Джон Пристли - Добрые друзья
— А что думает Дороти? — кротко спросила мисс Трант.
— Вы имеете в виду насчет даты, места, нарядов, транспорта и прочего? О, понятия не имею, что думает моя дочь: ей хватает ума не сообщать о подобных соображениях своей матушке. Завтра поеду в город и все улажу. Это долг любой матери. Дел предстоит много, очень много, а времени практически нет. Я, конечно, могу и передумать, отложить свадьбу до лучших времен. Но вряд ли я стану это делать. Почему вы улыбаетесь, Элизабет?
Мисс Трант нагнулась и вытащила из земли совок.
— Да просто подумала, — не вполне искренне ответила она, — что вас ждут приятные хлопоты.
— Приятные? Вот еще! — Тут миссис Чиллингфорд заметила удивленный взгляд приятельницы и расхохоталась. — Впрочем, вы правы! Она его любит, это сразу видно. Не забудьте про чай.
Мисс Трант вздохнула и вновь принялась за прополку цветочных клумб. Однако то был не сентиментальный вздох. Она нисколько не стремилась замуж и не завидовала подруге, скорее даже сочувствовала ей и немного досадовала: как следует припомнив Джеральда Аткинсона, она пришла к выводу, что подруга губит свою жизнь. С другой стороны, мисс Трант ничего не смыслила в сердечных делах и мало ими интересовалась. Ее собственную жизнь никогда не тревожили любовные страсти, а с молодыми людьми она поддерживала дружеские и прохладные отношения. Впрочем, один раз мисс Трант поступилась своими принципами. Это произошло двенадцать лет назад, когда они с отцом возвращались на корабле с Мальты. Мисс Трант стало дурно, и к ней вызвали корабельного врача, высокого сухощавого шотландца. Поначалу он робел и вел себя грубовато, выставляя напоказ добропорядочность, но вскоре они подружились: утром гуляли по палубе, а вечерами внимательно изучали умственный и душевный склад друг друга. Последние два дня прошли особенно волнующе: каждый взгляд украдкой, каждое оброненное слово имели огромное значение и едва не били током. Но вот впереди показалась суша, и доктор совершенно переменился, вновь сделался грубоватым и застенчивым, а на прощанье ничего не сказал, лишь крепко, до боли сжал мисс Трант руку, зловеще улыбнулся и ушел прочь. Его звали Хью Макфарлан; у него был очень низкий голос и выраженный шотландский акцент (широченные гласные и сокрушительные согласные); когда он подставлял лицо солнечным лучам, его волосы пленительно вспыхивали на свету. Мисс Трант запомнила доктора во всех мельчайших подробностях, но вспоминала редко. Вероятно, он служил ей неким тайным мерилом остальных мужчин. Сейчас ей пришло в голову, что он стоил по меньшей мере шести Джеральдов Аткинсонов.
Однако вздох предназначался не ему. Мисс Трант вновь почувствовала себя неприкаянной, ощутила какую-то пустоту внутри. С этим ощущением она отправилась в гости к Чиллингфордам.
— Элизабет, смените обстановку, — сказал мистер Чиллингфорд, погрозив ей пальцем. — Я давно за вами наблюдаю и убежден, что вам необходимы перемены.
— Послушайте моего совета, голубушка, уезжайте отсюда как можно скорее, — добавила его жена. — Конечно, мы будем по вас скучать, но вы непременно должны уехать.
— Куда?
— Куда угодно. В Челтнем, Оксфорд, Лондон — не важно. Продайте все — ценные бумаги, паи, вещи — и откройте собственное дело. Я бы на вашем месте так и поступила. Не медлите, не раздумывайте. Живите полной жизнью, вкушайте ее радости! — Миссис Чиллингфорд произнесла последние слова с большим смаком и вкусила фруктовый пирог.
— Я тоже об этом подумывала, — призналась мисс Трант. — Но чем же мне заняться? Я ничего не умею.
— Еще как умеете! Попробуйте пирог, голубушка. Вы могли бы открыть лавку, продавать шляпы или платья, как Бетти Уолтхэм.
— Да, но все говорят, что вкус у меня неважный, — слукавила мисс Трант и подумала, что это слабое оправдание. Тем более что в глубине души она всегда была убеждена в безупречности своего вкуса.
— Чушь! Вы прекрасно одеваетесь, — вскричала миссис Чиллингфорд, славившаяся дурным вкусом на всю округу. Она привела в пример еще несколько магазинов, открытых девушками самого знатного происхождения.
— Насколько я могу судить, родная, — вставил мистер Чиллингфорд, закуривая трубку, — только я, наш приходи… э-э… некоторая стесненность в средствах… мешают вам стать второй Селфридж или Вулворт[8]. — Он хохотнул.
— А что, очень может быть, — энергично ответила миссис Чиллингфорд. — Мне бы возможности Элизабет, я бы горы свернула!
