Йен Бэнкс - Бизнес
— Поверь, Стивен, не только он сорвется с катушек.
С тихим смехом он снова меня оттолкнул. Никогда бы не подумала, что отталкивать можно ласково, но у него это получилось.
— Нет, Кейт, не могу — и все тут, — произнес он без улыбки, вроде как поставив печать.
Мы достигли промежуточного финиша, но не сошли с дистанции. Можно было бы на этом не останавливаться, но я рисковала его разозлить.
— Встроенный счетчик. — Я покачала головой. — Ну и ну.
— Ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать.
— Понимаю, — вздохнула я. — Надо думать, понимаю.
Он поежился — ему было неуютно без пиджака, в одной белой рубашке.
— Холодает, чувствуешь?
— Чувствую. Давай вернемся.
— Мне хотелось искупаться перед сном.
— Не возражаешь, если я на тебя посмотрю с бортика?
— Нисколько.
Своими размерами бассейн в Блискрэге лишь немногим уступал олимпийскому. Он находился глубоко под землей, среди путаницы коридоров, и найти его можно было разве что по запаху. Мы со Стивеном под руку шли по мягким коврам. В бассейне было темно, и нам пришлось обшаривать стены в поисках выключателей. Свет вспыхнул не только на потолке, но и под гладью воды. Стены были расписаны панорамными изображениями идиллических сцен на фоне сельской местности, менее холмистой, нежели Блискрэг; через каждые несколько метров роспись заслоняли белые дорические колонны. Вдоль стен во множестве стояли столики, стулья, шезлонги и вазоны с пальмами, под ногами зеленела искусственная трава, а где-то вдалеке виднелась стойка бара. Голубой сводчатый потолок украшали пышные белые облачка.
Стивен скрылся в раздевалке, а я остановилась над синей водной гладью. До нашего прихода бассейн не пустовал: на кафельном полу остались мокрые пятна, кое-где валялись полотенца и купальные принадлежности, а на столиках поблескивали ведерки для льда в окружении небьющихся бокалов для шампанского, поставленных на столешницы или брошенных в искусственную траву. Сейчас, когда все ушли, тут царила тишина; воду не тревожила даже малейшая рябь, поскольку рециркуляционные насосы были выключены.
Я посмотрела на часы. Они показывали четверть шестого. В мои планы не входило оставаться на ногах до такого времени. Ну что поделаешь.
Стивен появился в просторных купальных шортах, сверкнул улыбкой в мою сторону и нырнул в бассейн. Нырял он классно: брызг почти не было, голубизну дорожки нарушила только мелкая рябь, да еще одна-единственная ленивая волна покатилась от того места, где он скрылся под водой. Я неотрывно следила, как его высокая, загорелая фигура скользит на фоне лазурного кафельного дна. Вскоре он вынырнул на поверхность, тряхнул головой и легко поплыл кролем, мощно разрезая воду.
Присев у бортика, я подтянула к себе одно колено, опустила на него подбородок и просто смотрела. Стивен отмахал двенадцать дорожек, а потом, наперерез волнам, подплыл ко мне и уперся локтями в желоб на внутренней стороне кромки.
— Ну как? — спросила я.
— Отлично. Правда, бассейн медленный.
— Медленный? В каком смысле? Напустили тяжелой воды?
— Нет, просто здесь ни к чему эта стенка, — объяснил он, похлопав по кафельным плиткам над желобом. — От нее отражаются волны, с которыми приходится бороться. В современных бассейнах стенок нет, там вода доходит до пола и стекает в зарешеченные люки.
Я задумалась. Конечно, он был прав.
— Энергия волн в значительной степени нейтрализуется, — продолжал он. — Поверхность остается гладкой. Вот тогда получается быстрый бассейн.
— Ясно.
Он бросил на меня недоуменный взгляд:
— По-твоему, в тяжелой воде можно плавать?
— В «аш-два о-два»? Почему бы и нет? Бойко, как буек.
— Так-так. Ну ладно, пора закругляться.
— Я тебя подожду.
Он подплыл к хромированным ступеням, одним точным, плавным движением подтянулся на поручнях и скрылся в раздевалке, оставив на полу дорожку мокрых следов.
Под гул кондиционера я разглядывала блики, которые вода бросала на потолок и стены. Длинные, ломкие золотые лучи играли на обманном небосводе и на белых рифленых боках колонн. Шорох волн заставил меня вспомнить безмятежную тишину, которая встретила нас в этом месте.
Каждый всплеск, каждый гребешок водной ряби, каждый пляшущий блик в фальшивом небе с пышными облаками был вызван к жизни его присутствием, его плотью. Его мускулы, приводившие в движение форму, тяжесть и всю поверхность его тела, оставили отпечаток своей красоты и мощи на дорожках бассейна, направили бег света в нарисованные облака и небеса. Я подалась вперед и опустила руку в воду, чтобы ощутить, как легкая, трепетная зыбь, подобная биению неверного сердца, ласкает мою раскрытую ладонь.
