Дзюнъитиро Танидзаки - ЛЮБОВЬ ГЛУПЦА
«Гляди, гляди, вот она…»
«А что это за мужчина?…» — казалось мне, переговариваются они.
Я стоял, съежившись, позади Наоми, ощущая их взгляды не только на ней, но и на себе. В ушах гремел шум оркестра, перед глазами мелькали танцующие пары… Все они выглядели намного элегантнее, чем я. Я думал о том, что я мал ростом, что лицо у меня смуглое, как у простого мужика, и зубы скверны, Я чувствовал, что щеки у меня горят, меня бьет дрожь, и невольно думал, что лучше было бы вовсе не приходить сюда.
— Я не хочу стоять здесь… Давайте сядем куда-нибудь за столик… — тихонько шепнула мне на ухо Наоми; очевидно, даже она смутилась.
— Но разве можно пробираться через танцоров?
— Конечно…
— А вдруг мы толкнем кого-нибудь?
— Не толкнем… Посмотрите, кто-то уже идет туда! Пошли!..
Я шел по залу позади Наоми, пробираясь через толпу, но ноги у меня дрожали, к тому же пол был скользкий, так что добраться до другого конца было нелегкой задачей. Один раз я поскользнулся и чуть не упал.
— Осторожней!.. — Я запомнил искаженное гневом лицо Наоми.
— Здесь свободно, сядем за этот столик, — сказала она, держась гораздо смелее меня и напуская на себя как можно более спокойный вид. Не обращая внимания на враждебные взгляды, она прошла к столу и села Ей очень хотелось танцевать, но она не решилась сделать это сразу и, вынув из сумочки зеркальце, стала украдкой поправлять косметику на лице.
— У вас съехал галстук налево, — тихо заметила она, рассматривая танцующих.
— Наоми-тян, смотри, ведь это Хамада-кун.
— Не называйте меня Наоми-тян! Говорите мне «сан»!
И снова лицо Наоми стало недовольным.
— И Хама-сан здесь, и Матян тоже.
— Где?
— Там… — И тотчас же понизив голос, добавила: — Не указывайте пальцем, это неприлично! — Сделав мне выговор, она продолжала: — Тот, который танцует с девушкой в розовом европейском платье, — это Матян.
— А-а, привет! — В это время Матян, усмехаясь, приблизился к нам вместе со своей дамой. Это была полная женщина в розовом европейском платье с аппетитными, длинными оголенными руками. Ее не столько густые, сколько взбитые черные волосы были острижены до плеч, мелко завиты и перевязаны лентой. Продолговатое лицо с красными щеками, большими глазами, толстыми губами, тонким длинным носом было типично японским — такие лица рисуют на старинных жанровых гравюрах. По-видимому, она считала себя очень несчастной оттого, что была слишком похожа на японку, и изо всех сил старалась походить на европейскую женщину. Внимательно взглянув на нее, я увидел толстый слой белил на ее коже и краску вокруг глаз. Щеки тоже были, без сомнения, накрашены. Да еще эта лента на голове… Увы, как ни жаль, но она выглядела чудовищем.
— Послушай, Наоми-тян, — прошептал я (и сейчас же поправился — «сан»). — Неужели это приличная барышня?!
— Да, вы правы… она похожа на проститутку.
— Ты с ней знакома?
— Нет, но слыхала о ней от Матяна. Видите, у нее лента на лбу. Это для того, чтобы скрыть свои настоящие брови, которые растут у нее чересчур высоко на лбу, а пониже она нарисовала другие. Видите, эти брови у нее фальшивые…
— Однако лицом она не так уж дурна. Она выглядит смешной оттого, что слишком накрасилась.
— Значит, дура!..
К Наоми постепенно вернулась ее самоуверенность, и она сказала своим обычным, не допускающим возражения тоном:
— И лицо у нее вовсе не красивое. По-вашему, она красавица?
— Ну, не красавица, но у нее прямой, правильной формы нос, и сложена она не плохо. Если б она не так сильно красилась, то выглядела бы неплохо.
— Ах, перестаньте! Вовсе нельзя было бы смотреть! Таких лиц кругом сотни! Хоть она и прибегает ко всяким ухищрениям, чтобы стать похожей на иностранку, это ей не удается. Получается только смешно. Настоящая обезьяна!
— Мне кажется, что я где-то видел женщину, танцующую с Хамада-куном.
— Конечно, видели. Это актриса театра Тэйгэки — Кирако Харуно!
— Вот как? Хамада-кун знаком с Кирако?
— Да. Актрисы любят его, потому что он хорошо танцует.
