Август Мейхью - Блумсберийская красавица
Долли чувствовалъ, что почва уходитъ изъ-подъ его ногъ. Онъ никогда не ногъ противиться саркастической силѣ Анастасіи.
Но онъ рѣшилъ сразу дать битву и побѣдить.
— Съ котораго времени мой мозгъ поврежденъ? вскричалъ онъ: — вы, зная, что произошло въ этой самой комнатѣ, осмѣливаетесь говорить мнѣ это! Я вамъ отвѣчу, сударыня: съ того времени, какъ вы нарушили свои супружескій долгъ.
— Ахъ, вы, маленькая, злая тварь взвизгнула Анастасія: — что вы хотите этимъ сказать, негодяй?
— Спросите себя, сударыня! воскликнулъ Долли, удивленный словомъ «негодяй». — Эта напускная невинность вамъ не поможетъ. Я видѣлъ собственными глазами, какъ иностранецъ цаловалъ вашу руку. Спрашиваю васъ, какъ замужнюю женщину, сообразно ли это съ вашими обязанностями по отношенію ко мнѣ?
— Вы отвратительный крошечный бродяга! вскричала Анастасія, ея запасъ грубыхъ выраженій отличался не только пріятностью, но и полною женственностью. — Такъ вы подсматривали! Ха, ха! Я очень рада, что вы наказаны! Ха, ха!
У Долли оставался въ запасѣ еще одинъ громовой ударъ, и теперь онъ пустилъ его въ ходъ сколько могъ энергичнѣе. Онъ взглянулъ на жену съ презрѣніемъ и вскричалъ:
— Женщина!
Анастасія, подобно другимъ лэди, не любила, чтобъ къ ней прилагали слово «женщина». Конечно, она знала, что она женщина и даже очень хорошенькая, но все-таки что-то чрезвычайно унизительное дли лэди слышать, что къ ней обращаются, какъ ко всякому другому существу, носящему юбку. Ея шелкъ, тонкое бѣлье и драгоцѣнныя украшенія давали ей право на названіе лэди.
— Женщина! возразила Анастасія. — Какъ вы смѣете употреблять подобныя выраженія, низкая букашка?
— Выслушайте меня, Анастасія, началъ Долли, пробуя другой планъ аттаки. — Давъ вамъ свое имя, я ввѣрилъ вамъ свою честь. Позвольте мнѣ умолять васъ сохранять то и другое незапятнаннымъ и чистымъ, если не дли меня, то хотя для самой себя!
Стоило посмотрѣть, какъ это прекрасное созданіе поднялось съ мѣста и встало передъ крошкой-мужемъ, подобное богинѣ по величію и осанкѣ. Это былъ монументъ, который смотритъ съ отвращеніемъ на стоящій подлѣ него чугунный котелокъ.
— Если я хорошо разслышала, сказана она своимъ звучнымъ контральтовымъ голосомъ: — мистеръ Икль обвиняетъ меня въ невѣрности.
— Вы разслышали невѣрно, мягко возразилъ Долли:- я только предостерегъ васъ.
— Я очарована вашимъ истинно-джентльменскимъ поведеніемъ, сэръ, продолжала она, дѣлая презрительную книгу. — Право, я совершенно уничтожена! Чтожь, продолжайте, мистеръ Икль! Вѣрно, у васъ есть въ запасѣ еще болѣе вѣжливыя слова? Я въ вашей власти, сэръ. Можете оскорблять меня, сколько вашей душѣ угодно.
Видя, что вмѣсто нападенія приходится обороняться, Долли перемѣнилъ тетиву и, въ видѣ защиты, противопоставилъ женѣ обвиненіе.
— Я видѣлъ, что этотъ человѣкъ цаловалъ вашу руку, воскликнулъ онъ, вздергивая голову, какъ бы желая сказать, что готовъ поклясться въ справедливости своихъ словъ и что безполезно оспаривать это обстоятельство.
