Уильям Моэм - Вилла на холме
Мэри спрашивала себя, не показался ли остальным ее голос таким же неестественным, как ей самой.
— Вы очень мягко выразились, — отозвалась княгиня. — Если бы я играла на скрипке так, как он, то просто застрелилась бы.
Молодая женщина почувствовала, что должна что-то сказать. Чуть передернув плечами, она выговорила:
— Таким, как он, трудно, должно быть, найти себе работу.
— Да, игрой на скрипке в ресторанах на жизнь не заработаешь, — заметил Аткинсон. — Он что, молод?
— Совсем еще юнец, — сказала княгиня. — Интересная у него форма головы, правда, Мэри?
— Я его особенно не рассматривала, — откликнулась та. — К тому же их одели в эти нелепые костюмы.
— Не знала я, что он беженец. Понимаете, меня сейчас мучит совесть: из-за того, что я так пренебрежительно отозвалась о его игре, Пеппино собрался его выгнать. Боюсь, этого скрипача трудно будет разыскать. Мне хочется дать ему две-три сотни лир, чтобы у него было на что жить, пока он будет искать другую работу.
Так они беспрерывно говорили о несчастном австрийце. Мэри бросила взгляд на Роули, словно подавая ему сигнал бедствия. Но тот сидел за другим концом стола и на нее не смотрел. Пришлось ей выходить из положения самостоятельно. В конце концов тема разговора, к счастью для молодой женщины, поменялась. Мэри чувствовала себя выжатой как лимон. Она продолжала болтать о том о сем, смеяться над шутками соседей по столу, изображать интерес к тому, о чем говорили окружающие, делать вид, что ей очень весело. Но все время перед глазами ее стояли события прошлой ночи, с самого начала до самого конца. Она видела их так отчетливо, как будто они разыгрывались на сцене театра, и это нестерпимо ее мучило. Когда наконец настала пора прощаться, она обрадовалась.
— Очень вам благодарна. Мне было у вас так хорошо! Не помню, когда еще я получала такое удовольствие.
Миссис Аткинсон, седоватая, добрая и неглупая женщина, обладавшая чисто английским чувством юмора, протянула ей на прощание руку.
— Вам спасибо, милая. Вы так прекрасны — сущая находка для тех, кто принимает гостей. Гарольд по-настоящему наслаждался вашим обществом — он ведь у нас записной дамский угодник.
— Он был со мною очень мил.
— Ну так он и должен был себя вести. Кстати, правда ли, что вы нас вскоре покинете?
По тону собеседницы Мэри поняла, что та имела в виду ее отношения с Эдгаром. Должно быть, княгиня что-то ей рассказала.
— Не будем загадывать, — улыбнулась в ответ Мэри.
— Что ж, надеюсь, что то, о чем мне говорили, сбудется. Знаете, я считаю себя большой специалисткой по человеческим характерам. И скажу вам вот что: вы не только прекрасны, но и добры, сердечны и совсем не задираете нос. Хочу пожелать вам, чтобы в жизни вашей было одно лишь счастье.
Глаза Мэри затуманились слезами. Ответив доброй женщине вымученной улыбкой, она быстро вышла.
Глава 7
Когда Мэри вернулась домой, там ее ждала только что полученная телеграмма:
«Возвращаюсь завтра. Эдгар».
В саду было несколько террас, располагавшихся на склоне холма на разной высоте. У Мэри имелся там любимый уголок — длинная и узкая лужайка, слегка — напоминавшая аллею для игры в шары. Вокруг росли подстриженные кипарисы, с одного края образовывавшие арку, за которой открывался вид — не на Флоренцию, нет, а на заросший оливами холм с деревенькой на вершине, где выделялись красные крыши старых домов и колокольня местной церквушки. Место было прохладное и уединенное; Мэри усаживалась обычно в глубокое кресло, и душа ее обретала здесь покой. Так молодая женщина сделала и сейчас. Какое облегчение — не видеть людей и не играть перед ними никаких ролей! Она теперь могла всецело предаться своим тревожным мыслям. Через некоторое время Нина принесла ей чашку чая. Мэри сказала служанке, что ожидает Роули.
— Когда он придет, принеси виски, лед и сифон с содовой.
— Хорошо, синьора.
Нина была молода и любила поболтать. В тот день до нее дошли кое-какие новости, и ей захотелось поделиться ими с хозяйкой. Агата, кухарка, узнала их в близлежащей деревушке, где у нее был свой дом. Кто-то из ее родственников сдавал комнату одному из беженцев, заполонивших в последнее время всю Италию, а теперь вот он сбежал, не заплатив ни за комнату, ни за еду. Хозяева же были людьми бедными и не могли позволить себе лишиться этих денег. У беженца не было ничего, кроме одежды, которую он носил; за оставленные им вещи нельзя было выручить и пяти лир. Он задолжал хозяевам за три недели. Они его жалели — он был таким simpatico.[10] Но нехорошо с его стороны было так вот исчезать; дурной это поступок. Для них же это урок — если делаешь людям добро, никогда не жди за это воздаяния.
