Норман Мейлер - Американская мечта
– Слушай, Шерри, – произнес ее спутник, – сходила бы ты туда, к полисменам, и поглядела, не можем ли мы увезти отсюда дядюшку. – Он явно пренебрегал мною.
– Да ладно, Тони, не привлекай к себе слишком много внимания.
И дядюшка застонал вновь, словно попрекая меня тем, что я привлекаю внимание к себе.
– Благодарю вас, – сказал я блондинке. – Вы очень любезны.
– Я вас знаю, – ответила она, заботливо осматривая мое лицо. – Вы выступаете по телевизору.
– Да.
– У вас интересная программа.
– Благодарю вас.
– Мистер Роджек, – окликнул меня детектив.
– Как вас зовут? – спросил я.
– Не берите себе в голову, мистер Роджек, – с улыбкой ответила она и повернулась к Тони.
И тут я понял, что детектив заметил, как я воркую с этой блондинкой.
– Давайте подымемся к вам и поговорим, – сказал он.
Мы сели в полицейскую машину, включили сирену и проехали по улице до конца, а затем развернулись и поехали к дому. В течение всей поездки мы не произнесли ни слова. Так оно было и лучше. Робертс источал некую физическую волну, которую обычно получаешь от женщины. Он был насторожен, как будто неким инстинктом он проник в меня, а я был насторожен сверх всякой меры.
К тому времени, как мы подъехали, на улице появились еще две полицейские машины. Наше молчание продолжалось в лифте, и когда мы вошли в квартиру, где уже находились несколько полицейских и несколько детективов. В помещении стоял безрадостный запах жидкого мыла. Двое полицейских разговаривали с Рутой. Она так и не причесалась. Наоборот, была растрепана еще больше и выглядела чересчур привлекательно. Блузку и юбку сменил ярко-оранжевый шелковый халат.
Но все эти прегрешения она искупила своим приветствием.
– Мистер Роджек, – сказала она, – как мне вас жаль, как жаль. Может, я сварю вам кофе?
Я кивнул. Да и выпить бы мне сейчас не помешало. Может, она сообразит плеснуть чего-нибудь в чашку.
– Ладно, – сказал Робертс. – Я хочу взглянуть на комнату, где это произошло.
Он кивнул одному из помощников, здоровенному ирландцу-альбиносу, и они вдвоем прошли за мной в спальню. Второй детектив был крайне деликатен. Он даже сочувственно подмигнул мне, когда мы усаживались в кресла.
– Ладно, – сказал Робертс. – Начнем с того, давно ли вы с женой здесь живете.
– Она въехала сюда полтора-два месяца назад.
– Без вас?
– Без меня, мы расстались с нею год назад.
– А сколько лет были женаты?
– Почти девять.
– А с тех пор, как вы расстались, вы с ней часто виделись?
– Раз-другой в неделю. Перед сегодняшней встречей я не видел ее две недели.
– По телефону вы сказали, что произошел несчастный случай.
– По-моему, я сказал, что произошло несчастье. Да, именно так.
– Но это был несчастный случай?
– Нет, детектив. Я вам прямо скажу, что это было самоубийство.
– Но почему по телефону вы выразились так туманно?
– У меня была смутная надежда пощадить репутацию моей жены.
– Я рад, что вы не пытаетесь пудрить нам мозги.
– Как только я положил трубку, я понял, что сказанное мной почти ложь. Думаю, именно это и вывело меня из ступора. Когда я позвонил вниз служанке, я решил сказать ей правду.
– Что ж, ладно. – Он кивнул. – Это было самоубийство. Ваша жена выбросилась из окна. – Он очень старался, чтобы в его словах не прозвучало подозрение. – А теперь помогите мне во всем разобраться. Ваша жена встала с постели. Верно?
– Верно.
– Подошла к окну и раскрыла его.
– Нет, я открыл окно за несколько минут до этого. Она пожаловалась на духоту и попросила меня распахнуть окно.
Говоря это, я дрожал от холода, потому что окно было по-прежнему распахнуто.
– Простите мне мою настырность, – сказал Робертс, – но суицидные дела самые гиблые, если только не закончить их сразу же. Мне придется задать вам несколько непростых вопросов.
– Спрашивайте о чем хотите. Едва ли что-нибудь еще может меня задеть.
– Ладно. Тогда, прошу прощения, скажите, вступали ли вы с вашей женой в интимные сношения нынешней ночью?
– Нет.
– Хотя и выпивали с ней.
– Выпили порядочно.
– Она была пьяна?
– Она выпила очень много. Но пьяна не была. Дебора умела не напиваться.
– Но, может быть, вы с ней ссорились?
– Если можно так выразиться.
– Пожалуйста, поясните.
– Она была в жутком настроении. И сказала мне несколько гадостей.
– И вы не вспылили?
– Я к этому привык.
