Льюис Кэрролл - Аня в Стране чудес
— Под руку с омаром, — крикнул Гриф.
— Конечно, — сказала Чепупаха.
— Два шага вперед, кланяетесь, меняетесь омарами и назад в том же порядке, — продолжал Гриф.
— Затем, знаете, — сказала Чепупаха, — вы закидываете…
— Омаров, — крикнул Гриф, высоко подпрыгнув.
— Как можно дальше в море…
— Плаваете за ними, — взревел Гриф.
— Вертитесь кувырком в море, — взвизгнула Чепупаха, неистово скача.
— Меняетесь омарами опять, — грянул Гриф.
— И назад к берегу — и это первая фигура, — сказала Чепупаха упавшим голосом, и оба зверя, все время прыгавшие как сумасшедшие, сели опять очень печально и тихо и взглянули на Аню.
— Это, должно быть, весьма красивый танец, — робко проговорила Аня.
— Хотели ли бы вы посмотреть? — спросила Чепупаха.
— С большим удовольствием, — сказала Аня.
— Иди, давай попробуем первую фигуру, — обратилась Чепупаха к Грифу. — Мы ведь можем обойтись без омаров. Кто будет петь?
— Ты пой, — сказал Гриф. — Я не помню слов.
И вот они начали торжественно плясать вокруг Ани, изредка наступая ей на ноги, когда подходили слишком близко, и отбивая такт огромными лапами, между тем как Чепупаха пела очень медленно и уныло:
— Ты не можешь скорей подвигаться? —
Обратилась к Улитке Треска. —
Каракатица катится сзади,
Наступая на хвост мне слегка.
Увлекли черепахи омаров
И пошли выкрутасы писать.
Мы у моря тебя ожидаем,
Приходи же и ты поплясать.
Ты не хочешь, скажи, ты не хочешь,
Ты не хочешь, скажи, поплясать?
Ты ведь хочешь, скажи, ты ведь хочешь,
Ты ведь хочешь, скажи, поплясать?
Ты не знаешь, как будет приятно,
Ах, приятно! — когда в вышину
Нас подкинут с омарами вместе
И — бултых! — в голубую волну!
— Далеко, — отвечает Улитка, —
Далеко ведь нас будут бросать.
Польщена, говорит, предложеньем,
Но прости, мол, не тянет плясать.
Не хочу, не могу, не хочу я,
Не могу, не хочу я плясать.
Не могу, не хочу, не могу я,
Не хочу, не могу я плясать.
Но чешуйчатый друг возражает:
— Отчего ж не предаться волне?
Этот берег ты любишь, я знаю,
Но другой есть — на той стороне.
Чем от берега этого дальше,
Тем мы ближе к тому, так сказать,
Не бледней, дорогая Улитка,
И скорей приходи поплясать.
Ты не хочешь, скажи, ты не хочешь,
Ты не хочешь, скажи, поплясать?
Ты ведь хочешь, скажи, ты ведь хочешь,
Ты ведь хочешь, скажи, поплясать?
— Спасибо, мне этот танец очень понравился, — сказала Аня, довольная, что представленье кончено. — И как забавна эта песнь о треске.
— Кстати, начет трески, — сказала Чепупаха. — Вы, конечно, знаете, что это такое.
— Да, — ответила Аня, — я ее часто видела во время обеда.
— В таком случае, если вы так часто с ней обедали, то Вы знаете, как она выглядит? — продолжала Чепупаха.
— Кажется, знаю, — проговорила Аня, задумчиво. — Она держит хвост во рту и вся облеплена крошками.
— Нет, крошки тут ни при чем, — возразила Чепупаха. — Крошки смыла бы вода. Но, действительно, хвост у нее во рту, и вот почему, — тут Чепупаха зевнула и прикрыла глаза. — Объясни ей причину и все такое, — обратилась она к Грифу.
— Причина следующая, — сказал Гриф. — Треска нет-нет да и пойдет танцевать с омарами. Ну и закинули ее в море. А падать было далеко. А хвост застрял у нее во рту. Ну и не могла его вынуть. Вот и все.
Аня поблагодарила:
— Это очень интересно. Я никогда не знала так много о треске.
— Я могу Вам еще кое-что рассказать, если хотите, — предложил Гриф. — Знаете ли Вы, например, откуда происходит ее названье?
— Никогда об этом не думала, — сказала Аня. — Откуда?
— Она трещит и трескается, — глубокомысленно ответил Гриф.
Аня была окончательно озадачена.
— Трескается, — повторила она удивленно. — Почему?
— Потому что она слишком много трещит, — объяснил Гриф.
— Я думала, что рыбы немые, — шепнула Аня.
— Как бы не так, — воскликнул Гриф. — Вот есть, например, белуга. Та прямо ревет. Оглушительно.
— Раки тоже кричат, — добавила Чепупаха. — Особенно, когда им показывают, где зимовать. При этом устраиваются призрачные гонки.
— Отчего призрачные? — спросила Аня.
