Михаил Салтыков-Щедрин - Том 11. Благонамеренные речи
Впервые — ОЗ,1873, № 1 (вып. в свет 22 янв.), стр. 1-32, под заглавием «Благонамеренные речи. II».
Рукописи и корректуры не сохранились.
Очерк имел в журнальной публикации примечание к заглавию: «См. «Отеч. зап.» 1872 г. № 10» (то есть очерк «В дороге», не имевший порядкового номера).
При подготовке изд. 1876 очерку было дано заглавие «По части женского вопроса», текст подвергся незначительной стилистической правке (в первой части очерка) и в последующих изданиях уже не менялся.
Женский вопрос — вопрос о равноправии женщин — возник в России в обстановке общественного и революционного движения конца 50-х — начала 60-х годов. Внимание к нему общественности и печати вновь обострилось в начале 70-х годов в связи с новым демократическим подъемом в стране. Помимо ряда журнальных и газетных выступлений, женскому вопросу был посвящен ряд книг и брошюр: например, Николая Соловьева «Милль, Конт и Бокль о женском вопросе» (М. 1870), и др. Много внимания уделяли «женскому вопросу» как раз в последние месяцы 1872 года, когда Салтыков писал свои очерк, «Отеч. записки». Так, в ноябрьском номере была напечатана статья Бёмерта «Женщины в Цюрихском университете», а в декабрьском номере остановился на этом вопросе в обозрении «Наши общественные дела» Н. А. Демерт. Он писал, что «так называемый женский вопрос — едва ли не самый главный и живой в настоящее время», что «в наши дни» совершается «великое переселение женского пола из глухих захолустьев во все те пункты, где есть хоть какая-нибудь возможность чему-нибудь научиться дельному». «В Москве, — отмечал он, — на днях только открылись высшие курсы для женщин…»[523] Действительно, осенью 1872 года в Москве были открыты Высшие женские курсы профессора В. И. Герье, а в Петербурге — Женские врачебные курсы при Медико-хирургической академии (не раз упоминаемые Салтыковым в настоящем очерке). Эти успехи в движении за высшее женское образование вызвали озлобление в консервативно-реакционной печати и преувеличенные, подчас, восторги — в либеральной.
Очерк «По части женского вопроса» является прямым выступлением Салтыкова в этой полемике. Писатель занял в ней, как всегда, свою позицию. Не отрицая, разумеется, необходимости борьбы за просвещение и образование женщин, а также за эмансипацию их от неравноправия с мужчинами в сфере морали и семейных отношений, Салтыков скептически относился к постановке всех этих вопросов «особняком», сурово осуждал элементы легкомыслия и фривольности в трактовке этих тем в либерально-консервативной печати.
Для Салтыкова «женский вопрос» был неотделим от «вопроса мужского» и — шире — «того извечного вопроса об общечеловеческих идеалах, которые держат в тревоге человечество». Другими словами, Салтыков трактовал «женский вопрос» как вопрос социальный и усматривал возможность решения его в стране, парализованной политическим бесправием, лишь на путях общей борьбы за «коренное изменение жизненных форм».
Из всех очерков и рассказов, входящих в «Благонамеренные речи», выступление «По части женского вопроса» привлекло наибольшее внимание печати. Вокруг очерка возникла острая дискуссия. Не поняв или не захотев понять принципиальной позиции Салтыкова, либеральная пресса «обиделась за женщин»; реакционная готова была приветствовать автора чуть ли не как своего союзника. Даже критик еще прогрессивного тогда «Нового времени» недоумевал: «…Сочувствует он <Щедрин> женскому вопросу, или нет?»[524]
В виду такой путаницы мнений Салтыков просил Михайловского выступить с разъяснением авторской позиции. Статья Михайловского появилась в мартовском номере «Отеч. Записок» 1873 года и может рассматриваться как своего рода автокомментарий к очерку. «Статья эта[525] привела многих в недоуменье, — писал Михайловский. — Автор пользуется известностью, имеющею в глазах читающего мира совершенно определенный характер. И вдруг этот человек пишет статью, в которой можно усмотреть отрицательное отношение к так называемому женскому вопросу, то есть к одному из пресловутых вопросов, наипаче подвергающихся травлям и облавам. Как не возликовать недругам женского вопроса и как не воскорбеть его друзьям!» Далее Михайловский раскрыл — первым из критиков — основную и глубокую идею всего цикла «Благонамеренных речей»[526], «Теперешние сторонники женского вопроса, — писал Михайловский, критикуя вслед за Салтыковым элементы буржуазного феминизма в русском женском движении, — стремятся доказать, что женщины вполне способны ко всем тем профессиям, которые доселе находились в исключительном заведовании мужчин, и, следовательно, имеют право стоять с ними рядом». Такое одностороннее решение вопроса, доказывал Михайловский, не удовлетворяет Салтыкова. «Другое дело, — продолжает критик, растолковывая эзоповский смысл салтыковского очерка, — если бы женский вопрос не был изолирован, если бы женщины внесли с собой, например, новые формы сочетания труда, новые политические или иные принципы. Тогда, я понимаю, доезжачие[527] имели бы резоны доезжать женский вопрос, а люди известного образа мыслей[528] класть в него всю душу свою. Но ничего такого мы не видим», — иронически и эзоповски раскрывает Михайловский в заключение суть того направления, которое хотел бы придать женскому вопросу Салтыков[529].
