Арнольд Беннетт - Повесть о старых женщинах
Выражение его лица польстило Софье. Очевидно, для него эта пожившая, печальная пятидесятилетняя женщина оставалась юной девушкой. В присутствии этого глубокого старика она и чувствовала себя юной девушкой и вспомнила, как когда-то в юности ненавидела его. Отвергнув помощь жены, мистер Кричлоу поставил кресло перед камином и не торопясь уселся в него. Конечно, здесь, в гостиной, он выглядел намного старше, чем за прилавком. Констанция обратила на это внимание еще днем. Из камина выкатился раскаленный уголек. Мистер Кричлоу нагнулся, смочил пальцы слюной, поднял уголек и бросил его обратно.
— Ну, — сказала Софья, — я бы так не сумела.
— Никто лучше мистера Кричлоу не умеет поднимать горячие уголья, — захихикала Мария.
Мистер Кричлоу не соизволил ответить.
— Когда вы выехали из Парижа? — спросил он Софью, откидываясь в кресле и кладя руки на подлокотники.
— Вчера утром, — ответила Софья.
— И чем же вы занимались со вчерашнего утра?
— Я остановилась на ночь в Лондоне, — сказала Софья.
— А, вон оно что, в Лондоне!
— Да. Мы провели вечер с Сирилом.
— А, с Сирилом! Что вы думаете о Сириле, Софья?
— Я горжусь тем, что у меня такой племянник, — сказала Софья.
— А, гордитесь? — произнес старик с явной иронией.
— Да, горжусь, — резко ответила Софья. — И не потерплю никаких замечаний на его счет.
Она принялась с жаром восхвалять Сирила, что очень растрогало Констанцию. Констанция была довольна, даже счастлива. И все же где-то в глубине ее души гнездилось неприятное чувство, что Сирил, которому пришлась по душе его блестящая тетушка, попытался очаровать ее, как никогда или почти никогда не пытался очаровать собственную мать. Сирил и Софья ослепили и покорили друг друга, они люди одинакового склада, а ей, Констанции, существу заурядному, блистать не дано.
Она позвонила и, когда явилась Эми, распорядилась насчет еды — пирожков с яблоками, кофе и горячего молока, и Софья тоже шепотом обратилась к Эми с просьбой касательно Фосетт.
— Хорошо, миссис Скейлз, — с готовностью и почтительно ответила Эми.
Миссис Кричлоу, сидя в низком кресле у занавешенного окна, чему-то улыбалась. Констанция зажгла еще один рожок на люстре. Сделав это, она тихонько вздохнула — то был вздох облегчения. Мистер Кричлоу ведет себя как подобает. Теперь, когда они с Софьей встретились, худшее позади. Если бы Констанция заранее знала, что он придет, ее бы терзали дурные предчувствия, но теперь, когда он действительно явился, она рада его приходу.
Беззвучно отпив немного горячего молока, мистер Кричлоу вытащил толстую кипу белых и голубых бумаг из раздувшегося кармана своего пиджака.
— А теперь, Мария Кричлоу, — сказал он, слегка повернувшись в своем кресле, — тебе пора домой.
Мария Кричлоу как раз надкусила ломтик орехового торта, а в правой руке, изборожденной темными полосками, держала чашку кофе.
— Но мистер Кричлоу… — запротестовала Констанция.
— У меня к Софье дело, и я должен с ним покончить. Я должен дать ей отчет в том, как распоряжался ее наследством по завещанию отца, по завещанию матери и по завещанию тетки, и полагаю, что никого, кроме меня и Софьи, это не касается. Так что, — поглядел он на жену, — марш отсюда!
Мария встала, жеманясь и желая скрыть неловкость.
— Неужели вам охота вникать во все это прямо сегодня? — сказала Софья.
Она говорила мягко, ибо уже ясно поняла, что с мистером Кричлоу следует обращаться тактично, как того требуют капризы и упрямство преклонного возраста.
— Это вполне может подождать день-другой. Я никуда не спешу.
— Достаточно я ждал! — энергично возразил он.
Наступило молчание. Мария Кричлоу собиралась домой.
— А насчет того, что вы не спешите, Софья, — продолжал старик, — так никто и не говорит, что вы спешите.
Софья еле сдержалась. Она неуверенно поглядела на Констанцию.
— Мы с миссис Кричлоу спустимся пока в нижнюю гостиную, — быстро вставила Констанция. — Там еще не догорел огонь в камине.
— Ну нет, об этом и речи быть не может!
