Герман Гессе - По следам сна
Молодежь, руководимая и наставляемая своими учителями, которые понимали прекрасные законы развития и прогресса, училась тому, как возникает из грубого — тонкое, из зверя — человек, из дикости — образованность, из бедности — изобилие, из природы — культура.
В следующем столетии город достиг вершины своего блеска и славы. Конец великолепному и непрестанно растущему изобилию положила кровавая революция низшего сословия. Чернь начала с того, что подожгла многие из больших угольных заводов, расположенных недалеко от города, так что значительная территория с фабриками, поместьями и деревнями частично сгорела, а частично была разорена.
Сам город, переживший резню и ужасы разного рода, все же выдержал и в ближайшее десятилетие постепенно пришел в себя, однако уже не смог вернуться к прежней беззаботной жизни и строительству. Тем временем далекая страна по ту сторону моря вдруг неожиданно расцвела, торгуя зерном, железом, серебром и другими богатствами еще не истощенной и щедрой земли. Новая страна обратила к себе все свободные силы, помыслы и стремления старого мира: города там расцветали за одну ночь, леса исчезали, водопады иссякали.
Прекрасный когда-то город стал беднеть. Он уже перестал быть сердцем и мозгом мира, ярмаркой и биржей многих стран. Он должен был довольствоваться тем, что жизнь его все же продолжалась и не совсем еще померкла в бурлящем потоке нового времени. Свободным рабочим, которые не уехали в далекий Новый Свет, нечего было больше строить и покорять, нечего было создавать и нечем обогащаться. Но на месте старой ушедшей культурной традиции пустила ростки новая духовная жизнь, из тихого города стали выходить ученые и люди искусства, художники и поэты. Потомки тех, кто когда-то возвел первые дома на юной земле, проводили свои дни в беспечном спокойствии и позднем цветении духовных наслаждений и порывов, они рисовали печальное великолепие старых, заросших мхом садов с полуразрушенными статуями и зелеными водоемами, воспевали в нежных стихах далекую суматоху былых героических времен или тихие мечты усталых людей в старинных замках. И еще раз по всему миру прокатилось имя и слава этого города.
Какие бы войны ни потрясали народы, какие бы грандиозные идеи ни занимали человечество, здесь в немом уединении царил мир, и постепенно меркло сияние ушедших времен: тихие улицы, увитые цветущими растениями, заплесневевшие фасады величественных сооружений, мечтательно нависшие над притихшими площадями, заросшие мхом фонтаны, дремлющие в прозрачной музыке звенящих струй.
Несколько столетий старинный, мечтательный город был для молодого мира излюбленным местом паломничества, его воспевали поэты и посещали влюбленные. Однако жизнь человечества перемещалась в другие части света. А в самом городе постепенно разорялись и вымирали потомки старых родовых фамилий.
Но и последнее духовное цветение подходило к концу, оставалась лишь истлевшая ткань. Маленькие соседние городишки в течение какого-то времени совсем исчезли, превратившись в руины, где иногда укрывались цыгане и сбежавшие преступники.
После землетрясения, пощадившего сам город, изменилось течение реки, и часть страны превратилась в болото, а часть в пустыню. И тогда с гор, где сохранялись еще обломки древних каменоломен и загородных поместий, стал спускаться вниз старый лес. Перед ним открывалась необозримая, пустынная земля, и он, увлекая ее кусок за кусочком в свой зеленый круг, постепенно покрывал болото своей шелестящей зеленью или груды камней молодым, нежным мхом.
В городе не осталось больше жителей, один только сброд, только злой и дикий народец, который нашел себе убежище в полуразвалившихся старинных дворцах и пас тощих коз в прежних садах и на улицах. Да и это последнее население постепенно вымерло от болезней и сумасшествия; лихорадка, поселившаяся в заболоченном краю, довела его до полного опустошения.
Останки древней ратуши, которая когда-то была гордостью своего времени, возвышались и теперь еще во всем величии и воспевались в песнях на всех языках, став источником бесчисленных сказаний соседних народов, чьи города тоже давно погибли, а культура выродилась.
В детских историях о привидениях и унылых пастушеских песнях еще всплывали в искаженном виде различные имена города и его былое легендарное великолепие, а ученые далеких, ныне процветающих народов предпринимали иногда рискованные исследовательские экспедиции на место развалин, тайны которых возбуждали воображение школьников, мечтающих о дальних странах. Полагали, что там некогда существовали ворота из чистого золота и гробницы, полные драгоценных камней, а остатки диких кочевых племен из старых, навсегда ушедших времен до сих пор хранили секреты магии и колдовства.
