Эдвард Бульвер-Литтон - Кенелм Чиллингли, его приключения и взгляды на жизнь
— Как вам не стыдно! Что вы делаете с бедным мальчиком? Отпустите, его!
— Какого черта ты вмешиваешься? — закричал с пеной у рта толстяк, сверкая глазами. — Уж не ты ли этот негодяй? Да, конечно, тот самый. Ну, задам же я вам, молокососы!
Все еще держа мальчика одной рукой, толстый мужчина другой нанес Кенелму такой удар, от которого его лицо не пострадало только благодаря основательному знакомству с приемами бокса и природному проворству молодого человека. Но и толстяку пришлось плохо. Удар был ловко отражен, а затем Кенелм отплатил за него на корнуоллский лад быстрым движением правой ноги, и — procumbit humi bos [37][38] — его противник плашмя грохнулся на землю.
Обретя таким образом свободу, мальчик схватил Кенелма за руку и потащил по полю, не переставая кричать:
— Уйдем, уйдем, пока он не встал! Спасите меня! Спасите!
Прежде чем Кенелм успел опомниться от удивления, мальчик дотащил его до ворот, прыгнул в тележку и закричал:
— Садитесь, садитесь! Я править не умею. Садитесь! Да скорей, скорей!
— Но… — начал было Кенелм. — Садитесь, или я сойду с ума!
Кенелм повиновался; мальчик отдал ему поводья, а сам схватил бич и хлестнул лошадку. Та помчалась изо всех сил.
— Стой! Стой! Стой, вор!.. Мошенник!.. Эй! Воры! Воры! Воры! Стой! кричал позади толстяк.
Кенелм невольно повернул голову и на секунду увидел своего соперника, который взгромоздился на ворота и отчаянно размахивал руками. Потом опять взвился хлыст, лошадь помчалась бешеным галопом, тележка затряслась, накреняясь и подскакивая, и не раньше, чем они проехали милю, Кенелму удалось завладеть хлыстом и настолько успокоить лошадь, что она пошла умеренной рысью.
— Молодой человек, — сказал Кенелм, — может быть, вы будете так добры и объясните мне, в чем дело.
— После! Поедемте скорее, пожалуйста! Я вам хорошо заплачу, щедро заплачу.
— Я знаю, что в практической жизни услуга и плата всегда идут рядом, серьезно сказал Кенелм, — но мы отложим вопрос о плате, пока ты мне не скажешь, в чем, собственно, должна заключаться услуга. Прежде всего, объясни, куда я должен тебя везти. Мы подъезжаем к месту, где расходятся три дороги. По которой ехать?
— О, я не знаю! Вот верстовой столб. Я хочу ехать в… Но это секрет. Вы меня не выдадите? Обещайте, поклянитесь!
— Я клянусь, только когда разъярен, что, к сожалению, бывает очень редко. И я ничего не обещаю, пока не узнаю, что я должен обещать. Не стану я также возить убежавших мальчишек в чужих экипажах, если не узнаю толком, что везу их в надежное место, где их встретят папа с мамой.
— У меня нет ни папы, ни мамы, — печально сказал мальчик, и губы его задрожали.
— Бедный мальчик! Верно, этот грубый скот — твой школьный учитель, и ты удираешь домой от порки?
Мальчик расхохотался; его милый серебристый смех весело отозвался в ушах Кенелма Чиллингли.
— Нет, он меня не высечет, и он не школьный учитель, он хуже…
— Возможно ли? Кто же он такой?
— Дядя.
— Гм! Жестокость дядей вошла в поговорку, по крайней мере так было в классические времена; взять хотя бы Ричарда III[39] — единственного образованного человека во всем своем роде.
— Классические времена, Ричард III… — проговорил пораженный мальчик и внимательно посмотрел на задумавшегося, возницу. — Кто вы? Вы говорите как джентльмен.
— Прошу прощения. Постараюсь больше так не говорить.
"Итак, — подумал Кенелм, — это становится забавным. Какое удовольствие влезть в чужую шкуру, да еще в чужую тележку!"
— Вот мы и доехали до столба, — сказал он. — Если ты убежал от дяди, то пора сообщить мне, куда же ты направляешься.
Мальчик высунулся из тележки и, посмотрев на придорожный столб, весело захлопал в ладоши.
— Прекрасно, я так и думал!.. "До Тор-Хэдема восемнадцать миль". Эта дорога — в Тор-Хэдем.
— Неужели ты думаешь, что я повезу тебя восемнадцать миль?
— Надеюсь.
— К кому же ты едешь?
— Я вам сейчас скажу, но поезжайте, пожалуйста, поезжайте! Я не умею править лошадью и никогда не правил, а то бы я вас не просил. Пожалуйста, не бросайте меня! Если вы джентльмен, вы так не поступите, а если вы не джентльмен, у меня в кошельке лежат десять фунтов, и вы их получите, как только я благополучно приеду в Тор-Хэдем. Не мешкайте, дело идет о моей жизни!
