Пэлем Вудхауз - Том 2. Лорд Тилбури и другие
Их взгляды встретились, она увидела, как сияют у него глаза.
— Джинджер! — сказал он. — Другой такой нет на свете! Храбрая, смелая, достойная дочь Бака Львиное Сердце! Но здесь вы мне не нужны. Уезжайте и не возвращайтесь. И не тревожьтесь за меня. Со мной все будет нормально. Напомните, как-нибудь на днях расскажу, что я сделал с Джеком О' Брайеном по прозвищу Филадельфия.
Джин выжала сцепление, и «Виджон-7» плавно взял с места. Пронесся вой разочарования; пала тишина. Ее нарушил ясный, громкий голос, осведомлявшийся у кого-то, считает ли он себя джентльменом.
20Пивнушек в Уолсингфорде была тьма-тьмущая, но отель высокого класса имелся только один, «Синий Вепрь». Лишь его можно было считать подходящим пристанищем для аристократии и дворянства. Стоял он через улицу от того заведения поскромнее, где Джо Ванрингэм смутил коварным вопросом парня в клетчатой рубахе. Человек привередливый нашел бы, что внутри несколько душновато — запрет на открывание окон действовал тут так же, как и в других английских гостиницах, — но это и правда было единственное место, куда мог зайти и выпить чашку чая путешественник высокого ранга. Нигде больше вы не найдете мраморного камина, кресел, столов с папоротниками в медных вазах и официантов в целлулоидных воротничках.
Поэтому у «Синего Вепря» княгиня Дворничек, проезжая Уолсингфорд по пути в Холл, и велела шоферу остановить «роллс-ройс». Ей захотелось освежиться, прежде чем следовать дальше. Чай и тосты подали ей в гостиной, у окна, выходящего на улицу.
Никаких признаков бурных событий, бушевавших на улице всего за несколько минут до ее прибытия, не осталось. Толпа рассеялась, некоторые зашли в кабачок, остальные разбрелись по личным делам. Женщина в шапочке отправилась дальше, навещать больную племянницу, мужчина в котелке — купить два фунта бекона у бакалейщика. Автобус под командованием Горностая уже катил по лондонской дороге. Словом, тут снова царила полнейшая безмятежность.
Безмятежной можно было бы назвать и княгиню, когда та сидела, наслаждаясь чаем. В зале было душно, но духота не трогала ее. Чай был не слишком хорош, но не жаловалась она и на чай. Она пребывала в самом умиротворенном расположении духа. Это странно, так как думала она о своем пасынке Джозефе.
Последние два дня, с тех самых пор как она увидела его пьесу, он занимал ее мысли. Ей не терпелось встретиться с ним, и она рассеянно поглядывала в окошко, гадая, где он теперь и как с ним связаться. Но вдруг он, собственной персоной, появился из кабачка напротив, во главе какой-то компании, в которой все как один были без пиджаков, то ли по бедности, то ли по прихоти вкуса.
Видимо, расходились после какой-то пирушки. Даже с ее места явственно ощущался дух веселья и дружелюбия. Доносились обрывки песен, приветственные возгласы, а центром веселого сборища, общим любимцем явно был Джо. Что бы они ни отмечали, душой общества оказался он. Самый здоровенный парень с синяком под глазом выказывал ему глубочайшую преданность.
Но даже приятнейшие из событий кончаются, и вскоре, с прощальными словами и взмахом руки, Джо, отделившись от компании, направился к «Синему Вепрю». Однако, подойдя ближе, замер, глядя в окно, точнее — на княгиню, распивающую чай по другую сторону стекла.
Через минуту Джо возобновил путь и исчез в дверях, а скоро уже направлялся через зал к ее столику.
Заговорили оба не сразу. Когда встречаются после длительной разлуки пасынок, который в гневе покинул дом, и мачеха, которая только что не в толчки выгнала его, некоторой напряженности не миновать.
Первым заговорил Джо:
— Княгиня, я глазам не верю!
Нехотя он признался себе, что невольно восхищается ею. Единственный человек в мире, которого он всерьез не любит, но от фактов не уйти, выглядит она изумительно. Каким-то волшебным образом она умудрилась остановить стрелки часов, или притворялась, будто ей это удается. На посторонний взгляд, она была точно в том же возрасте, как и пять лет назад, когда выражала надежду, что он подохнет с голоду в канаве; что там, как восемь лет назад, когда начала изводить его отца. По всей вероятности, так же она выглядела и десять лет назад. Целью своей жизни она сделала сохранение вечной молодости; и добилась успеха.
Княгиня не привыкла пасовать перед обстоятельствами. Она приятно улыбнулась, думая, какой же этот Джо оборванец! И впрямь, из недавнего боя он вышел несколько потрепанным — нельзя драться с производителями бисквитов и остаться чистеньким и опрятным.
