Валентин Рыбин - Разбег
Выбрался из развалин Иргизов лишь во второй половине дня. Было жарко и очень хотелось пить. «Куда теперь: на Золотой ключ или в чайхану? — подумал он и увидел, что его галифе и гимнастерка испачканы глиной. — Пожалуй, на Золотой ключ, там отряхнусь и смою с себя пыль».
Иргизов сел на коня, съехал с городища и поехал по равнине, сплошь покрытой зелеными травами и цветами. Надо обогнуть невысокий копетдагский отрог и, сразу за ним, Золотой ключ — любимейшее местечко отдыха горожан. На склоне отрога Иргизов увидел ромашки. «Ну, вот и для Зинки букет!» Слез с коня, нарвал цветов и так, с охапкой ромашек, подъехал к месту, откуда вытекал ключ. Не слезая с коня, осмотрелся, чтобы выбрать место для купания. Правее по ручью стояло несколько дилижансов и фаэтонов. Там же паслись распряженные лошади. По всему ручью, на обоих берегах загорали горожане. Иргизов решил, что и без него там тесно, и выехал к огромной впадине, откуда вытекал горный родник. Он еще не успел приглядеться, как услышал бойкий женский голос:
— Смотрите, смотрите: красный рыцарь на коне! Прямо, как в сказке!
Внизу у самого истока стояли женщины. Он дернул коня за уздечку, чтобы отъехать от склона, и опять услышал:
— Рыцарь, куда же вы?! Спускайтесь к нам сюда!
Бежать от женщин, конечно, не следовало. Иргизов тут же остановил коня, слез и зашагал к роднику. Женщины поджидали его, рассматривая с нескрываемым любопытством. Все три в белых кофточках, в юбках и босые: туфли в сторонке. Иргизов еще когда подходил к ним, успел отметить: красивые все три, как на подбор.
— Славной советской молодежи привет! — поднял он руку.
— Тоже мне, старик, — засмеялась одна. — Сам еще из комсомола, наверное, не вышел!
— Ну и язычок у тебя, Зоя, — сказала другая, с интересом разглядывая Иргизова. У нее был лукавый синий взгляд и очень приятная улыбка. «Блондинка, да еще с голубыми глазами: когда-то я мечтал о такой!» — подумал Иргизов и сказал:
— Познакомимся?
— Познакомимся, — охотно и так же с некоторым вызовом отозвалась она и подала руку.
— Иван Иргизов, — сказал он. — Красный рыцарь.
— Нина… Ручьева, — назвалась блондинка и добавила, чуточку смутившись: — Актриса русского драмтеатра.
— Ручьева?! — удивился он. — Та самая, которая в «Бешеных деньгах»?
— Та самая, — тепло улыбнулась девушка.
— И вы тоже актрисы? — спросил Иргизов, знакомясь с другими.
— Ну, разумеется, — отозвалась за всех Ручьева. — Что же тут особенного! Мы только что вернулись с гастролей. Наш театр сегодня на пикнике. Вон, видите желтый дилижанс? Это наш. А вы откуда взялись? На коне, с цветами, просто прелесть!
— Ох, простите, — спохватился Иргизов. — Возьмите, это вам! — Он подал Нине ромашки. Сделал это так неловко, забыв о двух других, и они сразу стали строже.
— Ну, что, Ручьева, пойдем, — сказала одна. — По-моему, наши уже собираются.
Нина то ли сделала вид, что не слышит, или в самом деле не слышала. Она стояла напротив Иргизова, смотрела ему прямо в глаза и улыбалась.
— Пошли, Сима, — сказала разочарованно третья.
Обе ушли, взяв туфли и шлепая босыми ногами по мокрой прибрежной траве. Иргизов проводил их взглядом, радуясь, что Нина Ручьева не спешит за ними.
— Между прочим, я недавно был в театре и потом думал о вас, — сказал Иргизов.
— Что же вы думали? То, что я красива? Или — играю хорошо?
— И то, и другое. Мне вы очень нравитесь.
— Очень приятно слышать от красного рыцаря столь обворожительный комплимент. Хотите выпить?
— Выпить? А где? Здесь же ничего такого нет.
— Но мы же приехали на пикник! — Она засмеялась и пошла к туфлям и сумке. — Идите сюда, Иван… Имя у вас деревенское. Кто вас так назвал? Вы же такой симпатичный.
— Зовите как все: Иргизов. Мне и самому так больше нравится.
— А что! Иргизов — очень звучно, — согласилась она. Вынув из сумки начатую бутылку коньяка и две рюмки, налила и подала Иргизову. — Закуски никакой нет, конфеты девчата слопали. Так что…
— За знакомство? — спросил он.
— За знакомство… — Она засмеялась. — Не знаю, может быть, я немножко пьяна… Мы уже выпили… Мне почему-то не хочется уходить.
Нина Ручьева выпила и чмокнула Иргизова в щеку:
— Это вместо закуски.
Он смутился, покраснел до корней волос и осмелел тут же:
— Нина, разрешите, я сниму гимнастерку и немножко освежусь? Я лазил по древним крепостям Нисы и, вот, видите.