— A еслибы онъ это и сдѣлалъ, сэръ, вскричала мистриссъ Икль:- если онъ, нѣмецъ, воспитанный и выросшій въ Германіи, рожденный отъ германскихъ родителей, — еслибы онъ и сдѣлалъ то, что всегда дѣлается въ Германіи (это вамъ было бы извѣстно, сэръ, еслибы было хотя немного смыслу и свѣдѣній въ вашей нелѣпой головѣ), какая же бѣда сталась отъ того, что онъ цаловалъ мою руку? Цалуютъ у королевы руку — да или нѣтъ? Чего жь вы безумствуете? Мистеръ Икль, мнѣ стыдно за васъ! Фи!
Но Долли былъ непоколебимъ.
— Вы, какъ англичанка, какъ моя жена, носящая мое имя, не должны были одобрять его нѣмецкихъ привычекъ. Я, вашъ мужъ, предпочитаю англійскіе обычаи!
— Я краснѣю за васъ, мистеръ Икль, отвѣчала Анастасія. — О, я разскажу это дома! Ха, ха! Ахъ, вы нелѣпый простакъ! гадкій вы карликъ!
Красавица нанесла этими словами очень больную рану; мысль быть поднятымъ на смѣхъ блумсберійскимъ населеніемъ очень огорчила Долли.
— Германскіе обычаи! вскричалъ Долли:- но вѣдь, я думаю, еслибъ въ Германіи былъ обычай… обычай…
Онъ никакъ не могъ придумать, какой тутъ нужно было привести обычай.
— Продолжайте, гадкій змѣенышъ, продолжайте, я не спѣшу никуда; соберитесь съ вашими идіотскими мыслями, говорила Анастасія, садясь опять на прежнее мѣсто.
Время было остановить этотъ перечень обидныхъ прозвищъ.
— Я могу быть и идіотомъ, и чѣмъ вамъ угодно, мистрисъ Икль, отвѣчалъ онъ:- но все-таки долженъ васъ предостеречь, разъ навсегда, сударыня, что если я когда нибудь опять настану васъ въ исполненіи этихъ чужеземныхъ обычаевъ, то или я оставлю васъ навсегда, или вы оставите этотъ домъ и отправитесь въ ту страну, гдѣ подобные неприличныя обычаи терпимы.
— Вы можете дѣлать, какъ вамъ угодно, сэръ, спокойно отвѣчала она. — Можете отправляться куда хотите. Можете отправиться хоть въ Іерихонъ, мистеръ Икль, если вамъ это нравится.
— Я отправлюсь, когда и куда мнѣ будетъ угодно, мистриссъ Икль.
— Такъ я прикажу, чтобъ подали экипажъ.
— Бездушное, продажное созданіе! прокричалъ Долли: — на зло вамъ, я останусь.
И онъ бросился изъ ея комнаты въ библіотеку — въ свою комнату.
Точно кто нибудь больной при смерти лежалъ въ этомъ домѣ, угрюмомъ, затихшемъ домѣ: всѣ разговоры говорились въ немъ шопотомъ. Долли, отдавая прислугѣ приказанія, невольно говорилъ плачевнымъ тономъ. Мистриссъ Икль держала себя трогательно; жизнь ея, казалось, быстро угасала. Доброта въ отношеніи къ прислугѣ дошла у нея до крайней степени.
Сами слуги выказывали большую заботливость въ своимъ враждующимъ господамъ. Кухня раздѣлялась на двѣ партіи — приверженцевъ господина и защитниковъ госпожи. Женщины упорно держали сторону Долли, но кучеръ, какъ рыцарь съ возвышеннымъ сердцемъ, стоялъ за прекрасную Анастасію. Въ теченіе двухъ дней супруги не говорили другъ съ другомъ; они встрѣтились только разъ въ корридорѣ. Долли прошелъ мимо Анастасіи, поднявъ голову и смотря прямо впередъ, а она смотрѣла ему прямо въ лицо и презрительно улыбалась. На обѣдъ онъ велѣлъ себѣ подать въ библіотеку двѣ котлетки, а она подкрѣпила свои силы въ гостиной дичью и грибами.
