Шолом Алейхем - Менахем-Мендл
Во-первых, уведомляю тебя, что я, благодарение богу, пребываю в полном здравии и благополучии. Дай бог и в дальнейшем иметь друг о друге только радостные и утешительные вести. Аминь!
А во-вторых, да будет тебе известно, что у меня уже имений свыше чем на миллион! Есть у меня имения на редкость — таких никогда и не увидишь! Ты, пожалуй, спросишь, откуда у меня столько добра? А вот послушай:
Когда я вышел на биржу со своим компаньоном из Каменца и объявил, что продаю имения, ко мне со всех сторон посыпались маклеры, у которых тоже есть имения для продажи, и мы сделали дело, а именно: мы поменялись имениями, то есть мы им дали описи наших имений, а они дали нам описи своих. Так что одно из двух: если мы сделаем их имения, то мы наверное заработаем; если же они сделают наши имения, то мы опять-таки заработаем. Так или иначе — мы ничего не теряем! Словом, я втерся в компанию маклеров и сам стал, с божьей помощью, не из последних, сижу уже у Семадени наравне со всеми за белым мраморным столиком, как в Одессе, и пью кофе со сдобными булочками. Такой уж здесь обычай, — не то подходит человек и выгоняет вон. Тут, у Семадени, и есть самая биржа. Сюда собираются маклеры со всех концов света. Здесь всегда крик, шум, гам, как — не в пример будь сказано, — в синагоге: все говорят, смеются, размахивают руками. Иной раз ссорятся, спорят, затем судятся, потому что при дележе куртажа вечно возникают недоразумения и претензии; без суда посторонних лиц, без проклятий, кукишей и оплеух никогда ни у кого — в том числе и у меня — не обходится. Но так как я занят и не имею времени, то пишу тебе кратко. Даст бог, в следующем письме напишу обо всем подробно. Пока дай бог здоровья и удачи. Сердечный привет деткам, тестю, и теще, и каждому в отдельности.
Твой супруг Менахем-Мендл.
Главное забыл! Есть у меня в Волынской губернии имение с дворцом. Во дворце этом шестьдесят шесть комнат, потолки и полы в них не более и не менее — сплошь из зеркального стекла, есть и сад, который называется «анджиреей». В этом саду и летом и зимой растут лимоны и апельсины. Затем лошади там, кареты — загляденье! И все это продается за бесценок! Послал бы мне господь бог хорошего покупателя, — кто бы тогда сравнялся со мной? Беда только в том, что маклеры имений в большинстве случаев на язык слабоваты, то есть не прочь иной раз преувеличить… Но что поделаешь? Ради заработка и привирать приходится.
Тот же.
XII
Моему почтенному, дорогому, именитому, мудрому и просвещенному супругу Менахем-Мендлу, да сияет светоч его!
Во-первых, сообщаю тебе, что мы все, слава богу, вполне здоровы. Дай бог и от тебя получать такие же вести в дальнейшем.
А во-вторых, пишу я тебе, что я уже кровью харкаю от твоих веселых писем! Стыд и срам показать кому-либо, что ты пишешь. Как моя мама говорит: «Самая страшная боль — та, которую не выскажешь!» Что это за работа, спрашиваю я тебя, сидеть по целым дням у Симе-Дины (кто она такая, ко всем чертям? Была у нас когда-то Симе-Дина — лекариха, но ее уже давно на свете нет!) и распивать кофе с булочками в будень день? Подумаешь, нашел чему радоваться: у него есть для продажи имения с шестьюдесятью шестью комнатами — шестьдесят шесть волдырей на языки моим врагам! И правда-таки, что ему делается там в Егупце оттого, что я здесь дни и ночи вожусь с его детьми? Вот вчера только Лееня дай ей бог здоровья — подралась с Мойше-Гершелем и угодила ему вилкой в лицо. Хорошо еще, что не в глаз! Но что тебе мои слова — в одно ухо вошло, в другое вышло… Ведь это же прямо неслыханно! Пишу, пишу, разрываюсь на части, а он сидит себе, как проклятый, в Егупце, пьет кофе и любуется драками маклеров на бирже! Хоть бы господь бог кого-нибудь надоумил отдубасить тебя по заслугам! Может быть, ты бы тогда поумнел, как желает тебе счастья и всего хорошего
твоя истинно преданная жена Шейне-Шейндл.
Можешь гордиться, Мендл, своими аристократами, погибель на них! Послушал бы ты, что творится у нас в городе с нашими двумя молодыми докторами доктором Кубебе и доктором Лакриц. Дерутся, как кошки. Доктор Кубебе надумал и подал жалобу на доктора Лакрица, будто он отравил ребенка. Тогда Лакриц, недолго думая, сообщил, что Кубебе вместе с агентом Файвлом застраховали покойника в обществе «Якорь». Тогда Кубебе донес, будто доктор Лакриц… Впрочем, пускай они оба скапутятся вместо меня, и моей семьи, и всех моих родных, и всего нашего народа!