Поверхность воды мало-помалу разгладилась, волны улеглись. Танец лучей сделался ленивым и плавным, как течение реки в низине у моря. Над ухом жужжал кондиционер.
— Идем? — спросил Стивен. Я подняла на него взгляд.
Невесть откуда возникло желание сказать, чтобы он возвращался без меня, а самой остаться в одиночестве и смотреть, как вода убаюкивает себя под это тихое жужжание, но улыбка на усталом веснушчатом лице была такой теплой и открытой, что я не смогла противиться. Он протянул руку, чтобы помочь мне встать, мы выключили свет и вернулись в жилые покои замка.
Дойдя со мной до дверей моей спальни, он легко поцеловал меня в щеку и пожелал спокойного сна, который не заставил себя долго ждать.
— Ммм… Да?.. Алло!
— Катрин?
— Ох… Слушаю. Да. Кто говорит?
— Я… это я. Я.
— Принц? Сувиндер?
— Точно. Катрин.
— Сувиндер, сейчас очень поздно.
— А… ничего подобного.
— Что?
— Не согласен… не согласен, Катрин. Сейчас не поздно, нет-нет.
— Принц, сейчас… подождите… Сейчас половина седьмого утра.
— Вот именно! Я прав.
— Сувиндер, за окном тьма-тьмущая. Я легла час назад и не собиралась просыпаться еще часов пять-шесть. Для меня сейчас глубокая ночь. Если у вас ничего срочного…
— Катрин.
— Что, Сувиндер?
— Катрин.
— …Ну?
— Катрин.
— Принц, вы совершенно пьяны.
— Это так, Катрин. Я сильно пьян, но это от горя.
— В чем же причина, Сувиндер?
— Я тебе изменил.
— В каком смысле?
— Эти две красотки. Они меня сорва… совратили.
— Вас?
— Катрин, я распутник.
— Не вы один. Я за вас очень рада, принц. Надеюсь, эти дамочки вас полностью ублажили, и вы тоже не ударили в грязь лицом. Успокойтесь. Вы при всем желании не способны мне изменить: я вам не жена и не подруга. Мы не давали никаких обещаний, поэтому об измене и речи нет. Понимаете?
— Я тебе давал.
— В каком смысле?
— Давал обещание, Катрин.
— Не знаю, Сувиндер. Наверно, вы меня с кем-то путаете.
— Нет. Я обещал не словами, а сердцем, Катрин.
— Неужели? Лестно такое слышать, Сувиндер, но пусть это вас не останавливает. Я все прощаю, договорились? Отпускаю вам все прошлые и будущие грехи, идет? Живите в свое удовольствие, я слова не скажу. Буду только счастлива.
— Катрин.
— Да.
— Катрин.
— Ну что еще, Сувиндер?
— …я могу надеяться?
— На что?
— На то… на то, что когда-нибудь ты смягчишься.
— Уже. Я уже смягчилась, Сувиндер. Целиком и полностью. Я к вам хорошо отношусь. Надеюсь, мы останемся друзьями.
— Нет, я не о том.
— Естественно.
— Ты позволишь мне надеяться, Катрин?
— Принц…
— Позволишь, Катрин?
— Сувиндер…
— Скажи, что для меня не все потеряно, Катрин.
— Сувиндер, я к вам хорошо отношусь и действительно искренне польщена тем, что…
— Всегда женщины говорят одно и то же! «Польщена», «хорошо отношусь», а потом вдруг — «но». Не одно, так другое. «Но я замужем». «Но ты слишком стар». «Но твоя мать меня проклянет». «Но я слишком молода». «Но я на самом деле не девушка».
— В каком смысле?
— …я думал, ты не такая, Катрин. Я думал, у тебя не будет «но». А вышло как обычно. Это несправедливо, Катрин. Несправедливо. Это гордыня, или расизм, или… или… неравенство.
— Принц, я вас умоляю. В последние дни я страшно не высыпаюсь. Мне необходим полноценный отдых.
— А я так тебя огорчил.
— Сувиндер, умоляю.
— Я тебя огорчил. Слышу по голосу. Ты больше не станешь такое терпеть, я угадал?
— Сувиндер, прошу, не мешайте мне спать. Давайте на время… прервемся, хорошо? Поговорим утром. Утро вечера мудренее. Нам обоим необходимо выспаться.
— Я иду к тебе.
— Нет, Сувиндер.
— Скажи, в какой ты спальне, прошу тебя, Катрин.
— Это исключено, Сувиндер.
— Умоляю.
— Нет.
— Я же мужчина, Катрин.
— В каком смысле? Вообще говоря, я это заметила, Сувиндер.
— Мужчине вредно… Что такое? Ты вздыхаешь, Катрин?