Ее муж вновь обратился к мисс Трант:
— Я бы не советовал вам утруждать себя делами. Поезжайте куда-нибудь, отдохните, смените обстановку. Как насчет Италии?
— Почему-то меня совершенно не тянет в Италию, — призналась мисс Трант.
— Надеюсь, и не потянет! — с жаром заявила миссис Чиллингфорд. — Ради Бога, Элизабет, не превращайтесь в одну из этих жутких незамужних дамочек, которые только и делают, что разъезжают по Италии. Вспомните Агату Спинторп с сестрой, а еще сестер Маррел — ужас что такое!
— Стало быть, Италия отпадает. Сотрем с карты весь полуостров, — чуть насмешливо проговорил мистер Чиллингфорд. Несколько секунд он мечтательно дымил, а затем продолжил: — На вашем месте я бы исполнил какую-нибудь давнюю мечту. Устроил бы маленький тур… ну, не очень маленький, если подумать… словом, объездил бы все английские соборы. Вряд ли вас интересует церковная архитектура…
— Совсем не интересует, — прошептала мисс Трант.
— Пожалуй, — Мистер Чиллингфорд нимало не расстроился. — Но подумайте, какая это чудесная возможность узнать свою страну! Кентербери, Или, Норич, Линкольн, Йорк… если начинать с той стороны. Чудо, просто чудо! Потом переберетесь в наши края: Херефорд, Глостер, Уэллс, Солсберри и так далее. Прелестно! — Его пухлое лицо разрумянилось от восторга.
Мисс Трант тоже немного воодушевилась.
— Когда вы так говорите, мне и самой хочется. Я ведь почти нигде не бывала.
Мистер Чиллингфорд посерьезнел.
— Я уже много лет вынашиваю эту идею.
— Почему-то я слышу о ней впервые! — воскликнула его жена. — По-моему, скука смертная. Все города с соборами похожи друг на друга как две капли воды, не слушайте его, голубушка!
Они еще немного поболтали о соборах и магазинах, и мисс Трант вернулась домой, где провела полтора часа за любимым романом Скотта, «Редгонтлетом», который перечитывала уже в четвертый раз. Мисс Трант питала особую страсть к историческим романам — не сентиментальному чтиву с историческим антуражем в виде мантий, кинжалов и «святынь», а к серьезным произведениям. Она предпочитала их любой другой литературе; последние двадцать лет они служили ей сперва развлечением, а потом утешением. Мисс Трант обожала передавать тайные послания от Людовика XI герцогу Бургундскому, мчаться сквозь непогоду в Блуа, требуя мести Гизам, следить из стога сена за солдатами Айртона, прятаться в вересковых зарослях после бегства принца Чарли во Францию, переправляться через Рейн с Наполеоном и его маршалами. Обмениваться паролями, созывать кавалерию, громыхать по Великой северной дороге, промозглыми ночами барабанить в двери постоялых дворов, — как ни странно, эти мальчишеские забавы приносили ее разуму огромное удовольствие. Увидев мисс Трант с книжкой в руках, вы бы нипочем не догадались, что в эти минуты она с удовольствием поднимает бокал за разброд в Лиге или стреляет из фузеи. Таковы были ее литературные вкусы. Тяжеловесная сатира и приторные любовные романы наших дней оставляли мисс Трант равнодушной. Ей нравилось, когда события разворачивались стремительно, с первой же главы; она могла в любой момент выскользнуть в эту крошечную дверь и отправиться на поиски захватывающих бесполых приключений. Романы о незамужних женщинах, которые живут в деревне, присматривая за престарелыми родителями, или ютятся в гостевых коттеджах, нагоняли на нее такую смертельную тоску, что она всеми силами их избегала.
Мисс Трант читала «Редгонтлета» и за ужином, а после девяти из деревни донесся беспокойный рев автомобиля: приехал Хилари. Когда они поставили машину в гараж при усадьбе, вернулись в дом и уселись в маленькой гостиной, было уже почти десять.
— Ну, Хилари, рассказывай скорей все новости, — сказала мисс Трант и тут же добавила: — А вообще ты меня пугаешь.
— Правда? Великолепно! — вскричал Хилари высоким чистым голосом. Он не стал спрашивать, чем напугал тетушку: на то было масса известных ему причин.
Однако мисс Трант сочла нужным объясниться:
— Не льсти себе, я напугана вовсе не тем, что ты теперь важный молодой господин из Оксфорда, хотя это и имеет некоторое отношение к моим страхам. Просто ты так быстро меняешься, я помню тебя совсем мальчишкой…
— А, вот в чем дело! — Хилари скривился.
— Да, всего лишь в этом. Мне словно показывают какой-то жуткий фокус. Я живу тут год за годом, вокруг все по-прежнему, а ты постоянно меняешься: детский сад, подготовительная школа, частная школа, теперь Оксфорд…
