Юлия Жадовская - ОТСТАЛАЯ
- Я сама в себе не властна! - прошептала она про себя. - Мне кто-то говорил, что это так бывает, да я не верила. А вот сама…
- Может быть, я не в пору, некстати? - послышался уже наяву голос Арбатова, остановившегося в нерешимости посередине комнаты. - Мне сказали, вы дома; я зашел без спросу. Вы извините?
Маша встрепенулась, но не вдруг могла говорить. Сердце у нее забилось до боли, почти до дурноты. Арбатов сделал вид, что ничего не замечает.
- А мы с вами давно не видались, Марья Петровна, - сказал он. - Я вчера заходил утром, вас не было.
- Вы так скоро ушли.
- Мне сказали, что вы нездоровы и не выйдете. Ну, как теперь вы себя чувствуете, лучше? прошло?
- Прошло, - сказала она.
- Прошло! - повторил он с улыбкой. - Все проходит в жизни… Иногда и хорошо, что проходит.
- Нет, не все, - отвечала она.
- Это так только кажется. Не беспокою ли я вас? Прогоните меня, пожалуйста.
- Вам этого хочется? вам скучно со мной?
- Вот еще что придумали! - сказал он с дружеской, нежной фамильярностью. - Не грех вам? Мне так редко удается поговорить с вами без помехи.
- За мной скоро пришлют из деревни, я думаю.
- Как! - произнес он с испугом. - Но… вы позволите приехать к вам в деревню?
- Ваша усадьба так близко от нас, всего в двух верстах.
- Какая усадьба?
- Голубково.
- Неужели? это чудесно! А, впрочем, зачем? не лучше ли не ехать? Как вы думаете?
Он сел с ней рядом.
- Что пользы? - продолжал он вкрадчиво. - Пожалуй, Налетов и прав: или все, или ничего!
Он будто нечаянно, между прочим, взял ее руку и придвинулся ближе.
- Вы позабудете меня? - сказал он тихо и страстно, как бы невольно склоняя голову на ее плечо.
Она с минуту оставалась неподвижна, точно очарованная; потом сама склонилась лицом к его лицу и проговорила чуть слышно:
- Приезжай! Неужели столько счастья… Приезжай, если любишь!
И она не отклонялась от руки, охватившей ее талию; и когда на щечке ее загорелся первый поцелуй любимого, она чувствовала, что целый ряд туманных, однообразных дней без надежд и счастья не стоит одной минуты… Яркий луч прошел по темной тропе ее существования… Пусть он скоро погаснет, что за дело! но он осветил путь, и ей уже не так страшно идти вперед.
- Вот, кажется, и Ненила Павловна возвратилась, - сказала Маша, опомнившись и овладев собой. - Итак, до свидания! - прибавила она с улыбкой любви и счастья и пошла встречать Ненилу Павловну.
- Нет, это не Ненила Павловна, а я к вашим услугам, - сказал Налетов, сталкиваясь с Машей в дверях.
- А, Никанор Васильич! - сказала она радушно, протягивая ему руку.
- Арбатов здесь? Ну, Марья Петровна! то-то, я думаю, вы зарассуждались с ним о любви под сумерки в поэтическом полусвете… Я думаю, он перечитал все страстные стихотворения, начиная с Державина и до нынешних. А я, как тут, явился. Не в пору гость хуже татарина, говорят.
- Вот уж правда! - подумал Арбатов. - Вот и не угадал, - сказал он вслух, - мы стихов совсем не читали…
- А, тем лучше… Я вам принес Белинского, Марья Петровна. В особенности рекомендую вам, как женщине, одну статью о Пушкине, где критик рассуждает о любви и браке.
- Это там, где он говорит, что брак есть гроб любви и поэзии жизни? - спросил Арбатов.
- Да, кажется, - отвечал Налетов, - но это не главное, а главное - почему так бывает и должно ли так быть… Вот уж это, кажется, настоящая Ненила Павловна воротилась, -прибавил он.
Ненила Павловна точно воротилась и очень обрадовалась, что нашла у себя гостей, которые остались на весь вечер.
- Так вот она, любовь!.. - думала Маша, раздеваясь и ложась в постель.
Мысли ее путались, она будто грезила наяву… а вот опять чей-то бледный, знакомый образ пронесся перед ней; чей-то голос и упрек заставил болезненно сжаться ее сердце и внес отраву в ее новорожденное счастье, влил тоску в ее первую, светлую радость.
- О, на моей душе грех, большой грех!.. - проговорила она почти впросонках.
____________________
- Право, mon ange*, мне это очень досадно, что ты у меня похудела и побледнела. Что скажет мамаша? Мне хотелось бы, чтоб ты у меня цвела как роза, - говорила Ненила Павловна Маше, снимая шляпку и отряхивая с нее пыль. Она только что воротилась с загородной прогулки. - А как ты стала интересна, Маша, - чудо! Анна Федоровна не узнает тебя. Это платьице так мило, так идет к тебе. Ты уж, дружок, не скучаешь ли у меня?
____________________
* mon ange - мой ангел (пер. с фр.)
