Роберт Вальзер - Ровным счетом ничего
«Дождь и великолепный шлейф несовместимы», — философствовал я, но на самом деле другие вещи неожиданно оказались для меня важнее. А потому я посмеялся над прекрасной чужестранкой и над самим собой и в сотый или двухсотый раз, то есть как это уже не раз случалось, твердо решил быть отныне исключительно трезвым, практичным и рассудительным.
ЛЕТНЯЯ ЖИЗНЬ
Прибыв в известный город у озера, я снял комнату. Свою хозяйку я поцеловал уже вечером первого дня. Она стояла с лампой в дверях, и я посчитал это удобным случаем для поцелуя, которым я желал дать ей понять, что я влюбился. Она никак не препятствовала этому нежному нападению, напротив, она спокойно насладилась им, улыбнулась и была счастлива.
За одной легкомысленностью следовала другая. У меня было два элегантных костюма и немного сэкономленных денег, которые я был твердо настроен растранжирить. «Потом настанет время тяжелого труда», — сказал я себе. Я казался себе порядочным авантюристом, да я и в самом деле был им. Все больше и больше привыкал я к некоторой отчаянности, определенно входя во вкус. Поскольку погода была прекрасной, я ел прямо там, куда меня заносила игра случая. Много раз я взбирался на гору, чтобы присесть для отдыха в светло-зеленом, чудесном майском лесу, в подходящем, по-настоящему уединенном, совершенно укромном уголке.
Поскольку всюду, куда я направлялся, я вел себя как состоятельный, пребывающий в исключительно прекрасном расположении духа молодой человек, не слишком щепетильный в небольших радостных финансовых излишествах, люди относились ко мне с явной доброжелательностью; разумеется, это было мне по нраву.
Порой полдня, а то и целый день я валялся на полу своей комнаты и с напряженным вниманием читал какой-нибудь старый затрепанный альманах. В слепяще ярком свете солнца восхитительно хороши были улицы города. Я разгуливал, словно бонвиван, и некоторым людям, слонявшимся, как и я, туда и сюда, приходило в голову здороваться со мной, словно они видели во мне доброго приятеля. Мне это показалось весьма забавным.
Ветреность, меня сопровождавшая, привлекала внимание девушек, которых живо интересует мужская беззаботность.
Как-то ночью, когда я шел через мост, мне явилось чудесное ночное видение, ведьма в обольстительном одеянии, с фантастическими черными волосами и длинным шлейфом. Шлейф был словно сплетен из роз; высоко подобранная юбка открывала ноги до пышных бедер. Волосы и глаза были чернее ночи, чулки белые как снег. «Пойдешь со мной?» спросила она. Можно было и не спрашивать. Прекрасная летняя ночь и очаровательный женский образ, странный нравом и непреодолимо привлекательный внешне были в тот момент для меня единым явлением красоты; и ровно так же, как я поддался самой ночи, поддался я и этому неведомому существу, последовав за странным видением.
На следующий день я недолго думая купил в отделении банка на вокзальной улице лотерейный билет, ни о чем особенно не раздумывая. В такой бесшабашности я казался себе почти прекрасным, рассеянность и в самом деле заключает в себе некую невинность. У жизни было такое приветливое лицо, Боже мой, что я чувствовал себя обязанным соответствовать, а потому тоже состроил приветливую физиономию.
Так я и жил себе. Правда, я и сам был только наполовину согласен со своими действиями, то есть раздвоился; однако у меня не получалось быть по отношению к себе достаточно злобным, чтобы оказаться в состоянии запретить себе хоть как-то наслаждаться миром. Не презирая содержащихся в книгах поучений, я все же более склонялся к тому, чтобы на время считать для себя законом скорее живой мир, чем какие-либо правила.
ПАСТОРСКИЙ ДОМ
Странствуя, я прибыл к вечеру в очаровательное селение, окруженное зелеными холмами. Я отправился к пасторскому дому и позвонил. Бдительный пес поднял страшный шум. Вскоре пастор и его жена появились в дверях. Оба посматривали на меня приветливо и вместе с тем удивленно. «Да замолчи же наконец!» — крикнул хозяин собаке. Меня же он спросил мягко и в изысканных выражениях, чего я желаю. Я давно снял свою походную шляпу и, сам чуть не смеясь тому, что произношу, сказал следующее:
— Находясь в странствии без определенной цели, я как раз проходил мимо, и поскольку я увидел гостеприимный пасторский дом, в котором, как мне представляется вероятным, находилась или, возможно, еще находится любезная девица, которую я разыскиваю, чтобы сказать ей несколько учтивых слов, то я решился, хотя и не без некоторого колебания, поскольку не мог не опасаться показаться назойливым, позвонить у ваших дверей, и вот я здесь, вам совершенно незнакомый, в некотором замешательстве, как я охотно признаюсь, и мне самому совсем не неприятном, и я хотел бы спросить у вас, у вас, представляющегося мне самым благосклонным и самым доброжелательным пастором на свете, не здесь ли находится та девица.