— Да, Джозеф, давненько мы не виделись.
— Давно, давно. Но вы, как всегда, обворожительны.
— Благодарю. Жаль, не могу сказать того же про тебя.
— Я никогда не был в вашем вкусе, верно?
— Прежде ты хотя бы ходил аккуратным!..
— Вам кажется, что я грязноват? Немудрено. Как раз и забежал сюда помыться после драки.
— Хочешь чаю?
— Нет, благодарю. Пожалуй, вы его отравили.
— Не захватила яду.
— Ах, да, не рассчитывали на нашу встречу! Верно говорят, человек должен быть готов ко всяким неожиданностям. Извините, отлучусь на минуточку. Почищусь ради вашего общества.
И Джо вышел из зала. Окликнув официанта, княгиня оплатила счет. При этом она улыбалась и щедро дала на чай. От неожиданной встречи приятное расположение духа стало совсем радужным. Вскоре вернулся Джо.
— Вид у тебя стал непригляднее, — заметила княгиня. — Итак, ты участвовал в драке?
— Да. С обворожительным субъектом по имени Перси. Фамилию не уловил. У нас состоялось три раунда. Я присадил ему синяк, он чуть не переломал мне ребра. Потом мы решили расцеловаться и помириться. Как раз перед тем, как вас увидеть, поставил пиво ему и десятку его близких друзей. Что-то вы выглядите необычайно счастливой, Ваше высочество.
— Правда?
— Хотя немудрено. Такая неожиданная встреча со старым другом! Наверное, удивились, увидев меня.
— Весьма.
— Я же, напротив, ожидал нашей встречи. Я сейчас живу в Уолсингфорд Холле и слышал, там вас ждут.
— А как ты попал туда?
— Хотел пообщаться с Табби. Ему нужна братская забота.
— Откуда ты узнал, что он тут?
— Слухи долетели. Табби говорил, вы подумываете купить усадьбу.
— Да.
— Значит, житье мое там не затянется.
— Оборвется сразу. Ты сейчас туда? Могу подвезти.
— Благодарю.
— Если только у тебя не намечено новых уличных боев.
— Нет, на сегодня хватит. Слышал, вы снова ездили в Нью-Йорк.
— Да. Позавчера вернулась. Ездила повидаться с адвокатами по поводу налогов. Клерки из казначейства доходят до абсурда.
— Выколачивают деньги из богачей?
— Пытаются, во всяком случае.
— Надеюсь, вас они ободрали как липку.
— Напротив, все уладилось прекрасно. Сигареты не найдется?
— Пожалуйста.
— Благодарю. Да, я победила по всем линиям.
— Уж вы такая!
Снова Джо испытал невольное восхищение и одновременно негодование. Его часто испытывали те, кому довелось сталкиваться с этой женщиной. Непринужденная легкость, с какой она одолевала все препятствия и самодовольно неслась по жизни, всегда на гребне волны, оскорбляла ею как драматурга. Она настолько очевидно была отрицательным персонажем, что судьба, казалось бы, неизбежно должна покарать ее. Но ничего такого не случалось. Тот, кто пустил в ход идейку, будто Добро торжествует над Злом, не был знаком с княгиней фон цу Дворничек.
Джо наблюдал, как она покуривает, тихо улыбаясь какой-то мысли, и старался проанализировать убийственные чувства, которые она всегда возбуждала в нем. Была она явственно непобедима, и он пришел к выводу, что именно это и порождает в нем дурные чувства. Сердца у нее не было, деньги — были, что и позволяло ей встречать все жизненные бури в тройной броне. При ней Джо всегда ощущал себя пигмеем, легкой волной, бьющейся о высокую, самоуверенную скалу. Без сомнения, клерки американского казначейства испытали те же ощущения.
— Черт знает что! — воскликнул он.
— Извини?
— Видимо, нет никаких надежд, что справедливость над вами свершится.
— У тебя такой вид, словно бы ты с наслаждением придушил меня.
— Ну, что вы! Только бил бы по голове такой вот медной вазой и смотрел, как вы извиваетесь.
— А ты все такой же милый! — расхохоталась княгиня.
— Наверное, ни один из нас не переменился.
— Но переменились обстоятельства. Последний раз, когда я про тебя слыхала, ты служил матросом на грузовом судне.
— А после этого — официантом. Еще снимался в массовках и был довольно плохим боксером. Какое-то время работал вышибалой в нью-йоркском баре. Тут я потерпел провал. Однажды вечерком я принялся вышибать буйного клиента, но, к несчастью, вышиб он меня. Босс утратил веру в мой профессионализм, и вскоре я отплыл в Англию, строить новую карьеру. С той поры дела двигаются довольно успешно.
