Чарльз Диккенс - Битва жизни
Мистер Крегс вздрогнул, словно это был не приятель его, а призрак.
— Он уехал? — спросил мистер Крегс.
— Тише! Он просидел со мною три часа с лишком, — ответил Сничи. — Он входил во все. Проверял все, что мы для него сделали, и очень придирался. Он… хм!
Танец кончился. Мэрьон прошла мимо мистера Сничи, как раз когда он произнес последние слова. Но она не заметила ни его, ни его компаньона; медленно пробираясь в толпе, она оглянулась через плечо на сестру, стоявшую в отдалении; затем скрылась из виду.
— Вот видите! Все обошлось благополучно, — сказал мистер Крегс. — Он, вероятно, не говорил на эту тему?
— Ни слова.
— И он действительно уехал? Убрался подальше от греха?
— Да, свое обещание он сдержал. Сегодня он решил сплыть вниз по Темзе во время отлива в своей лодчонке-скорлупке и выбраться к морю с попутным ветром — в такую-то темень, вот смельчак! Но зато он не рискует ни с кем встретиться. Отлив начинается за час до полуночи… а значит, он вот-вот начнется. Как я рад, что все это благополучно кончилось! — Мистер Сничи вытер потный, нахмуренный лоб.
— Что вы думаете, — спросил мистер Крегс, — относительно…
— Тише! — перебил его осторожный компаньон, глядя прямо перед собой. — Я вас понимаю. Не упоминайте имен и не подавайте виду, что мы говорим о чем-то секретном. Не знаю, что подумать, да сказать правду, и не интересуюсь этим теперь. У меня отлегло от сердца. Очевидно, его ослепило самомнение. Должно быть, девушка слегка кокетничала с ним, и только. Похоже на то. Элфред еще не приехал?
— Нет еще, — сказал мистер Крегс, — его ждут с минуты на минуту.
— Отлично, — мистер Сничи снова вытер лоб. — У меня отлегло от сердца. Ни разу я так не нервничал, с тех пор как мы стали компаньонами. А теперь я собираюсь приятно провести вечерок, мистер Крегс.
Миссис Крегс и миссис Сничи подошли к ним, как только он высказал это намерение. Райская птица отчаянно трепетала, а звон «колокольчиков» был отчетливо слышен.
— Ваше отсутствие было предметом всеобщего обсуждения, мистер Сничи, — сказала миссис Сничи. — Надеюсь, контора удовлетворена.
— Чем удовлетворена, душенька? — спросил мистер Сничи.
— Тем, что поставила беззащитную женщину в смешное положение — ведь люди прохаживались на мой счет, — ответила его супруга. — Это совершенно в духе конторы, совершенно!
— А вот я лично, — промолвила миссис Крегс, — давно привыкла к тому, что контора во всех отношениях противодействует семейной жизни, и хорошо хоть, что она иногда открыто объявляет себя врагом моего спокойствия. Это по крайней мере честно.
— Душенька, — попытался умаслить ее мистер Крегс, — приятно слышать ваше доброе мнение, но ведь я-то никогда не утверждал, что контора — враг вашего спокойствия.
— Еще бы! — подхватила миссис Крегс, поднимая настоящий трезвон своими «колокольчиками». — Сами вы этого, конечно, не утверждали. Если бы у вас на это хватило искренности, вы не были бы достойны своей конторы.
— Что касается моего опоздания сегодня вечером, душенька, — сказал мистер Сничи, предлагая руку жене, — то сам я скорблю об этом больше других, но, как известно мистеру Крегсу…
Тут миссис Сничи резко оборвала эту фразу, оттащив своего супруга в сторону и попросив его взглянуть на «этого человека». Пусть сделает ей удовольствие и посмотрит на него!
— На какого человека, душенька? — спросил мистер Спичи.
— На вашего задушевного друга; ведь я-то вам не друг, мистер Сничи.
— Нет, нет, вы мне друг, душенька, — заспорил мистер Сничи.
— Нет, нет, не друг, — упиралась миссис Сничи, величественно улыбаясь. — Я знаю свое место. Так вот, не хотите ли взглянуть на своего задушевного друга, мистер Сничи, на вашего советчика, на хранителя ваших тайн, на ваше доверенное лицо, словом, на ваше второе «я»?
Привыкнув объединять себя с Крегсом, мистер Сничи посмотрел в его сторону.
— Если вы нынче вечером можете смотреть в глаза этому человеку, — сказала миссис Сничи, — и не понимать, что вы обмануты, одурачены, пали жертвой его козней и рабски подчинены его воле в силу какого-то непостижимого наваждения, которое невозможно объяснить и нельзя рассеять никакими моими предостережениями, то я могу сказать одно — мне жаль вас!