Дело в том, что лично я с ней еще совершенно незнаком, однако же я искренне и глубоко ценю и почитаю ее уже по всему тому, что мне о ней рассказывали. Кроме того, мне передавали, что она самым любезным, самым учтивым образом осведомлялась у тех, кто с ней общался и кто, в свою очередь, знаком со мной, относительно стоящей здесь перед вами и совершенно недостойной и незначительной личности, так что я вполне могу считать себя обладателем радостного и непринужденного права представиться ей, чтобы обрести желаннейшее и прелестнейшее из всех знакомств. Простите, батюшка, простите и вы, матушка, что я так вот запросто явился к вам в дом, однако в странствиях, должен вам сказать, я всегда пребываю в своеобразно приятном расположении духа, и, пребывая в этом расположении духа, я тут же воображаю себе, что и все люди таковы же, да к тому же и прекрасный вечер до того удивительно, до того проникновенно окинул меня таким мягким, таким умным взором, ровно как вы сейчас, батюшка и матушка, изволите на меня смотреть. Если эта девица находится здесь, то, быть может, ей будет позволено выйти на минутку, чтобы я мог ее увидеть?
Оба моих почтенных собеседника улыбнулись.
— Уважаемой особы, с которой вы желали бы познакомиться, здесь нет, — проговорил пастор, — но кто вы, позвольте спросить?
Я тоже не мог сдержать улыбку. В небольшом происшествии было, несомненно, нечто приятное и вместе с тем нечто странное.
— Зовут меня так-то и так-то, — отвечал я, — я такой-то и такой-то. Можете считать меня студентом, странствующим по свету ради обретения знаний.
— Мне очень жаль, — сказал в ответ пастор, — что вам не удалось найти у нас того, кого вы искали.
— Так, может быть, найду в другой раз, — произнес я радостно, и, попросив извинения у людей, рассматривающих меня с головы до ног внимательно, но совершенно доброжелательно, я распрощался с ними и отправился дальше.
ФРАУ ВИЛЬКЕ
Однажды, когда я пребывал в поисках подходящей комнаты, я забрел на окраину большого города, где у самой железнодорожной линии стоял странный, вычурный, старомодный и, как мне показалось, довольно запущенный дом, внешний вид его необычностью своей тотчас же мне невероятно понравился.
На лестнице, по которой я медленно поднимался, светлой и просторной, царили запахи и звуки, словно напоминавшие об утраченном благополучии.
Так называемая былая красота чрезвычайно привлекательна для некоторых людей. В руинах есть что-то трогательное. Наше мыслящее, чувствующее существо непроизвольно склоняется перед былым благородством. Остатки того, что некогда было изысканным, утонченным и блистательным, внушают нам сочувствие, но вместе с тем и почтение. Ушедшее, увядшее, как ты очаровательно!
На одной из дверей я прочел: «Фрау Вильке».
Я позвонил нежно и бережно. Когда же я понял, что звонить бесполезно, потому что никто так и не появился, я постучал, и тогда послышались шаги.
Кто-то чрезвычайно осторожно и медлено открыл дверь. Сухая, худая, высокая женщина показалась передо мной, спросив меня тихим голосом:
— Что вам угодно?
Ее голос звучал удивительно сухо и хрипло.
— Могу ли я посмотреть комнату?
— Да, извольте. Проходите!
Женщина повела меня через причудливый темный коридор в комнату, которая тотчас же привела меня в восхищение своим милейшим видом. Помещение было в некотором роде изящным и благородным, быть может, несколько тесноватым, зато относительно высоким. Не без некоторой робости я осведомился о цене, которая оказалась вполне умеренной, и потому я не стал долго раздумывать, а тут же и снял эту комнату.
Случившаяся удача настроила меня на веселый лад; дело в том, что по причине возможно несколько странного расположения духа, сильно удручавшего меня с некоторых пор, я чувствовал себя необычайно усталым и жаждал покоя. Раздраженный бесконечными поисками и попытками, расстроенный и угрюмый, я не мог не порадоваться любому приемлемому пристанищу, где я мог закрепиться, и покой укромного местечка был для меня в самом деле поистине желанным.