XIII
Моей дорогой, благочестивой и благоразумной супруге Шейне-Шейндл, да здравствует она со всеми домочадцами!
Во-первых, уведомляю тебя, что я, благодарение богу, пребываю в полном здравии и благополучии. Дай бог и в дальнейшем иметь друг о друге только радостные и утешительные вести. Аминь!
А во-вторых, да будет тебе известно, что я сейчас торгую исключительно лесом, потому что имение без леса, что дом без трубы! Самая изюминка всякого имения — это лес. Торговля лесом многих осчастливила, миллионерами сделала. Ты, пожалуй, спросишь, откуда у меня взялся лес? А вот послушай, как бог направляет человека. Когда я занялся имениями и стал водиться с маклерами, я как раз наскочил на одного из крупных. Он меня и спрашивает:
— Что у вас за товар? А ну-ка, покажите!
Достаю свою пачку описей — имений там на миллион семьсот тысяч — и выкладываю.
— Извините меня, — говорит он, — я должен вам сказать, что имения ваши и трех понюшек табаку не стоят.
— Как так? Почему?
— А потому, — отвечает он, — что все ваши имения — голые! Небо и земля, еще раз небо и земля и опять-таки небо и земля! А где же лес? Что толку от имения, когда в нем леса нет? Чего же вы молчите? Лес давайте мне, лес!
Словом, пришлось промолчать: мне перед самим собой стыдно было за то, что я ношусь с ничего не стоящим товаром!
— Если так, — говорю, — дайте вы мне хорошее имение с лесом. У меня покупатель найдется.
— О! — отвечает он, — с большим удовольствием, У меня, — говорит, — есть для вас лес, в который человеческая нога не ступала. Там имеются деревья, стоящие от сотворения мира, дубы до облаков, кедры ливанские. С одной стороны — железная дорога, с другой стороны — река. И где, вы думаете, протекает река? Вот лес, а вот и река: хвать по дереву — бултых в воду!
Услыхав такие речи, я тут же пошел поразнюхать насчет покупателя, и господь мне помог — наскочил на нужного человека. Узнал, конечно, через маклера, а этот маклер — через другого. Но это ничего не значит, только бы дело выгорело — хватит на всех. Пришел я к покупателю и предлагаю: так, мол, и так, лес стоит от сотворения мира, с одной стороны — железная дорога, с другой — река: хвать по дереву — бултых в воду! Конечно, ему это дело понравилось. Взял он меня на цугундер, стал расспрашивать как лес называется, где он находится, какие в нем растут деревья, скольких они аршин от земли, высота, ширина, от какого места начинаются ветви, какая на них кора, как расположены слои внутри дерева, как туда проехать, какова дорога, снежная ли в тех местах зима?.. Словом, засыпал меня вопросами и не дал слова сказать в ответ. Наконец он обращается ко мне:
— К чему нам пустые разговоры? Принесите опись леса, тогда потолкуем.
— На что вам, — отвечаю, — опись? Давайте-ка я лучше слетаю на одной ноге и приведу к вам самого хозяина леса, — ведь это же лучше тысячи описей!
В общем, сбегал, поймал и привел прямо к покупателю в номер. Увидели друг дружку лесовладелец и покупатель, да как расхохочутся, я думал с обоими тут же удар случится.
— Вот это и есть ваш лесовладелец? — спрашивает покупатель.
— Вот это и есть ваш покупатель? — спрашивает лесовладелец.
В это время открылась дверь, вошли еще двое и все вместе, без дальних слов, уселись за стол, достали карты и затеяли вчетвером партию в «очко». А дело отложили на завтра. Но так как я занят и не имею времени, то пишу тебе кратко. Даст бог, в следующем письме напишу обо всем подробно. Пока дай бог здоровья и удачи. Сердечный привет тестю, теще, деткам и каждому в отдельности.
Твой супруг Менахем-Мендл.
XIV
Моему почтенному, дорогому, именитому, мудрому и просвещенному супругу Менахем-Мендлу, да сияет светоч его!
Во-первых, сообщаю тебе, что мы все, слава богу, вполне здоровы. Дай бог и от тебя получать такие же вести в дальнейшем.
А во-вторых, пишу я тебе, что мне уже жизнь не мила. Как моя мама говорит: «Нежели так ехать, лучше пешком ходить…» Могу себе представить, — горе мое горькое! — кто такие твои купцы: к ним приходят говорить о лесе, которому и цены нет, а они, бросив все дела, садятся на всю ночь играть в «очко», чтоб у них в голове так окало, как окает у меня в груди, когда начинает донимать проклятущий кашель! Горе, горе! До чего я дожила! Мой муж, который не знал, как выглядят карты, теперь говорит о картах! Не хватало еще, Мендл, чтобы и ты на старости лет картежником сделался! Новое несчастье — леса! Что у тебя общего с лесом? Ты видел хотя бы когда-нибудь, как дерево растет? Недаром мама говорит: «Где уж раввину свиньями торговать?!» Боюсь, что от твоих лесов будет не больше толку, чем от всех твоих золотых дел, как желает тебе счастья и всего хорошего
