Проспер Мериме - Души чистилища
При этих словах он сбросил плащ, и в руках у него оказались две шпаги. Он вынул их из ножен и обе воткнул в землю.
— Выбирайте, дон Хуан, — промолвил он. — Говорят, вы хорошо умеете драться, но и я неплохой фехтовальщик. Покажите мне ваше искусство.
Дон Хуан перекрестился и сказал:
— Брат мой! Вы забываете обет, данный мной. Я больше не дон Хуан, которого вы знали, а брат Амбросьо.
— Так вот, брат Амбросьо, вы мой враг, и, как бы вы там ни назывались, я ненавижу вас и хочу вам отомстить.
Дон Хуан снова стал перед ним на колени.
— Если вам нужна моя жизнь, брат мой, возьмите ее. Покарайте меня, как вам будет угодно.
— Подлый лицемер! Ты надо мной смеешься? Если бы я хотел убить тебя, как бешеную собаку, стал ли бы я приносить с собой это оружие? Ну, живо, выбирай шпагу и защищай свою жизнь!
— Повторяю, брат мой: я не могу драться, но я готов умереть.
— Негодяй! — вскричал дон Педро в бешенстве. — Мне говорили, что ты не лишен мужества. Но я вижу, что ты жалкий трус.
— Мужества, брат мой? Я молю господа послать мне мужество, чтобы не впасть в отчаяние, в которое без его помощи ввергнет меня воспоминание о моих преступлениях. Прощайте, брат мой, я ухожу, так как чувствую, что вид мой вас раздражает. Дай бог, чтобы вы поняли когда-нибудь, насколько искренне мое раскаяние.
Он уже сделал несколько шагов, но дон Педро удержал его за рукав.
— Один из нас, — воскликнул он, — не уйдет живым из этого сада! Берите шпагу, черт возьми, я не верю ни одному слову из ваших причитаний!
Дон Хуан бросил на него умоляющий взгляд и сделал еще шаг к выходу. Но дон Педро, схватив его за ворот, вскричал:
— Ты надеешься, гнусный убийца, ускользнуть из моих рук? Так нет же! Я разорву в клочья твою лицемерную рясу, под которой ты прячешь свое чертово копыто, и тогда, быть может, у тебя найдется смелость драться со мной.
Говоря так, он грубо толкнул дона Хуана, и тот ударился об стену.
— Сеньор Педро де Охеда! — воскликнул дон Хуан. — Убейте меня, если хотите, но я не буду с вами драться!
И он скрестил руки, пристально глядя на дона Педро со спокойным, но гордым видом.
— Да, я убью тебя, негодяй! Но прежде я обойдусь с тобой так, как заслуживает твоя трусость.
И дон Педро дал ему пощечину, первую, которую дон Хуан получил в своей жизни. Краска залила лицо дона Хуана. Гордость и пылкость его юности снова загорелись в его душе. Не сказав ни слова, он бросился к шпагам и схватил одну из них. Дон Педро взял другую и стал в позицию. Они бешено напали друг на друга, сделав одновременно выпад с одинаковой яростью. Шпага дона Педро застряла в шерстяной одежде дона Хуана и скользнула вдоль его тела, не ранив его, меж тем как шпага дона Хуана вонзилась по эфес в грудь противника. Дон Педро упал мертвый. Дон Хуан, видя врага распростертым у ног своих, некоторое время неподвижно и тупо смотрел на него. Мало-помалу он пришел в себя и понял всю тяжесть своего нового преступления. Он бросился к телу, пытаясь вернуть его к жизни. Но он хорошо разбирался в ранах и ни на минуту не мог усомниться в том, что эта была смертельна. Окровавленная шпага лежала у ног его, словно приглашая его покарать самого себя. Но, быстро отвергнув этот новый соблазн дьявола, дон Хуан поспешил к настоятелю и в смятении вбежал в его келью. Там, припав к его ногам, он рассказал ему об ужасном происшествии, проливая потоки слез. Сначала настоятель не хотел ему верить, и первой его мыслью было, что от великих истязаний, которым брат Амбросьо подвергал себя, он лишился рассудка; но кровь, покрывавшая платье и руки дона Хуана, подтверждала страшную истину. Настоятель был человек рассудительный. Он сразу понял, какую тень бросит на монастырь это происшествие, если оно получит огласку. Никто не видел дуэли. Настоятель позаботился скрыть ее даже от обитателей монастыря. Он приказал дону Хуану следовать за ним и с его помощью перенес труп в подземелье, ключ от которого он хранил у себя. Затем, заперев дона Хуана в его келье, он отправился известить коррехидора.