- О нет, напротив; мне так приятно у вас, так хорошо! - отвечала Маша. - Я переживаю лучшие дни моей жизни…
- Ты так грустно это говоришь… Машечка, ангел мой! - продолжала Ненила Павловна, лаская девушку, - скажи по правде, ты неравнодушна к Арбатову? Заговорило сердечко? О, плутовка! вижу, все вижу! И краснеет, и бледнеет. Не бойся, душа моя, я не строгий судья - я очень понимаю порывы молодого сердца. Сама была молода, сама любила. Ах, Маша, чего мне стоило с ним расстаться, выйти замуж против сердца!
- Зачем же вы выходили? Зачем принесли себя в жертву расчета или эгоизма?
- Ах, друг мой, как можно так говорить! Это Налетову легко толковать, а что могла я сделать, бедная, молоденькая, запуганная девочка? Все родные были против. Конечно, если б тогда у меня была теперешняя опытность, не сгубила бы я своего счастья… Он тогда был очень незначительный человек, а после как далеко пошел, Маша! Голова-то у него светлая.
- Вы так и расстались? Вы не видались с ним?
- Нет. Уж он давно женат на другой, давно позабыл обо мне. Он - мне сказал один знакомый - сперва был в отчаянии, потом стал называть меня пустой, бесхарактерной, говорил, что у меня не достало сил принести жертву, что я не любила его, а так только, увлекалась… Мне это было очень горько - такая несправедливость! Ах, если б он знал, сколько слез пролила я, такие тяжкие дни и ночи проводила! Сколько раз проклинала жизнь… однажды отравиться было хотела, но как-то страшно стало, не решилась.
- Бедная Ненила Павловна! - сказала Маша, устремив на нее полный сострадания взор, - вы были сами виноваты; вам бы бежать с ним.
- Не решилась, мой ангел; шутка - бежать!
- Но если вы так любили? Кому вы принесли пользу, что измучили себя?
- Конечно, глупа была, характеру не достало.
Маша глубоко задумалась.
- Уж теперь все прошло, - продолжала Ненила Павловна, - нечего и вспоминать… Ах, душечка моя, все они требуют жертв, доказательств…
- Так что же? мне кажется, нет выше счастья, как чем-нибудь доказать свою любовь… Под венец без препятствий и горя всякая пойдет с любимым человеком. Это еще не доказательство.
- Ой-ой, Маша, да ты у меня отчаянная! Беда, как ты влюбишься серьезно!
Маша как-то странно, почти насмешливо улыбнулась.
- Если б ты знала, - подумала она, - как серьезно и страстно люблю я!
- Арбатов увлекательный человек; я боюсь, что он закружит твою головку. Берегись, дружок.
- Для чего и для кого?.. - подумала снова Маша ей в ответ.
- А впрочем, - продолжала Ненила Павловна, - теперь, когда ты вернешься в свое уединение, тебе, по крайней мере, есть о чем вспомнить, помечтать немножко.
Перед Машей вдруг страшным призраком встала вся ее деревенская жизнь, пустая, праздная, одинокая.
- Мне от вас ехать не хочется, - сказала она.
- Милка моя! мне самой грустно с тобой расстаться. Я скоро опять выпрошу тебя к себе; зимой тебе еще будет у меня веселее, теперь в городе еще пусто. Ведь нельзя и старушку оставить надолго; она и так скучает по тебе.
- Я не знаю, какое веселье доставляю я маменьке: она постоянно занята то хозяйством, то заботами, то разговорами с Ариной Дмитревной.
- Ах, друг мой! да уж ты тут, так она и покойна.
- Да ведь если бы, положим, я вышла замуж и уехала далеко, - она погрустила бы и успокоилась.
- Ну это другое дело. Это уж необходимость. Конечно, это тяжело, Маша, да ведь что делать? Вот я теперь и свободна, да уж поздно; а все слава Богу, конечно; если б жив был мой муж, я все бы в неволе была. Мне теперь и подумать об этом страшно… Вон, кажется, Яков Иваныч приехал.
Маша бросилась к нему навстречу.
- И здороваться-то бы с вами не надо: сколько времени не бывал! - говорила Маша, обнимая Якова Иваныча. - Вот кто меня истинно любит! - прибавила она, подходя с ним вместе к Нениле Павловне, которая ласково встретила его. - Давно ли вы маменьку видели?
- Третьего дня видел ее, - отвечал Яков Иваныч.
- Ну что она?
- Все по-прежнему - все хворает, все кашляет. Полнота ее одолела. По тебе скучает… я думаю, она скоро пришлет за тобой. "Будет, говорит, уж нагостилась, навеселилась: пожалуй, и от дому отвыкнет". А что, Маша, вот уж больше месяца, как ты здесь.
- Разве это так много? - сказала Маша, бледнея при мысли о возврате.
- Да, конечно, немного; молодому человеку удовольствия нужны… Боюсь я, что ты скучать станешь.
- Из-за этого нельзя же лишать себя всего!
- Кто говорит! весело - так и слава Богу. Ты, однако, похудела от веселья-то. Видишь, талийка-то стала какая тоненькая, стройная; так городской барышней и смотришь. Ах, что я, Машенька, узнал! вообрази: Тима-то, дубина эдакая, надеялся жениться на тебе.