В то же самое время миссис Крегс разглагольствовала на ту же тему, но с противоположной точки зрения. Неужели, допытывалась она, Крегс так ослеплен своими Сничи, что перестал понимать, в какое положение он попал? Будет ли он утверждать, что видел, как «Сничи вошли» в эту комнату, но не распознал в «этом человеке» скрытности, хитрости, предательства? Будет ли он уверять ее, что самые движения «этого человека», когда он вытирал себе лоб и так воровато озирался по сторонам, не доказывают, что какое-то темное дело обременяет совесть его драгоценных Сничи (если у них есть совесть)? Разве кто-нибудь, кроме его Сничи, врывается на вечеринку, как разбойник? (Что, кстати сказать, было едва ли правильным описанием данного случая, ибо мистер Сничи очень скромно вошел в дверь.) И будет ли он упрямо доказывать ей среди бела дня (было около полуночи), что его Сничи должны быть оправданы, несмотря ни на что, наперекор всем фактам, разуму и опыту?
Ни Сничи, ни Крегс явно не пытались запрудить этот разлившийся поток, но позволили ему увлекать их по течению, пока стремительность его не ослабела. Это случилось как раз в то время, когда все стали готовиться к контрдансу, и тут мистер Сничи предложил себя в качестве кавалера миссис Крегс, а мистер Крегс галантно пригласил миссис Сничи, и после нескольких притворных отговорок, как, например: «Почему бы вам не пригласить какую-нибудь другую даму», или: «Знаю я вас, вы обрадуетесь, если я вам откажу», или: «Удивляюсь, что вы можете танцевать где-нибудь, кроме конторы» (но это уже было сказано игривым тоном), обе дамы милостиво приняли приглашение и заняли свои места.
У них давно вошло в обычай и танцевать друг с другом и сидеть рядом в таком же порядке на званых обедах и ужинах, — ведь эти супружеские пары были связаны долголетней тесной дружбой. Быть может, «двуличный Крегс» и «коварный Сничи» были для обеих жен такими же традиционными фикциями, какими были для их мужей Доу и Роу[5], непрестанно перебегавшие из одного судебного округа в другой; а может быть, каждая из этих дам, стараясь очернить компаньона своего мужа, тем самым пыталась принять долю участия в работе конторы, чтобы не остаться совсем в стороне от нее. Так или иначе, и та и другая жена столь же серьезно и упорно предавались своему любимому занятию, как их мужья, — своему, и не допускали, что контора может преуспевать без их похвальных усилий.
Но вот райская птица запорхала в самой гуще танцующих; «колокольчики» принялись подскакивать и подванивать; румяное лицо доктора завертелось по всей комнате, как хорошо отполированный волчок; мистер Крегс, запыхавшись, начал уже сомневаться в том, что контрданс, как и все на свете, «слишком упростили», а мистер Сничи прыгал и скакал, лихо отплясывая «за себя и за Крегса» да еще за полдюжины танцоров.
Но вот и огонь в камине, приободрившись, благодаря свежему ветерку, поднятому танцующими, запылал еще ярче и взвился еще выше. Он был гением этой комнаты и проникал всюду. Он сиял в людских глазах, он сверкал в драгоценностях на белоснежных шейках девушек, он поблескивал на их сережках, как бы лукаво шепча им что-то на ушко, он вспыхивал у них на груди, он мерцал на полу, расстилая им под ноги ковер из розового света, он расцветал на потолке, чтобы отблеском своим оттенить красоту их прелестных лиц, и он зажег целую иллюминацию на маленькой звоннице миссис Крегс.
Вот и свежий ветерок, раздувавший огонь, стал крепчать, по мере того как музыканты ускоряли темп, и танец продолжался с новым воодушевлением, а вскоре поднялся настоящий вихрь, от которого листья и ягоды остролиста заплясали на стене, как они зачастую плясали на дереве, и вихрь этот зашуршал по комнате, мчась по пятам за плясунами из плоти и крови, и чудилось, будто невидимая стайка фей завертелась позади них. И уже нельзя было разглядеть лицо доктора, все кружившего и кружившего по комнате; и уже казалось, что не одна, а добрый десяток райских птиц мечется в порывистом полете и что звенит целая тысяча колокольчиков; и вот, наконец, всю флотилию развевающихся юбок внезапно смело точно бурей, ибо оркестр умолк и танец кончился.
Как ни запыхался, как ни разгорячен был доктор, он все нетерпеливее ждал приезда Элфреда.
— Не видно ли чего, Бритен? Не слышно ли чего?
— Очень уж темно, далеко не видать, сэр. Очень уж шумно в доме — ничего не услышишь.
— Это верно! Тем веселее мы его встретим. Который час?
— Ровно двенадцать, сэр. Вот-вот подъедет, сэр.
— Помешайте огонь в камине и подбросьте туда еще полено, — сказал доктор. — Пусть он увидит, — наш дорогой мальчик! — какой иллюминацией мы его встречаем.