Читатель, быть может, удивится, что дон Педро, однажды пытавшийся предательски умертвить дона Хуана, отказался от вторичной попытки такого рода и захотел уничтожить своего противника, сразившись с ним равным оружием, но в этом сказался его дьявольский расчет. Он много слышал о суровой жизни дона Хуана, и слава о его святости не вызывала у дона Педро сомнений, что, умертвив его, он отправит его прямо на небо. Он надеялся, что, вызвав его на дуэль и заставив с собой драться, он его убьет в состоянии смертного греха и таким образом погубит и тело его, и душу. Мы видели, как этот адский план обернулся против него самого.
Замять дело было нетрудно. Коррехидор согласился с настоятелем и помог ему отвести подозрения. Другие монахи поверили, что убитый погиб на дуэли с неизвестным кавальеро и, раненый, был перенесен в монастырь, где вскоре умер. Не буду пытаться изобразить раскаяние и муки совести дона Хуана. Он с радостью выполнял все послушания, которые наложил на него настоятель. До конца дней своих он хранил в ногах кровати шпагу, которой он пронзил дона Педро, и ни разу не случалось ему взглянуть на нее, чтобы тотчас же он не помолился за душу убитого и за души его родных. С целью умерщвления остатков гордыни, еще сохранившихся в его душе, аббат повелел ему каждое утро являться к монастырскому повару, чтобы получать от него пощечину. Приняв ее, он неизменно подставлял другую щеку, благодаря повара за такое унижение. Он прожил еще десять лет в монастыре, и ни разу покаянный подвиг его не прерывался возвратом страстей его юности.
Он умер, чтимый как святой даже теми, кто знал его прежние бесчинства. На смертном одре он просил, как милости, чтобы его погребли на пороге церкви, дабы всякий, входя в нее, попирал его ногами. Он пожелал еще, чтобы на его гробнице вырезали надпись: «Здесь покоится худший из людей, когда-либо живших на свете». Однако монахи сочли излишним выполнить все эти пожелания, вызванные его чрезмерным смирением. Дон Хуан был погребен в построенной им часовне. Правда, монахи согласились вырезать на камне, прикрывающем его бренные останки, надпись, им составленную, но к ней прибавили назидательный рассказ о его обращении. Его госпиталь, а в особенности часовню, где он погребен, посещают все иностранцы, приезжающие в Севилью. Мурильо[50] расписал эту часовню своими превосходными произведениями. «Возвращение блудного сына»[51] и «Иерихонская купель»[52] — эти картины, которыми вы можете теперь любоваться в галерее маршала Сульта[53], украшали некогда стены госпиталя Милосердия.
Примечания
1
Цицерон где-то говорит… — Мериме ссылается на главу XXI третьей части трактата Цицерона «О природе богов».
2
…Дон Хуан Тенорьо — персонаж ряда легенд, впервые литературно обработанных испанским драматургом Тирсо де Молина (1571–1648) — в пьесе «Севильский озорник».
По-своему интерпретировали этот образ Мольер в комедии «Дон Жуан», Моцарт в опере под тем же названием и Пушкин в трагедии «Каменный гость».
3
Дон Хуан де Маранья. — Подразумевается севильский вельможа дон Мигель, граф де Маньяра (1626–1679), проведший беспутную молодость, но затем раскаявшийся, ставший на путь благотворительности и ушедший в монастырь. Мериме в своей новелле использует черты обоих персонажей.
4
Дюсис, Жан-Франсуа (1733–1816) — французский драматург, автор сентиментальных мелодрам и переделок пьес Шекспира.
5
Здесь покоится худший из людей, когда-либо живших на свете (исп.).
6
…в войне против восставших морисков… — Морисками назывались проживавшие в Андалусии арабы; они непрерывно подвергались притеснениям и преследованиям со стороны испанских властей и католической церкви. Восстание морисков вспыхнуло в 1568 году и было жестоко подавлено в 1570 году. В 1609–1610 годах последние мориски были выселены в Африку.
7
Альпухарра — гористый малодоступный район Андалусии, где укрылись восставшие мориски.
8
Литания — католическая молитва.
9
Романсы о Сиде. — Так назывались короткие эпические песни, возникшие в Испании в XIV–XV веках и рассказывавшие о национальном герое испанского народа Руй Диасе, прозванном Сидом (от арабск. «сеид» — «господин»). Легендарный Сид жил в 1040–1099 годах. Первоначально (в XII–XIII в.) о нем сложились большие эпические поэмы.