— Оттого, что приз рак выигрывает, — ответила Чепупаха.
Аня собиралась еще спросить что-то, но тут вмешался Гриф.
— Расскажите-ка нам о Ваших приключеньях», — сказал он.
— Я могу вам рассказать о том, что случилось со мной сегодня, — начала Аня. — О вчерашнем же нечего говорить, так как вчера я была другим человеком.
— Объяснитесь! — сказала Чепупаха.
— Нет, нет! Сперва приключенья, — нетерпеливо воскликнул Гриф. — Объясненья всегда занимают столько времени.
И Аня стала рассказывать о всем, что она испытала с того времени, как встретила Белого Кролика. Сперва ей было страшновато — оба зверя придвигались так близко, выпучив глаза и широко разинув рты, — но потом она набралась смелости. Слушатели ее сидели совершенно безмолвно, и только когда она дошла до того, как Гусеница заставила ее прочитать «Скажи-ка, дядя» и как вышло совсем не то, — только тогда Чепупаха со свистом втянула воздух и проговорила:
— Как это странно!
— Прямо скажу — странно, — подхватил Гриф.
— Я бы хотела, чтобы она и теперь прочитала что-нибудь наизусть. Скажи ей начать!
И Чепупаха взглянула на Грифа, словно она считала, что ему дана известная власть над Аней.
— Встаньте и прочитайте «Как ныне сбирается», — сказал Гриф.
«Как все они любят приказывать и заставлять повторять уроки! — подумала Аня. — Не хуже, чем в школе!»
Однако она встала и стала читать наизусть, но голова ее была так полна Омаровой Кадрилью, что она едва знала, что говорить, и слова были весьма любопытны:
Как дыня, вздувается вещий Омар.
«Меня, — говорит он, — ты бросила в жар;
Ты кудри мои вырываешь и ешь,
Осыплю я перцем багровую плешь».
Омар! Ты порою смеешься, как еж,
Акулу акулькой с презреньем зовешь;
Когда же и вправду завидишь акул,
Ложишься ничком под коралловый стул.
— Это звучит иначе, чем то, что я учил в детстве, — сказал Гриф.
— А я вообще никогда ничего подобного не слышала, — добавила Чепупаха. — Мне кажется, это необыкновенная ерунда.
Аня сидела молча. Она закрыла лицо руками и спрашивала себя, станет ли жизнь когда-нибудь снова простой и понятной.
— Я требую объясненья, — заявила Чепупаха.
— Она объяснить не может, — поспешно вставил Гриф и обратился к Ане: — Продолжай!
— Но как же это он прячется под стул, — настаивала Чепупаха. — Его же все равно было бы видно между ножками стула.
— Я ничего не знаю, — ответила Аня. Она вконец запуталась и жаждала переменить разговор.
— Продолжай! — повторил Гриф. — Следующая строфа начинается так: «Скажи мне, кудесник…»
Аня не посмела ослушаться, хотя была уверена, что опять слова окажутся не те, и продолжала дрожащим голосом:
«Я видел, — сказал он, — как, выбрав лужок,
Сова и пантера делили пирог:
Пантера за тесто, рыча, принялась,
Сове же на долю тарелка пришлась.
Окончился пир — и сове, так и быть,
Позволили ложку в карман положить.
Пантере же дали и вилку, и нож.
Она зарычала и съела — кого ж?»
— Что толку повторять такую белиберду? — перебила Чепупаха. — Как же я могу знать, кого съела пантера, если мне не объясняют. Это головоломка какая-то!
— Да, Вы уж лучше перестаньте, — заметил Гриф, к великой радости Ани.
— Не показать ли вам вторую фигуру Омаровой Кадрили? — продолжал он. — Или же Вы хотели бы, чтобы Чепупаха вам что-нибудь спела?
— Пожалуйста, спойте, любезная Чепупаха, — взмолилась Аня так горячо, что Гриф даже обиделся.
— Гм! У всякого свой вкус! Спой-ка ей, матушка, «Черепаховый суп».
Чепупаха глубоко вздохнула и, задыхаясь от слез, начала петь следующее:
Сказочный суп — ты зелен и прян.
Тобой наполнен горячий лохан!
Кто не отведает? Кто так глуп?
Суп мой вечерний, сказочный суп,
Суп мой вечерний, сказочный суп!
Ска-азочный су-уп,
Ска-азочный су-уп,
Су-уп мой вечерний,
Ска-азочный, ска-азочный суп!
Сказочный суп — вот общий клич!
Кто предпочтет рыбу или дичь?
Если б не ты, то, право, насуп —
Ился бы мир, о, сказочный суп!
Сбился бы мир, о, сказочный суп!
Ска-азочный су-уп,
Ска-азочный су-уп,
Су-уп, мой вечерний,
Ска-азочный, ска-азочный СУП!
— Снова припев! — грянул Гриф, и Чепупаха принялась опять петь, как вдруг издали донесся крик: «Суд начинается!»