— Конечно, конечно.
Он снял рубаху, обмылся до пояса и оделся снова. Актриса молча любовалась им.
— Ну, вот, теперь порядок, — сказал он, подойдя к ней.
— Интересно там, на Нисе?
— Еще как! — восхищенно воскликнул он. — Такое впечатление, будто все застыло и вот-вот оживет.
— Я тоже хотела бы побывать там, — просто сказала Нина. Он понял: нельзя быть с ней мальчишкой, иначе сразу разочаруется…
— Поедемте! — предложил он. — Вместе сядем на моего жеребца и поедем. А оттуда прямо в город!
— Иргизов, как это романтично! — воскликнула она. — Я сейчас.
Выйдя наверх, она помахала рукой и прокричала своим, чтобы ее не ждали: доберется домой сама.
Иргизов поднялся тоже. Взял за уздечку скакуна, подвел к ней.
— Жаль, что вы не наездница, — сказал, посмеиваясь. — А то бы вы сели в седло, а я сзади. В седле мягче.
— А иначе нельзя?
— Можно, но…
— Давайте, раз можно, — попросила Нина.
— Хорошо, только не смущайтесь.
Иргизов вскочил в седло, успокоил коня и протянул к актрисе руки. Нина подошла и тотчас оказалась в его объятиях. Он взял ее под мышки, поднял и посадил перед собой, обняв левой рукой, а правой держа уздечку. Прижавшись к плечу и упругой груди, он почувствовал, как горяча она. Сердце у него зашлось: теплая волна подступила к самому горлу, дышать стало нечем. Он шутливо еще крепче прижал актрису к себе. Испугался: думал возразит, обзовет ненормальным, но она ласково попросила:
— Не надо так сильно, ты меня задушишь…
Обнаглев, он припал к ее губам.
— Ах, Иргизов, что ты со мной делаешь… — Нина ослабла в его руках.
И сам он, дергая уздечку, не чувствовал под собой ни коня, ни седла, и не ведал — идет конь, скачет или топчется на месте. Сердце у Иргизова пылало. В голове звенела, нежная музыка. Конь вынес их на ту самую лужайку у горы, где Иргизов рвал ромашки. Он лишь успел подумать, что это то самое место, и, остановив коня, он вновь припал к губам женщины.
С трудом, кое-как она вырвалась из его рук и закатила ему пощечину.
— Ненормальный какой-то! А ну, прекрати!
Жаркое исступление опустошило Иргизова. Он свалился набок и, раскинув руки, зажмурился. Зеленые стебли высокой травы щекотали ему щеки. Усталым движением он смахнул с лица траву и, разогнувшись, сел.
— Будешь знать, как связываться с актрисами! — сказала она, смеясь.
Иргизов не отозвался, лишь вздохнул.
Нина встала, подошла к лошади, вынула из сумки бутылку с рюмками и вернулась. Неторопливо налила. Иргизов следил за каждым ее движением и с отчаяньем думал: «Порочная баба!» Он взял из ее рук наполненную рюмку без всякого желания и хотел уже поднести к губам, но актриса остановила его.
— Не спеши, выпьем на брудершафт.
Ловко, словно раньше этим только и занималась, она переплела его и свою руки, выпила и поцеловала.
— Все, Иргизов, — сказала твердо. — Поехали домой.
— А в крепость? — спросил он, поднимаясь.
— В крепость твою как-нибудь потом, — усмехнулась актриса. — Пойдем пешком.
Когда они пришли в Багир, солнце уже клонилось к горам. Зной ослабевал. На тахте в чайхане сидело множество туркмен — пили чай и ели шашлык.
— Посидим? — предложил Иргизов.
— Больше ничего не придумал? Ты уже совсем… Считаешь, что я… Ну, ладно, я побежала… Вон, как раз дилижанс в город идет.
Он поспешил за ней. Но она тут же села в карету и затерялась среди пассажиров.
Дилижанс выехал на проселок, затем на Фирюзинскую дорогу. Иргизов ехал следом. Возле города он отстал. Въехав в Полторацк, свернул налево и поскакал к кавалерийским конюшням, сдать конюхам скакуна.
Домой он вернулся в сумерках. Сестру дома не застал — это удивило его: «Может, тоже уже невестится?». Раздевшись, он лег на кровать и только что случившееся во всех деталях пробежало перед его глазами. Теперь, когда он расстался с Ниной так бестолково и холодно, им начала овладевать смутная тревога. Пока еще он не понимал, что их скоротечная, безумная встреча уже заронила в его душу зернышко любви. Он лежал и жалел, что не простился с ней, как надо. Иргизов не слышал, как вошла Зинка.
— Ого! — воскликнула она. — Он, оказывается, дома лежит. Мы его ищем по городу, а он дома. — Зинка в черной юбке, белой кофточке и красной косынке. Подстрижена модно.
— Зинуля, а ведь ты уже совсем взрослая, — сказал Иргизов. — На школьницу ты не похожа. Где ты была?