За обѣдомъ онъ думалъ: «я ее отучу отъ такого оскорбительнаго обращеніи со мною!», а она думала: «Постоитъ онъ предо мной на колѣняхъ за это!»
Часовъ въ девять вечеромъ, Долли позвонилъ въ колокольчикъ, и позвавъ горничную, сказалъ ей, что будетъ спать отдѣльно отъ жены, въ запасной спальнѣ. Горничная полетѣла съ этими новостями въ кухню; кухарка и Мэри принялись восклицать: «Боже мой!» и выражали желаніе знать, какъ перенесетъ кто барыня; а Джонъ смѣялся и утверждалъ, что очень это пріятно слышать и что «по дѣламъ вору и мука».
Когда наступило время ложиться спать, Долли спросилъ свѣчку. Къ большому его изумленію, горничная принесла кухонный оловянный подсвѣчникъ, съ кускомъ грязнаго, оплывшаго сальнаго огарка.
— Зачѣмъ вы принесли эту гадость? спросилъ Долли: — принесите мнѣ серебряный подсвѣчникъ.
— Барыня сказала, что для васъ назначенъ этотъ подсвѣчникъ, сэръ, отвѣчала горничная.
Это открытое оскорбленіе — такое грубое, такое низкое — перешло мѣру терпѣнія Долли.
— Ступайте и принесите мнѣ немедленно мой серебряный подсвѣчникъ, крикнулъ онъ.
Горничная прошла чрезъ корридоръ и постучалась къ мистрисъ Икль.
Долли, отличавшійся острымъ слухомъ, ясно слышалъ, какъ она передала его порученіе.
— Скажите своему господину, что серебро заперто, возразила Анастасія. — Я не могу въ такой поздній часъ шарить по цѣлому дому изъ-за его прихоти!
Долли крикулъ:
— Скажите своей госпожѣ, что мнѣ непремѣнно нуженъ серебряный подсвѣчникъ.
Анастасія отвѣчала:
— Скажите своему господину, что я очень устала и не хочу, чтобъ мнѣ надоѣдали подобной безсмыслицей. Заприте дверь.
— Скажите своей госпожѣ, гремѣлъ Долли: — что хотя бы мнѣ пришлось сломать всѣ шкафы въ домѣ, я хочу имѣть серебряный подсвѣчникъ!
Отвѣтъ былъ слѣдующій:
— Скажите своему господину, что онъ можетъ дѣлать, что угодно. Запрете ли вы, наконецъ, эту дверь? сколько разъ я говорю вамъ!
Побѣда осталась за нею!
Я предупреждалъ Долли никогда не прибѣгать къ подобнымъ нелѣпымъ угрозамъ, а вести ссору на нравственномъ основаніи, ни подъ какимъ видомъ не сводить спора съ вопроса объ обязанностяхъ жена въ отношеніи мужа къ нелѣпой попыткѣ, дѣйствовать по праву сильнаго, которое, хотя бы и доставило ему временный успѣхъ, все-таки выкажетъ его вмѣстѣ съ тѣмъ человѣкомъ жестокимъ и безчеловѣчнымъ.
Мстительная Анастасія рѣшила, что ея повелитель долженъ дорого поплатиться за перемѣну спальни.
Первое открытіе, сдѣланное Долли при входѣ въ свое холодное помѣщеніе, было то, что постель не постлана. Изъ разбитаго окна ужасно дуло. Онъ хотѣлъ вымыть руки, но въ комнатѣ не оказалось ни воды, ни полотенца. Гдѣ были его щетки, бритвы, ночная рубашка?
