Итало Звево - Дряхлость
Брентани наоборот слушал с горечью и завистью. Ему казалось, что Балли хвастался удачей как своей собственной добродетелью. Эмилио в рассказе Стефано ничего не показалось ни весёлым, ни неожиданным. Даже беда приближалась к Эмилио издалека, она вырисовывалась, приближаясь, и он имел достаточно времени, чтобы посмотреть ей в лицо, и когда она поражала его — будь то смерть самых близких людей или нищета — он к этому уже был готов. Поэтому он страдал долго, но не так интенсивно, и эти беды не сбивали его с грустной инерции, к которой относилась его безнадёжная, бесцветная и однообразная жизнь. И он никогда не был вдохновлён чем-то сильно: ни любовью, ни ненавистью; старик, которого Балли так несправедливо ненавидел, не вошёл в жизнь Эмилио. В его душе сейчас жила ревность. Амалия восхищалась Балли, и Эмилио ревновал её к нему. Обед получился очень оживлённым, потому что даже Эмилио принял в нём участие. Он боролся за то, чтобы завоевать внимание Амалии.
Но ему это не удалось. Что Эмилио мог рассказать о себе достойного странной автобиографии Балли? Ничего, кроме своей страсти, которую он испытывал в данный момент, да и то он не мог о ней говорить. Усилия Эмилио не привели ни к чему, лишь некоторые его идеи украсили рассказ друга. Последний же, сам того не осознавая, почувствовал эту борьбу и стал совсем другим — выразительным и оживлённым. Амалия никогда в своей жизни не становилась объектом такого внимания. Она слушала откровения, которые ей посвящал скульптор, и при этом не обманывалась: они были сделаны только для того, чтобы завоевать ее, и она на самом деле чувствовала, что вся принадлежит ему. В сознании скромной девушки не возникло надежд на будущее. Это было только одно мгновение, в которое она наслаждалась, один час, когда она почувствовала себя желанной и важной.
Они пошли гулять все вместе. Эмилио хотел бы прогуляться вдвоём с Балли, но Амалия напомнила ему, что накануне он обещал взять её с собой. Праздник ещё не должен был закончиться. Балли подыгрывал Амалии. Ему показалось, что привязанность к ней Эмилио могла бы помочь победить в Брентани влияние Анджолины. И он забыл, что всего лишь несколько минут назад боролся, чтобы встать между братом и сестрой.
Амалия собралась в мгновение ока и даже нашла время для того, чтобы привести в порядок свои густые волосы на лбу, которые скорее можно было бы назвать пятнистыми, чем описать их, придав им какой-либо определённый цвет. Когда же, надевая перчатки, она пригласила Балли выйти, то подарила ему улыбку, с помощью которой просила о его расположении и хотела ему понравиться.
На улице Амалия оказалась ещё неприметнее, чем обычно. Вся одежда на ней была черного цвета, а шляпку украшало маленькое белое пёрышко. Балли пошутил о нём, но сказал, что оно ему нравится, и попытался скрыть нежелание идти через весь город с этой женщиной, которая обладала настолько плохим вкусом, что умудрилась нацепить этот белый сигнал на столь малом расстоянии от земли.
Воздух был тёплым, в нём растворился густой белый туман, всё покрылось мантией одного цвета, и небо было действительно зимним, а площадь Святого Андреа окружал ряд деревьев с длинными, голыми и сухими ветвями, которые ещё не подрезали. Белая от распространившегося света почва создавала впечатление снежного пейзажа. Изображая всё это и не имея возможности передать мягкость воздуха, художник запечатлил бы эту ошибочную иллюзию.
— Втроём мы знаем весь город, — пробормотал Балли.
Там, где все собрались в этот вечер, им пришлось сбавить шаг. На фоне очень грустного пейзажа и рядом с широким белым морем собралась весёлая и шумная толпа, напоминающая муравейник.
— Это вы знаете всех, а не мы, — сказала Дмалия, которая помнила, как часто приходила посмотреть на этот пейзаж и не уставала от приветствий.
Все проходившие мимо них приветствовали дружески и уважительно Балли. Приветствия летели ему даже из экипажей. Амалия чувствовала себя хорошо рядом с ним и наслаждалась этой триумфальной прогулкой, как будто часть уважения, что адресовалось скульптору, принадлежала и ей.
— Как было бы жаль, если бы ты не пришел! — сказал Балли, отвечая вежливо приветствием пожилой синьоре, которая высунулась из кареты для того, чтобы увидеть его, — люди вернулись бы домой разочарованными. Они были уверены, что встретят на прогулке в это праздничное воскресенье рабочего Брентани, который в другие дни закрыт в своей конторе.
— Анже! — проговорила Амалия, улыбаясь сдержанно.
