Анри де Ренье - Амфисбена
Да, Жером, для женщины, для жены недостаточно, чтобы ей оказывали внимание, нужно быть к ней внимательным. Под этим я разумею, что нужно стараться день за днем, час за часом понять ее, отдать себе отчет в изменениях ее характера, ее темперамента. Нужно подробно наблюдать ее и дать ей почувствовать, что она окружена бдительной атмосферой. К этому впечатлению, что вы поняты, окружены душевными заботами, имеете поддержку, женщины очень чувствительны. Это дает им драгоценную помощь, чувство благополучия и надежности. Они чувствуют себя в общении с тем, кто их любит. Таким образом между любовниками, между супругами создается тысяча тонких, неразрываемых связей, которые укрепляют их союз и защищают их, как сеть с частыми петлями.
Вот этой-то бдительности, этого внимательного и наблюдающего ясновиденья у Вас, дорогой Жером, и не хватало по отношению ко мне. Этого Вам недоставало, и я, не признаваясь Вам, страдала от этого. Всякая женщина на моем месте страдала бы так же, так что не смотрите на эту требовательность как на особенности моей природы. От этого наши жизни, несмотря на всю видимость счастливого союза, взаимно разобщались и мало-помалу разошлись. Не отдавая себе точного отчета, мы довольно быстро дошли до того, что перестали интересоваться друг другом; я имею в виду чувства и страсти. Мы оставались соединенными видимыми связями, но без действительной прочности. Связи эти должны были уступить усилиям, вызванным жизнью. В сущности, мы одинаково желали получить обратно нашу свободу, и тот, и другой. Получилось такое впечатление, что я предупредила Вас в этом желании сызнова начать жизнь, но оно было у обоих одновременно. Мы думали, что сплелись наши корни, меж тем как просто-напросто наши ветви касались друг друга. Пришел момент, когда обоюдным усилием мы освободились. Явление было неизбежно, и мы не могли его избежать. К счастью, кризис не носил в себе ничего трагического. Оба мы его перенесли весьма благополучно.
Я не хочу сказать, что бы мы не любили друг друга. Что касается до меня, то Вам известно чувство, которое я испытывала по отношению к Вам. Его можно назвать любовью, если не довольно для него названия помеси симпатии, уважения, дружбы и чего-то еще. Я знаю, что все это не составляет любви такой, как ее определяют романисты, но такою ее чувствуют многие порядочные люди, довольствующиеся ею за неимением лучшего. Что касается до Вас, я не сомневаюсь, что по-своему и Вы меня любили. Вы удостоили меня неистового желания, настолько неистового, что оно даже, хотя бы на время, заставило Вас забыть о других интересах. Я думала об этом в приемной святой Доротеи, когда посещала свою тетушку де Брежэн. Ожидая, пока она не вышла, я вспомнила, как Вы вошли в эту же приемную пять лет тому назад. Вы пришли, чтобы исполнить скучную обязанность. Вдруг случайно Вы взглянули в угол, где находилась я. Там была скромная воспитанница в плохом форменном платье, но под этим плохо скроенным платьем Вы угадали стройное тело, в этой воспитаннице Вы увидели девушку; в этой девушке – женщину, и внезапно Вы ощутили сильное желание, чтобы эти глаза на Вас взглянули, эти руки к Вам прикоснулись, этот рот позвал Вас. Потом обладание этим существом, еще сейчас Вам незнакомым, показалось Вам необходимым, и внезапно Вы решились на все, чтобы удовлетворить это желание.
Да, дорогой Жером, на Вас, такого рассудительного, такого серьезного, нашел Ваш час любовного безумия. Вы стали похожи на тех калифорнийских искателей золота из героических времен Брет-Гарта, которые с пистолетом или ножом в руках оспаривали друг у друга золотоносную жилу, предмет их вожделений. Вы похожи были на американских охотников, что умыкают дочь начальника на своих быстрых мустангах. К счастью, скромная особа, о которой идет речь, не требовала таких усилий. Она была вполне доступна и только того и ждала, чтобы последовать за Вами. К тому же она отлично понимала, что Вы испытываете. Это чисто калифорнийское бешенство ей льстило. Вдобавок стесненность моего материального положения располагала меня принять Ваше предложение. Но последнего соображения недостаточно было бы для моего решения. Вы нравились мне, Жером, и я позволила себя уговорить!
