Бертольд Брехт - Добрый человек из Сычуани
Третий бог. Выходит, кто всех бесполезнее, тот всех ценнее.
Ван. Нет, тот всех счастливее. Самый негодный — самый счастливый.
Первый бог. Чего только не пишут!
Второй бог. Почему тебя так волнует эта притча, водонос?
Ван. Из-за Шен Де, мудрейший! Она не нашла счастья в любви, потому что следовала заветам любви к ближнему. Быть может, она слишком добра для этого мира!
Первый бог. Глупости! Слабый, ничтожный ты человек! Вши и неверие, вижу я, наполовину сожрали тебя.
Ван. Конечно, конечно, мудрейший! Прости! Я думал только, может быть, вы вмешаетесь.
Первый бог. Совершенно исключено. Наш друг (показывает на третьего бога, у которого большой синяк под глазом) только вчера вмешался в спор, и вот последствия.
Ван. Но снова пришлось вызывать двоюродного брата. Он необычайно ловкий человек, я испытал это на собственной шкуре, однако даже он не в силах помочь. Лавка, очевидно, обречена.
Третий бог (встревоженно). Может быть, все же надо ей помочь?
Первый бог. Я того мнения, что она сама должна себе помочь.
Второй бог (строго). Чем хуже хорошему человеку, тем полнее он раскрывает себя. Страдание очищает!
Первый бог. Мы возлагаем на нее все свои надежды.
Третий бог. С нашими поисками дело обстоит неважно. Мы встречаем иногда добрые намерения, радующие побуждения, много высоких принципов, но все это слишком мало для того, чтобы считаться добрым человеком. Если попадаются более или менее добрые люди, то живут они недостойно людей. (Доверительно.) С ночлегом — совсем плохо. По соломинкам, приставшим к нашей одежде, ты можешь вообразить, как мы проводим ночи.
Ван. Не могли бы вы по крайней мере…
Боги. Ничего. Мы только наблюдатели. И твердо верим, что наш добрый человек сумеет найти свое место на этой мрачной земле. Чем тяжелее бремя, тем крепче будут силы. Потерпи еще немного, водонос, и ты увидишь, что все идет к благополучному…
Фигуры богов бледнели, голоса звучали все тише. Теперь они исчезли, и голосов больше не слышно.
VII
Двор позади табачной лавки Шен Де. На тележке — скудный домашний скарб. Шен Де и Шин снимают с веревки развешанное белье.
Шин. На вашем месте я зубами и ногтями дралась бы за свою лавку.
Шен Де. Что вы! Мне нечем даже уплатить за помещение. Ведь я обязана сегодня еще вернуть старикам двести серебряных долларов, но так как я отдала их одному человеку, то должна продать свой табак госпоже Ми Дзю.
Шин. Выходит, все полетело? Ни мужа, ни табака, ни крова! Вот что получается, когда хочешь прыгнуть выше носа. Чем же вы будете жить?
Шен Де. Не знаю. Может, подработаю на сортировке табака.
Шин. Каким образом попали сюда штаны господина Шой Да? Он голый, что ли, отсюда ушел?
Шен Де. У него есть другие штаны.
Шин. Мне послышалось, вы сказали, что он уехал навсегда? Почему же он оставил свои штаны?
Шен Де. Должно быть, они ему больше не нужны.
Шин. Так, значит, не укладывать их?
Шен Де. Нет.
Вбегает запыхавшийся господин Шу Фу.
Господин Шу Фу. Молчите! Мне все известно. Вы пожертвовали своим личным счастьем для спасения двух стариков, которые доверились вам. Нет, не напрасно этот квартал, эти недоверчивые, злобные люди называют вас «ангел предместий». Господин жених не смог подняться до вашей нравственной высоты, и вы расстались с ним. А теперь закрываете свою лавку, этот островок спасения для многих! Я не в силах это видеть. Со своего порога каждое утро я изо дня в день наблюдаю несчастных, толпящихся перед вашей лавкой, и вас, раздающую рис. Неужели это не повторится больше? Неужели доброе дело обречено на гибель? Ах, если бы вы позволили мне помочь вам в этой благородной миссии! Нет, не говорите ничего! Я не требую никаких заверений. Никаких обещаний, что вы соглашаетесь принять мою помощь! Но вот (достает чековую книжку и заполняет чек, который кладет на тележку) я выписал вам чек, где вы можете по своему усмотрению проставить любую сумму, а теперь я уйду тихо и скромно, ни на что не претендуя, на цыпочках, преисполненный уважения, самоотверженно! (Уходит.)
Шин (рассматривает чек). Вы спасены! Везет же таким, как вы! И всегда находятся дураки. Ну, теперь не зевайте! Впишите сумму в тысячу серебряных долларов, и я побегу в банк, пока он не опомнился.