– Не затруднит ли вас передать, что именно она говорила?
– А в чем жены всегда обвиняют своих мужей? Они так или иначе дают вам понять, что вы слабак.
– Иногда жены жалуются на то, – возразил Робертс, – что мужья лезут под каждую юбку.
– У меня своя личная жизнь. У Деборы была своя. Люди из ее круга предпочитают строить брачные отношения на принципах невмешательства.
– Звучит довольно мирно.
– Хотя, честно говоря, все это было далеко не мирно. Дебора впадала по временам в глубочайшую депрессию. Но старалась держать свои печали при себе. Она была гордой женщиной. Не думаю, чтобы даже ее ближайшие друзья знали, сколь глубока ее депрессия. Когда ей становилось плохо, она ложилась в постель и не вставала сутки, а то и двое. Но старалась никогда никому не жаловаться. Я не слишком часто с ней виделся в этот последний год, но вы можете расспросить служанку.
– Парочка наших ребят как раз сейчас с ней толкуют, – сказал другой детектив с широкой блаженной улыбкой, как будто единственное, чего он желал от жизни, – это подбодрить меня.
– Как насчет кофе? – спросил я.
– Варится, – ответил Робертс. Он подошел к двери, глянул на нижний этаж и вернулся. – И что же ее так печалило? – продолжил он без особого нажима.
– Она была верующей. Чрезвычайно набожной католичкой. А я не католик. Полагаю, ей казалось, что, живя со мной в браке, она совершает смертный грех.
– И она, как чрезвычайно набожная католичка, решила покончить жизнь самоубийством, чтобы спасти свою бессмертную душу?
Возникло нечто вроде мимолетной паузы.
– У Деборы была неординарная натура, – сказал я. – Она часто разговаривала со мной о самоубийстве, особенно в периоды своей депрессии. И особенно в последние два года. У нее, знаете ли, был выкидыш, и она больше не могла иметь детей.
Но, произнеся это, я навлек на себя серьезную опасность. Не со стороны следователей, а, скорее, со стороны некоего инстинкта, глубоко засевшего во мне. Этот инстинкт вдруг разросся до чудовищного отвращения: ведь Деборин выкидыш был утратой не только для нее, но и для меня.
И все же не оставалось ничего другого, как продолжать.
– Не думаю, что дело было только в выкидыше. У Деборы возникло ощущение, будто с ней что-то неладно. Ей казалось, она одержима бесами. Говорит это вам что-нибудь?
– Нет, – ответил Робертс. – Я не знаю, как включить бесов в полицейский рапорт.
Второй детектив опять благодушно махнул мне рукой.
– Робертс, сдается мне, вы не из тех, кто совершает самоубийство, – сказал я.
– Да, не из тех.
– Ну хорошо, но не находите ли вы, что немного милосердия было бы весьма кстати, когда вы пытаетесь понять суицидальную натуру?
– Вы не перед телекамерой, мистер Роджек, – ответил Робертс.
– Да ладно вам, я знаю, перед кем я и перед чем. Я стараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы хоть что-то растолковать вам. Или вам было бы приятнее, если бы я был оглушен горем?
– Я сказал бы, что это выглядит более убедительно.
– Не означает ли это замечание, что вы меня в чем-то подозреваете?
– Послушайте, мистер Роджек, погодите-ка минутку, и нечего сразу же тащить меня к барьеру. Там, внизу, должно быть, уже околачиваются газетчики. У морга их соберется целая толпа, а другая толпа будет ждать у полицейского участка. Думаю, вы не удивитесь, увидев завтра эту историю на первых полосах. Может быть, и на самой первой. Вас изрядно огорчит любая неточность в газетах, а любая неточность в полицейском рапорте и вовсе уничтожит вас навеки. Мой долг полицейского офицера – выяснить все факты и расположить их в надлежащем порядке.
– Включая информацию для прессы?
– Я сотрудничаю с ними круглый год, встречаюсь каждый день. С вами я буду работать сегодня и, может быть, завтра и, будем надеяться, не более того. И вот что хочу разъяснить вам. Я должен иметь основания спуститься вниз, выйти к репортерам и заявить: «Думаю, она сама выбросилась, и оставьте этого несчастного ублюдка в покое». Поняли меня? Мне не хотелось бы говорить им: «Этот мужик с говнецом, может, он ее и столкнул».
– Ладно, – сказал я. – По крайней мере, откровенно.
– Как вам будет угодно. Вы вправе не отвечать на мои вопросы и вызвать адвоката.
– У меня нет желания вызывать адвоката.
– Ну, может, он вам и не помешал бы.
– Я не хочу вызывать адвоката. И не понимаю, зачем он мне нужен.
– Тогда продолжим беседу.
– Если вы хотите понять мотивы Деборы так, как их понимаю я, вам придется довольствоваться моей интерпретацией.