Она узнала её по описанию и по тому, как смутился Эмилио.
— Не смейся! — попросил Эмилио с жаром, подтверждая этим открытие Амалии.
Но и Эмилио увидел нечто новое: портного Вольпини, хрупкого человечка, который рядом с великолепной женской фигурой казался ещё более незначительным и маршировал хвастливо длинными шагами. Двое мужчин поприветствовали друг друга, и ответ Вольпини был преисполнен преувеличенной вежливости.
— Он того же цвета, что и Анджолина, — засмеялся Балли.
Эмилио запротестовал: как можно сравнивать солому Вольпини с золотом Анджолины? Он увидел, как Анджолина наклонилась и разговаривала со своим спутником, глядя на него сверху вниз. Определённо, они говорили о них.
Только позже, когда они оказались опять в городе и собирались расставаться, неожиданно замолчавшая Амалия, чувствуя приближение своего обычного одиночества, ради того, чтобы сказать хоть что-нибудь и нарушить повисшее молчание, спросила, кто был тот мужчина, что сопровождал Анджолину.
— Её дядя, — сказал серьёзно Эмилио после недолгого колебания, в то время как Стефано смотрел на него с иронией.
Эмилио покраснел. Невинный взгляд сестры заставил его стыдиться. Как же удивилась бы Амалия, если бы узнала, что та огромная любовь брата, из-за которой и ей уже пришлось столько страдать, приняла такой оборот.
— Спасибо! — сказала Амалия, прощаясь со Стефано.
О, какие сладкие воспоминания остались бы у неё от этого вечера, если бы к несчастью именно в этот момент она не заметила, что Балли борется с зевотой, которая парализовала его рот.
— Ему скучно. Тем более спасибо.
Такая скромность и доброта Амалии взволновали Стефано, который внезапно почувствовал любовь к ней. Он поспешил объяснить, что зевота имела нервную почву и он доказал бы, что не скучал в их компании, если бы проводил с ними больше времени.
И Балли действительно сдержал своё слово. Было трудно сказать, почему он каждый день проделывал свой путь, чтобы выпить чашечку кофе в семье Брентани. Возможно, это объяснялось ревностью; он боролся, чтобы сохранить дружбу с Эмилио. Но Амалия не могла догадаться обо всём этом. Она подумала, что Стефано стал приходить так часто из-за простой заботы о брате, которой она радовалась, потому что была очарована этой мыслью.
Между братом и сестрой больше не случалось ссор. Эмилио — отчасти ослеплённый, так как не удивлялся этому, чувствовал, что сестра его поддерживает и стала лучше понимать. Ему даже казалось, что Амалия относится с новой благосклонностью к его любви. Любовь всегда вдохновляет. Когда он говорил ей о своей любви, лицо Амалии сияло и светилось. Она искала возможность поговорить с ним о любви и никогда не советовала ему быть осторожным или оставить Анджолину. В самом деле, почему он должен был бросать Анджолину, когда стало очевидным, что она приносит счастье?
Однажды Амалия даже попросила его познакомить её с Анджолиной и потом ещё не раз выражала это желание, но Эмилио остерегался выполнять его. Амалия не знала об этой женщине ничего, кроме того, что она совсем другая, более сильная, более жизнедеятельная, и Эмилио нравилось рисовать в своём воображении образ Анджолины, который так сильно отличался от настоящего. Когда Эмилио оказывался наедине с сестрой, то любил создавать этот образ, приукрашивая его и придавая ему все те качества, которые хотел найти в Анджолине. А когда Эмилио понимал, что Амалия помогает ему в этом, то сильно радовался.
Услышав, что кто-то говорит о женщине, которая принадлежала мужчине, которого любила, и преодолевала все препятствия и предрассудки, Амалия говорила на ухо Эмилио:
— Похожа на Анджолину.
«О, она похожа на неё!», — думал Эмилио, соглашаясь с Амалией выражением своего лица. Затем он убеждал себя, что она похожа в действительности или, по крайней мере, если бы выросла в других условиях, то была бы похожа, и улыбался, думая об этом. Почему он должен был думать, что Анджолину остановили бы предрассудки? В отличие от благородных мыслей Амалии, любовь Эмилио к Анджолине в определённый момент вобрала в себя все эти иллюзии.
На самом деле та женщина, что преодолевала все препятствия, напоминала саму Амалию. В своих длинных и белых руках она ощущала огромную силу, которой вполне хватило бы, чтобы порвать самые крепкие цепи. Однако в её жизни не было цепей, она была свободной от всего, и никто не требовал от неё ни решительности, ни силы, ни любви. Удивительно, но в её слабом организме эта закрытая огромная сила не переставала увеличиваться.