— А куда делся этот беженец? — спросила Мэри.
— Вчера вечером он отправился играть на скрипке в ресторан Пеппино. Кстати, вы ведь там вчера обедали. Перед уходом он сказал Ассунте, что заплатит ей, когда вернется. Но он не вернулся вовсе. Она сегодня зашла в ресторан, но там ей заявили, что ничего об этом человеке не знают. Его игра там не понравилась, и ему сказали, что в его услугах больше не нуждаются. У него были с собой кое-какие деньги. Понимаете, он взял свою долю с тарелки, а одна дама положила туда целую сотню лир, так что…
Мэри прервала ее на полуслове — ей невмоготу было больше об этом слышать.
— Спроси Ассунту, сколько этот человек ей задолжал. Я… Мне не по нутру, что она осталась внакладе из-за того, что отнеслась к кому-то по-доброму. Я возмещу ей убытки.
— О, синьора, вы очень выручите этих людей. Понимаете, оба сына в этой семье отбывают сейчас воинскую повинность и ничем не могут ей помочь — в армии ведь служат не по своей воле. Беженца этого они кормили, а еда в наши дни дорога. Именно нам, беднякам, приходится расплачиваться за то, что нашу Италию хотят сделать великой державой.
— Ну ладно, ладно. Можешь идти.
Второй раз за этот день Мэри пришлось выслушивать разговоры о Карле. Ее охватил суеверный страх. Казалось, этот несчастный юноша, никому не нужный при жизни, после смерти каким-то сверхъестественным образом приковывал к себе внимание людей. Мэри вспомнила слова княгини. Та сказала, что хочет что-нибудь для него сделать — он ведь потерял из-за нее работу. Эта дама слов на ветер не бросала и явно собиралась его разыскать; она так настойчиво проводила в жизнь свои замыслы, что если бы узнала, что он исчез, то перевернула бы вверх дном всю страну, чтобы узнать, что с ним сталось.
«Надо отсюда удирать, — подумала Мэри. — Мне страшно».
Хоть бы только пришел Роули! В эту минуту он казался ей единственной ее опорой. Полученная от Эдгара телеграмма лежала в ее сумочке. Молодая женщина достала ее и еще раз перечитала. Да, вот как можно спастись! Она глубоко задумалась.
Но вот она услышала, как кто-то назвал ее по имени:
— Мэри!
Это был Роули. Показавшись на другом конце узкой, как аллея, лужайки, он шел к молодой женщине, чуть сутулясь, засунув руки в карманы. Походка его казалась неуклюжей, но тем не менее неким странным образом вселила в сердце Мэри надежду. Вид у Роули был совершенно невозмутимый.
— Нина сказала, что я смогу застать вас здесь. Она идет следом и несет нам кое-что выпить, а мне этого до ужаса хочется. Вспотеешь, черт возьми, пока взберешься на этот ваш холм. — Он испытующе взглянул на Мэри. — Что с вами такое? Не слишком-то вы хорошо выглядите.
— Потом скажу. Когда Нина уйдет.
Роули присел и закурил сигарету. Подошла Нина, и он стал весело ее поддразнивать.
— Ну что, Нина, как вы смотрите на то, что каждая женщина, по словам дуче, обязана рожать детей ради вящего процветания своей державы? Сдается мне, вы явно уклоняетесь от выполнения своего патриотического долга.
— Mamma mia, сейчас такие времена настали, что самой-то трудно прокормиться. Что бы я делала, если бы у меня было полдюжины голодных младенцев?
Когда служанка ушла, Роули повернулся к Мэри.
— Так в чем же дело?
Она рассказала ему, как за завтраком княгиня говорила о Карле, а после этого — о том, что сообщила ей Нина. Роули внимательно ее выслушал.
— Но, дорогая моя, вам ведь совершенно не о чем беспокоиться. Все это от расстроенных нервов. Он думал, что нашел постоянную работу, но его вытурили; к тому же он задолжал хозяйке — обещал расплатиться, но не смог добыть денег. Ну, предположим, его найдут. Очевидно будет, что он покончил с собой, да и мотивов для этого хоть отбавляй.
Все это звучало весьма убедительно. Мэри вздохнула и улыбнулась.
— Похоже, вы правы. Действительно, нервы у меня шалят. Что бы я без вас делала, Роули?
— Трудно себе представить, — усмехнулся он.
— Если бы нас изловили прошлой ночью, чем бы это для нас кончилось?
— Запахло бы жареным, моя дорогая.