Хамада в светло-коричневом костюме и спортивных ботинках шоколадного цвета выделялся в толпе ловкостью и грацией движений. Я был крайне шокирован, увидев, что щекой он прижимался к щеке партнерши, — или, может быть, таковы правила танца? Маленькая Кирако с пальчиками, словно выточенными из слоновой кости, казалось, вот-вот сломается, если ее покрепче обнять, — в жизни была еще красивее, чем на сцене. В кимоно из роскошного шелка и атласном оби с вышитыми по черному фону золотыми и бледно-зелеными драконами, она выглядела очень миниатюрной. Хамада, как бы вдыхая аромат ее волос, наклонял голову и прижимался ухом к виску Кирако. Она так крепко прижала свой лоб к его щеке, что возле глаза образовались морщинки.
— А вы могли бы так танцевать, Дзёдзи-сан?
— Не знаю, но, по-моему, это нехороший танец!..
— Да, очень вульгарный! — Наоми скорчила брезгливую мину. — Так нельзя танцевать в приличном месте. В Америке их живо попросили бы выйти. Хама-сан хорошо танцует, но так ломается, что противно смотреть!
— Но и женщина тоже хороша…
— Да, конечно, но ведь она актриса, они все такие. Сюда вообще не следовало бы пускать актрис. Если так будет продолжаться, настоящие леди перестанут здесь бывать.
— А в отношении мужских костюмов ты была слишком строга… В синих костюмах почти никого нет. Посмотри, как одет Хамада-кун!
Я заметил это с самого начала. Наоми, любившая показать, что все знает, наслушавшись где-то о так называемом этикете, почти насильно заставила меня надеть синюю пару, но оказалось, что так одеты лишь несколько человек, а в смокинге вообще не было никого. Большинство было в нарядных костюмах разного цвета.
— Да, но Хама-сан ошибается. Полагается надевать синюю пару.
— Ты так говоришь, а вот посмотри на того европейца, он тоже в костюме из букле. Значит, можно надевать что угодно.
— Неправда, люди должны приходить одетыми как полагается. Это сами японцы виноваты, что европейцы приходят в таких костюмах. И потом такой хороший танцор, как Хама-сан, может себе все позволить, а Дзёдзи-сан должен быть одет прилично!
Музыка на время умолкла. Раздались бурные аплодисменты. Оркестр перестал играть, но энтузиасты, хотевшие продолжать танцы, свистели и топали ногами, требуя продолжения. Снова заиграла музыка, и опять закружился поток танцоров. Так повторялось несколько раз, но, в конце концов, сколько ни кричали, музыка смолкла. Мужчины вместе со своими партнершами вернулись к столикам.
Хамада и Матян, с Кирако и девушкой в розовом, направились к столу, усадили своих дам и, извинившись перед ними, подошли к нам.
— Добрый вечер! Рад вас видеть, — сказал мне Хамада.
— Отчего же ты не танцуешь? — своим обычным фамильярным тоном спросил Матян, стоя позади Наоми и оглядывая сверху вниз ее ослепительный наряд. — Если ты свободна, я приглашаю тебя на следующий танец.
— Нет, Матян плохо танцует!
— Не говори глупости, я хоть и не платил денег за ученье, а танцую отлично! — Он рассмеялся, раздувая ноздри широкого, плоского носа. — Это оттого, что я от природы способный.
— Не зазнавайся! Когда ты танцуешь с этой особой в розовом платье, смотреть тошно!
Странное дело, когда Наоми обращалась к этому человеку, она сразу начинала употреблять несвойственные женщинам выражения.
— В самом деле? — Матян втянул голову в плечи и почесал подбородок. Затем бросил взгляд на сидевшую поодаль за столиком девушку в розовом. — В нахальстве я с кем угодно потягаюсь, но перед ней я пасую. Явиться сюда в европейском платье!
— Настоящая обезьяна!
— Обезьяна?… — Матян расхохотался. — Хорошо сказано! И впрямь обезьяна!
— Вот как? Так ведь ты ее сам сюда привел! Нет, право, Матян, надо быть поразборчивей… Она хочет походить на иностранку, но с ее физиономией ничего у нее не выйдет… Как бы сильно она ни мазалась, — она японка… да, самая обыкновенная японка!
— Одним словом, напрасные усилия, да?
— Да, уж, действительно, напрасные усилия обезьяны!..
Наоми рассмеялась.
— Кто похож на иностранца, тот и в японском платье будет похож! Короче говоря, как ты, Наоми!
Наоми, горделиво вскинув голову, радостно рассмеялась;
— Да, я похожа на полукровку!
— Кумагай-кун, — сказал Хамада (так он называл Матяна, видимо стесняясь меня и нервничая), — ты, кажется, еще не знаком с Кавай-саном?
— Нет, в лицо-то я его знаю и часто видел, но… — И Матян, названный «Кумагаем», по-прежнему стоя за стулом Наоми, бросил на меня недружелюбный взгляд.
— Разрешите представиться: Масатаро Кумагай. Прошу любить и жаловать…
— Его полное имя Масатаро, а уменьшительное — Матян. — Наоми, подняв голову, взглянула на Кумагая.
