товарищ Мендл помогает иной раз Вилли, который служит в бакалейной лавке, или Файтелю – Филиппу, который торгует газетами.
За нашу работу мы ничего не получаем, кроме того, что по воскресеньям они берут нас за свой счет в театр, то есть в «мувинг-пикчурс». А когда мы выходим из театра, они угощают нас мороженым. Здесь это называют «айзкрим» и едят либо с двумя кусками бисквита, либо запивают содовой водой. Потом мы гуляем в парке. А парков в Нью-Йорке много и всюду пускают бесплатно. Замечательная страна – Америка! Ходи куда хочешь и делай что угодно!
9Когда есть время, я забегаю к старому своему товарищу Вашти. Но его «боссиха» (хозяйка) не особенно рада моим визитам. Она заметила, что Вашти иногда подсовывает мне кусок рожка или парочку изюминок и миндалин. Двух сластен, говорит она, ее ларек выдержать не может!
Так что я больше туда не хожу. Я жду, когда Вашти придет вечером домой. Иной раз он приносит мне в кармане что-нибудь вкусное. Но Броха, как увидит, что я жую, тут же докладывает моему брату Эле. Эля спрашивает, что я жую. Я отвечаю: «Чойнгом». То, что все в Америке жуют. Но Броха говорит, что у нее с души воротит от этой жвачки.
– Не все ли тебе равно? – удивляется Эля. – А если коровы жуют жвачку?
Тут вмешивается Пиня. Он не может допустить, чтобы американцев сравнивали с коровами. Он говорит:
– Ты берешь народ, первый, величайший, мудрейший и самый свободный народ в мире, и сравниваешь его с… коровами! Скажи мне, пожалуйста, что было бы с нами, если бы Колумбус, упаси бог, не открыл Америку?
– Другой открыл бы! – отвечает просто и не задумываясь Эля.
10Слава тебе господи! Могу сообщить вам радостную весть: у нас уже есть занятие. Больше нам не придется ходить без дела, прибегать к милости и есть чужой хлеб. Мы уже работаем на фабрике. То есть не я и не мой товарищ Мендл. Нас не принимают, мы еще слишком молоды. На фабрику идут пока двое из нашей семьи – мой брат Эля и наш друг Пиня.
Что значит работать на фабрике и как там работают? Об этом я вам расскажу.
IX. МЫ РАБОТАЕМ НА ФАБРИКЕ
Как работают на фабрике, я не могу вам точно сказать. Я и сам не знаю. Меня туда не пускают, потому что мне еще тринадцати лет нет. Знаю только то, что слышу от моего брата Эли и от нашего друга Пини. Каждый вечер, вернувшись домой с фабрики, они рассказывают всякие чудеса. Приходят они измученные и голодные, и мы садимся ужинать. Ужин – по-здешнему «сапер». Броха терпеть не может это слово, как правоверный еврей – свинину. Есть еще слово, которое она не выносит. Это – «винде». «Винде» – здесь означает окно. Затем она слышать не может, когда говорят «стакингс». Вы, конечно, никогда не догадаетесь, что «стакингс» – это… чулки! Или – как вам нравится словечко «дишес». Казалось бы, «посуда», говорит Броха, гораздо красивее! А что может быть проще слова «ложка»? Так нет же, им это не по вкусу. По-ихнему ложка – это «спун». Недаром у Брохи поговорка (у нее имеются свои поговорки): «Какова страна, таков и язык…»
2Эля и Пиня работают в разных мастерских. Один – «опрейтор», то есть попросту говоря портной. Второй – гладильщик. Портной не должен шить вручную. Он строчит на машине. Но и это надо уметь, – само по себе не строчится. Откуда же моему брату Эле уметь шить на машине, когда ни отец, ни дед, ни прапрадед никогда портными не были и машины в глаза не видали? Наши предки, говорит мама, были сплошь канторы, раввины и синагогальные служки. Скверно, конечно! Но на то и Америка: нет в Америке такого дела, которым бы человек заниматься не мог. В Америке всему выучиваются. Возьмите, к примеру, раввина. Ведь для того, чтобы быть раввином, уж наверное требуется умение? Раввин должен уметь хотя бы разрешать спорные вопросы! Тем не менее в Америке имеются раввины (здесь их называют «реверентами»), которые у себя на родине были мясниками. Мой брат Эля познакомился здесь с одним специалистом по обрезаниям. У себя на родине он был портным, да еще дамским к тому же!
– Как же это так? – спрашивает Эля.
– Америка! – отвечает тот.
3Как мой брат Эля научился строчить? А как же дамский портной научился делать обрезание? Эля порядком натерпелся. Ему давали остатки материи, чтобы он прошивал их на машине. Вот он и прошивал – туда и обратно, – покуда дело не пошло на лад. На следующий день он уже строчил. Правда, можете себе представить, что это была за строчка! Но хорошо и то. А вот Пиня и этого не смог. Не потому, что он ленился. Упаси бог! Пиня готов тачку на себе возить, лишь бы жить в Америке. Но беда в том, что он ужасно близорук и делает все второпях. Его тоже посадили за машину, как и моего брата. И ему дали прострочить куски материи. Но с ним случилось несчастье, или, как здесь говорят: «эксиденц». Наш друг Пиня второпях задел за свой пиджак и пристрочил левый рукав. Хорошо еще, что машина по руке не прошлась. Ох, и хохотали же над ним! Портновская братия подняла его на смех! Прозвали его «грингорн», то есть «зеленым». А «зеленый» – это такой, который только что приехал с родины и ничего еще в Америке не знает. «Зеленый» – это позор, хуже вора…