Лес спускался все дальше с гор на равнину, озера и реки возникали и исчезали, а он продвигался вперед, захватывая и окутывая постепенно всю страну, развалины старых городских стен, дворцов, храмов, музеев, и вот уже лисы, куницы, волки и медведи заселили пустынную глушь:
На месте одного из разрушенных дворцов, от которого не осталось ни камня, поднялась молодая сосна, которая еще год назад была первым вестником и посланцем надвигающегося леса. Теперь же и она смотрела вдаль, на обогнавшую ее юную поросль.
«Вперед!» — воскликнул стучащий по стволу дятел, видя подрастающий лес и радуясь чудесному зеленому прогрессу на земле.
Сказка о плетеном стуле
Молодой человек сидел один-одинешенек в своей мансарде. Он хотел стать художником; но для этого надо было преодолеть немало трудностей, и первое время он спокойно жил в своей мансарде, помаленьку взрослел и часами просиживал перед маленьким зеркалом, пытаясь нарисовать свой портрет. Он уже заполнил такими рисунками целую тетрадь и некоторыми из них был очень доволен.
— Принимая во внимание, что я нигде не учился, — говорил он себе, — этот рисунок можно считать вполне удавшимся. Какая интересная складка вот тут, у самого носа. Сразу видно, что во мне есть нечто от мыслителя или что-то в этом роде. Стоит мне немножко опустить уголки губ, и появляется выражение глубокой скорби.
Однако когда он рассматривал рисунки некоторое время спустя, они ему чаще всего уже не нравились. Это было неприятно, но он утешал себя тем, что делает успехи и предъявляет себе все более высокие требования.
К своей мансарде и к вещам, которые он в ней разложил и расставил, молодой человек относился вовсе не так внимательно и душевно, как хотелось бы, но, во всяком случае, отнюдь не плохо. Он был к ним несправедлив не больше и не меньше, чем другие люди по отношению к своим вещам; он их едва замечал и почти не знал.
Когда ему в очередной раз не совсем удавался автопортрет, он читал книги, из которых узнавал, как жили люди, начинавшие, подобно ему, в бедности и неизвестности и ставшие потом знаменитыми. Такие книги он читал с удовольствием, находя в них свое собственное будущее.
Вот так сидел он однажды немного расстроенный и подавленный у себя дома и читал об одном весьма знаменитом голландском художнике. Он прочитал, что этот художник был одержим великой страстью, доходившей до безрассудства, — он горел желанием стать хорошим художником. Молодой человек нашел, что у него с этим голландским живописцем есть некоторое сходство. Продолжив чтение, он обнаружил и кое-что иное, применимое к нему в гораздо меньшей степени. В частности, он узнал, что в плохую погоду, когда нельзя было писать на природе, этот голландец неустанно и усердно срисовывал все предметы, даже самые незначительные, которые попадались ему на глаза. Так, однажды он написал пару деревянных башмаков, а в другой раз старый, покосившийся стул, грубый, корявый крестьянский кухонный стул из обыкновенного дерева, со сплетенным из соломы и основательно потертым сиденьем. Этот стул, который в иных обстоятельствах не удостоил бы взглядом ни один человек, он выписал так любовно и точно, с такой страстью и самоотверженностью, что получилась одна из самых замечательных его картин. Автор книги нашел много прекрасных, прямо-таки трогательных слов, чтобы воздать должное соломенному стулу.
В этом месте молодой человек перестал читать и задумался. Тут было нечто новое, это надо было испробовать самому. Ему захотелось немедленно — ибо молодой человек отличался весьма решительным нравом — последовать примеру великого художника и попытаться на этом пути добиться признания.
Оглядев свою чердачную каморку, он понял, что еще плохо знает вещи, среди которых живет. Покосившегося стула с соломенным сиденьем, как и деревянных башмаков, нигде не было, и он на некоторое время почувствовал себя подавленным и обескураженным; на душе у него было почти так же, как случалось всякий раз, когда он терял мужество, читая о великих мастерах: молодой человек заметил, что у него отсутствуют и никак не хотят появляться именно те мелкие признаки и удивительные стечения обстоятельств, которые играли столь важную роль в жизни тех, других. Но скоро он взял себя в руки и осознал, что теперь-то он как раз и должен упорно идти своим путем к славе. Он внимательно огляделся в своей комнатке и обнаружил плетеный стул, который вполне мог послужить ему моделью.