Так Вы увезли на край света скромную воспитанницу, к большому удивлению добрых сестриц святой Доротеи. Самое любопытное в нашем приключении это то, что, удовлетворив Ваше желание, Вы продолжали любить меня или, скорее, воспоминание о сильном волнении, которое я заставила Вас пережить. Вы были счастливы, и так как я не казалась несчастной, то всё Вы сочли превосходным в этом превосходнейшем из миров. Я сделалась для Вас приятной привычкой, женщиной, которую Вы с удовольствием находили у себя дома каждый вечер, возвращаясь после занятий. Потеряв для Вас притягательную силу первых месяцев нашего супружества, я продолжала представлять для Вас ценное развлечение, но Вам и в голову не пришло заниматься мною, в глубоком значении этого слова. Да, Вы оказывали мне деликатные знаки внимания, но не оказывали той бдительной внимательности, о которой я только что Вам говорила. В Вас никогда не пробуждалось любопытства к переменам, которые могли со мной произойти. А между тем я изменилась помимо Вас, потому что все меняется, и в этом жизнь. Вот почему, Жером, видя, что я Вам больше не нужна, я мало-помалу взяла себя обратно. Вы оставались все с той же Лаурой де Лерэн, на которую Вы обратили внимание в приемной монастыря. Вы не замечали, что она превратилась совершенно в другое существо. Это последнее, казалось, не имело к Вам никогда отношения и было Вам чуждым. Вас не интересовало его присутствие, не беспокоили его стремления, мечты, нужды. В комедии нашей жизни Вы играли роль не "безразличного", но "невнимательного".
Такова была история наших чувств, дорогой Жером. Если я пишу о ней, это вовсе не значит, что я жалуюсь. То, что произошло, должно было произойти. Вы плохо угадали мое стремление к независимости и свободе! Но оставим это. Особенно не думайте, что объяснения мои имеют целью установить какое-то мое превосходство над Вами в силу моего ясновиденья. Никоим образом; все, что я говорю, я говорю только для того, чтобы предупредить Вас о возможной опасности. Ваша Алисия очаровательная сожительница, но не повторяйте с ней ошибки, которую Вы сделали со мною. Она тоже изменится; характер ее будет видоизменяться. Женщины наименее устойчивые из всех существ. Тщательно наблюдайте за Алисией. Не оставляйте ее изменяться без Вашего участия, не то она ускользнет от Вас. Будьте внимательны, Жером. Советую Вам это как друг… Не смотрите на это как на сожаление, но лишь как на простое выражение участия к прочности Вашего счастья.
Для окончания этого письма мне хочется Вам повторить то, что я Вам уже писала. Я очень довольно моим новым существованием. Жизнь, какую я веду в Париже, прелестна, и я могу ее посоветовать всем, кто имеет склонность к независимости и одиночеству. Нигде, как в Париже, нельзя до такой степени удовлетворить эти вкусы, и между тем я сама собираюсь нарушить эти условия. Не смейтесь над этими противоречиями – они свойственны женщинам. Да, я собираюсь покинуть мой дорогой маленький отель "Манфред", где я засела с приезда из Герэ и где сделалась старожилкой, не по возрасту, слава Богу, но по продолжительности моего пребывания в нем. С завтрашнего дня я серьезно пускаюсь отыскивать себе квартиру и решаюсь начать культурную жизнь, потому что до сих пор я жила в Париже, как дикарка. Вот почему для того, чтобы подготовить себе положение в обществе, я храбро решила обойти с визитами несколько старинных подруг моей матери, которые еще остались, причем иные из них проявляют даже кое-какой интерес к моей участи. Это – формальность скучная, но совершенно необходимая, потому что репутация наша зависит от старых дам. К счастью, скука этих посещений до некоторой степени искупится комическим зрелищем, которое они, наверное, представят мне. Я опишу Вам, как меня примут эти Парки. Это позабавит Вас, и Алисию также. Я живо себе представляю, как она пожмет своими красивыми плечами и несколько раз воскликнет со своим благоразумным и положительным видом: "Эти француженки какие-то сумасшедшие!"
Для большинства случаев она права, но совсем не права, если это относится ко мне. Мои намерения, наоборот, весьма благоразумны. Решив жить в Париже, я собираюсь бывать в лучшем обществе. Для этого я должна вести безукоризненный образ жизни, не дающий повод ни к каким неблагоприятным сплетням. Я знаю, что положение мое немного двусмысленное, но можно же, черт возьми, не иметь мужа и не быть из-за этого женщиной легкого поведения! Одинаково возможно и обратное. Например, добрейшая Мадлена де Жерсенвиль. Я еще не видалась с нею. Из Герэ она поехала прокатиться в Монте-Карло. К тому же, как я Вам уже говорила, я собираюсь видеться с нею очень осторожно и не слишком часто показываться в ее чересчур свободном обществе. До свиданья, дорогой Жером. Дружеский привет Алисии. Любящий Ваш друг