Шен Де. Поставьте корзину с бельем на тележку. Счет за белье я могу оплатить и без чека.
Шин. Что? Вы отказываетесь? Это преступление! Это вы потому, что в таком случае почтете себя обязанной выйти за него замуж? Это же чистое безумие. Ведь такой человек сам напрашивается, чтобы его водили за нос! Такому это просто доставляет наслаждение. Неужели вы все еще хотите цепляться за своего летчика, когда вся Желтая улица и весь квартал знают, как низко он поступил с вами?
Шен Де. Во всем виновата — нужда. (Публике.)
Я видела, как ночью
Он щеки раздувал во сне.
Каким он злым тогда казался!
А утром я взяла его рубашку.
На свет она была совсем дырявой.
Мне страшно было слышать хитрый смех,
Но вот его я вижу в рваных туфлях,
И я люблю его.
Шин. Вы еще оправдываете его? Подобного безумия я не видела. (Сердито.) Я вздохну с облегчением, когда вы уедете отсюда.
Шен Де (снимая белье, покачнулась). У меня кружится голова.
Шин (берет у нее белье). И часто у вас кружится голова, когда вы тянетесь или нагибаетесь? Уж не ожидается ли кое-что? (Смеется.) Здорово он вас подвел. Если это случилось, то дело дрянь, чек не предназначался для таких обстоятельств. (Уходит с корзиной в глубь сцены.)
Шен Де (неподвижно смотрит ей вслед. Потом осматривает себя, проводит рукой по животу, и на лице у нее появляется выражение глубокой радости. Тихо). О счастье! Во мне зарождается человек. Пока еще ничего не заметно. Но он уже здесь. Мир ожидает его втайне. В городах уже говорят: теперь явился человек, с которым придется считаться. (Как бы представляет публике своего маленького сына.) Летчик!
Приветствуйте нового завоевателя
Недоступных гор и неведомых областей!
Он повезет почту от человека к человеку
Через бездорожье пустынь!
(Начинает ходить взад и вперед, ведя за руку воображаемого сына.) Идем, сынок, взгляни на мир. Вот дерево. Поклонись и приветствуй его. (Кланяется.) Теперь вы знакомы. Слушай, вот идет водонос. Он друг, подай ему руку, не бойся. «Пожалуйста, кружку свежей воды для моего сына. Сегодня жарко». (Дает ему кружку воды.) Ах, полицейский! Лучше обойдем его. Постараемся добыть в саду богача Фей Пуна горсточку вишен. Только чтобы нас не увидели. Идем, сиротка! И тебе хочется вишен! Тихо, тихо, сынок! (Идут, опасливо, осторожно озираясь.) Нет, лучше сюда, тут нас скроет кустарник. Нет, разве так можно идти напролом? (Он, видимо, пытается оттащить ее, она сопротивляется.) Мы должны быть благоразумны. (Внезапно уступает.) Что с тобой поделаешь, если ты хочешь обязательно напролом… (Поднимает его.) Сможешь ты достать вишни? Клади их прямо в рот, там они в сохранности! (Съедает вишню, которую он кладет ей в рот.) Вкусно. О, полицейский! Бежим! (Бегут.) Вот и улица. Теперь спокойно, спокойно, не спеши, чтобы не обратить на себя внимания. Как будто ничего не случилось… (Поет, словно гуляя с ребенком.)
На сливу, на беднягу,
Напал один бродяга.
Он очень, очень ловок был
В затылок сливу укусил.
Входит водонос Ван, ведя за руку ребенка. Удивленно смотрит на Шен Де.
Шен Де (обернувшись на кашель Вана). Ах, Ван! Здравствуй!
Ван. Шен Де, я слышал, что тебе плохо живется и ты даже продаешь свою лавку для расплаты с долгами. Но вот ребенок, лишенный пристанища. Он бегал по двору боен. По-видимому, это сын столяра Лин То, который несколько недель назад лишился своей мастерской и после этого запил. Дети его бегают голодные по чужим дворам. Что с ними делать?
Шен Де (берет у него ребенка). Иди сюда, маленький человек. (К публике.)
Эй, вы! Человек просит крова.
Завтрашний человек просит помочь ему сегодня!
Его друг, известный вам завоеватель,
Ходатайствует за него.
(Вану.) Он сможет жить в бараках господина Шу Фу, куда, возможно, перееду и я. У меня у самой родится ребенок. Только никому не говори, не то об этом узнает Ян Сун, а мы ему не нужны. Разыщи в нижнем городе Лин То и скажи ему, чтобы он пришел сюда.