Полемический шум вокруг очерка «По части женского вопроса» объяснялся также и тем, что обсуждение этого вопроса Салтыков построил в острой полемике с либералами. «По части женского вопроса» — одно из наиболее ядовитых выступлений писателя против российского либерализма в разных его идеологических и практических направлениях, персонифицированных в фигурах «рассказчика» — «русского фрондера» или «русского Гамбетты» (дворянско-буржуазный либерализм) и Тебенькова — «столпа русского либерализма» (направление правительственного, или «бюрократического» либерализма). Подробнее см. на стр. 525, 527–528. Этим образам «противостоит» фигура «князя Ивана Семеныча», символизирующая более жесткий и репрессивный курс правительственной политики.
Хоть бы позволили в Медико-хирургическую академию поступать! <…> О, Суслова! — Женщин не принимали в высшие учебные заведения; программы Женских врачебных и Высших женских курсов, открытых в 1872 году, были в то время элементарны и не могли дать серьезного специального образования. Труд интеллигентных женщин использовался частными предпринимателями — в книжных магазинах, типографиях и т. п. На государственную службу женщина впервые была допущена в 1863 году в качестве кассира железной дороги («Совр.», 1863, № 5, отд. II, стр. 200), в 1864 году женщинам разрешили работать на телеграфе (утверждено в 1871 году). В доказательство способности женщины к самостоятельной деятельности часто приводился пример Н. П. Сусловой, окончившей в 1867 году Цюрихский университет и ставшей первой русской женщиной-врачом.
Я либерал, а между «своими» слыву даже «красным» <…> я Гамбетта, переложенный на русские нравы! — Кличка «красный» восходит к концу 50-х годов, когда «выскочки» из «партии красных», то есть сторонники крестьянской реформы, противопоставлялись «нашим», помещичье-крепостнической части дворянства (см. стр. 614 в т. 6, стр. 498 в т. 8 наст. изд. и ОЗ, 1869, № 10, отд. I, стр. 371). Репутация «русского Гамбетты» указывает на западноевропейские закономерности в развитии либерализма, выразившиеся в карьере этого французского политического и государственного деятеля, проделавшего путь от лидера левого крыла республиканской оппозиции в годы Второй империи до идеолога и проводника политики буржуазного оппортунизма в годы Третьей республики. Салтыков относился к Гамбетте крайне отрицательно и высмеивал его в очерках «За рубежом» (т. 14 наст. изд.).
В сороковых годах <…> аплодировал Грановскому… — Далее Салтыков прослеживает эволюцию дворянского либерализма, обозначая ее вехами не крестьянско-демократического движения, а вызванными им реформами 60-х годов и сопутствующими явлениями: «гласность», «устность», «мировые посредники», «вольный труд», «независимость суда» и т. д.
…когда все уже совершилось и желать больше нечего… — Очередная салтыковская отповедь либеральным славословиям по поводу реформ 60-х годов. См., например, высказывание «Русск. мира»: «…Настоящее время, когда все процветает и благоденствует, когда великие начала положены в основу нашей жизни, когда все преисполнено счастья и остается только употреблять всевозможные усилия к удержанию нашего настоящего благополучия…» (1872, № 225, 1 сентября).