Мальчик снова начал всхлипывать. Кенелм повернул лошадку к Тор-Хэдему, и мальчик сразу успокоился.
— Вы добрый, милый человек, — сказал мальчик, вытирая глаза. — Но из-за меня вы делаете большой крюк!
— У меня нет никаких особых дел; мне все равно, ехать в Тор-Хэдем, где я никогда не был, или в любое другое место. Я просто брожу по белу свету.
— У вас тоже нет ни папы, ни мамы? Вы ведь ненамного старше меня.
— Молодой человек, — сказал Кенелм, — я взрослый, а вам, кажется, около четырнадцати лет.
— Как это забавно! — воскликнул мальчик. — Не правда ли, как это забавно?
— Нисколько не будет забавно, если меня присудят к каторжным работам за кражу тележки у твоего дяди и десяти фунтов у его маленького племянника. Кстати, твой вспыльчивый родственник, должно быть, имел в виду кого-то другого, когда пытался сбить меня с ног. Он спросил: "Уж не ты ли этот негодяй?" Скажи же, кто этот негодяй? Он, очевидно, пользуется твоим доверием.
— Негодяй? Это самый благородный, самый великодушный… Но о нем будет речь потом, я вас представлю, когда мы приедем в Тор-Хэдем. Подхлестните лошадку, она едва тащится!
— Мы поднимаемся в гору — добрый человек должен щадить скотину.
Ни ловкость, ни красноречие не помогли Кенелму добиться от юного спутника более подробных объяснений, и по мере приближения к цели путешествия оба вовсе замолкли. Кенелм серьезно задумался над тем, что опыт первого же дня "реальной жизни" в чужой шкуре подверг некоторой опасности его собственную.
Он сбил с ног почтенного и, очевидно, зажиточного человека, увез его племянника и самовольно распорядился имуществом этого человека, то есть его тележкой и лошадью. Всему этому Кенелм, конечно, сможет дать вполне удовлетворительное объяснение, когда предстанет перед мировым судьей, но каким образом это сделать? Снова влезть в свою обычную шкуру и признать, что он — Кенелм Чиллингли, университетский медалист, наследник благородного имени и десяти тысяч годового дохода? Но тогда какой скандал! А он не терпел скандалов. Станут говорить, что он влип. А он само слово «влипнуть» считал вульгарным и недостойным благородного английского языка. Ему пришлось бы объяснить, зачем он переоделся в такое платье, в каком ни одного старшего сына баронета — даже будь этот баронет из самых захудалых дворян, которого первому министру вздумалось рекомендовать королеве для пожалования ему звания выше мистера — никто никогда не видывал, разве только в том случае, если он бежал на золотые прииски. Мог ли наследник Чиллингли, знатного рода, герб которого — три рыбы на лазурном поле — относился к самому раннему периоду английской геральдики в царствование Эдуарда III[40], — мог ли он оказаться в таком щекотливом положении, не опозорив тем самым холодную и древнюю кровь "трех рыб"?
А потом лично для Кенелма, независимо от "трех рыб", какое унижение! Он отказался от того вступления в действительную жизнь, которое готовил ему отец, и упрямо выбрал себе иной путь, взяв всю ответственность на себя. И вот в тот же день в какую глупую историю он попадает! Чем оправдать свое поведение? Дрянной мальчишка, то рыдавший, то смеявшийся, и вместе с тем такой хитрый, что сумел обвести Кенелма Чиллингли вокруг пальца, заставил его, человека, который воображал себя гораздо умнее своих родителей, человека, получившего почетные отличия в университете, человека с самым серьезным характером, человека с таким критическим складом ума, что ни в искусстве, ни в природе не было закона, в котором он не нашел бы ни сучка, ни задоринки, — впутаться в историю, о которой было не слишком приятно размышлять.
Сам мальчик, когда Кенелм время от времени поглядывал на него, начинал казаться ему каким-то чертенком. Иногда он громко смеялся, иногда тихонько плакал, иногда замолкал, казалось, погружаясь в думы. Дважды, когда они приближались к Тор-Хэдему, Кенелм слегка толкал мальчика локтем, говоря:
— Мой милый, я должен поговорить с тобой.
И дважды мальчик, отстраняясь, задумчиво отвечал:
— Тише! Я думаю.
Так, совсем загнав бедную лошадку, они въехали в Тор-Хэдем.
ГЛАВА III
— Теперь, юный сэр, — спокойным, но решительным тоном сказал Кенелм, мы в городе, куда я должен был вас отвезти. И пришло время нам с вами проститься.
— Нет, нет, побудьте, со мною еще немного. Мне становится страшно — я так одинок.