— Но отчего же нет, миссис Кричлоу? — настаивала Констанция весело, но твердо.
Она полагала, что в ее доме Софья должна располагать всей той же свободой и удобствами, которые имела у себя. Если нужно предоставить помещение Софье и ее доверенному лицу для деловой беседы, гордость требует от Констанции найти такую комнату. К тому же Констанция рада была увести Марию подальше с глаз Софьи. Сама-то она притерпелась к Марии, для нее это роли не играет, но ей было бы не по душе, если бы из-за нелепых повадок Марии сестре пришлось бы сидеть на иголках. Поэтому эти двое ушли, а старый Кричлоу начал разворачивать бумаги, которые приводил в порядок уже несколько недель.
В гостиной внизу огонь почти догорел, и Констанцию не только изводила своей пустой назойливостью миссис Кричлоу, но и мучил холод, который был ей противопоказан при ее ишиасе. Она задумалась над тем, не придется ли Софье признаться мистеру Кричлоу, что она сама толком не знает, вдова она или нет. Констанция подумала, что надо бы предпринять шаги, чтобы выяснить через семейство Биркиншо, известно ли что-либо о Джеральде Скейлзе. Но даже этот путь усеян опасностями. Положим, он еще жив, этот редкостный негодяй (а только таким могла считать его Констанция), и положим, он будет досаждать Софье — что за картина! Какой позор на весь город! Такие пугающие мысли непрерывно возникали в голове у Констанции, склонившейся перед камином и желавшей одного — дожить до конца глупейшей беседы с Марией Кричлоу.
Эми, отправляясь спать, прошла через комнату. Подняться наверх, минуя маленькую гостиную, было невозможно.
— Ты ложишься спать, Эми?
— Да, мэм.
— Где Фосетт?
— В кухне, мэм, — словно оправдываясь, ответила Эми. — Миссис Скейлз сказала, что Фосетт может спать на кухне со Снежком, они ведь так подружились. Я открыла нижний ящик — там Фосетт и улеглась.
— Миссис Скейлз привезла с собой собаку? — воскликнула Мария.
— Да, мэм, — опередив Констанцию, сухо ответила Эми. — И за этим «да» стояло очень многое.
— У вас в семье все такие собачники, — сказала Мария. — А что это за собака?
— Ну, — сказала Констанция, — не знаю точно, как называется эта порода. Собака французская. Словом, французской породы.
Эми не спешила уходить.
— Спокойной ночи, Эми, спасибо тебе.
Закрыв дверь, служанка стала подниматься по ступенькам.
— Ну и ну! — пробормотала Мария. — Вот уж не подумала бы!
Уже пробило десять, когда звуки на втором этаже показали, что первая беседа между доверенным лицом и его подопечной завершилась.
— Я пойду, открою нашу боковую дверь, — сказала Мария. — Передайте мой поклон миссис Скейлз.
Мария не была уверена, действительно ли Чарлз Кричлоу хотел, чтобы она вернулась домой, или удовлетворился ее отсутствием в гостиной. Поэтому она ушла. Кричлоу мучительно долго, в полном молчании спускался по лестнице, потом, не обращая внимания на Констанцию, прошел через гостиную в сопровождении Софьи и удалился.
Констанция закрыла и заперла входную дверь, и сестры переглянулись. Софья легко улыбнулась. Сестрам казалось, что они лучше понимают друг друга без слов. Взглядом они передали друг другу свои впечатления от Чарлза Кричлоу и Марии и поняли, что впечатления эти совпадают. Констанция ни словом не обмолвилась о беседе Софьи с Кричлоу. Промолчала и Софья. Сейчас, в первый день встречи, они лишь изредка достигали близости.
— Не пора ли лечь? — спросила Софья.
— Ты устала, — сказала Констанция.
Софья подошла к лестнице, слабо освещенной рожком из коридора, прежде чем Констанция, проверив задвижки на окнах, выключила газ в гостиной. По лестнице они поднимались вдвоем.
— Я хочу проверить, все ли в порядке у тебя в комнате, — сказала Констанция.
— Зачем? — спросила Софья, улыбаясь.
Оставшиеся ступеньки они преодолели медленнее.
Констанция запыхалась.
— Ах, камин разожжен! Как это мило! — воскликнула Софья. — Ну зачем такие хлопоты? Я же сказала — не надо.
— Какие же хлопоты! — ответила Констанция, зажигая газ.
По ее тону можно было подумать, что затопить камин в спальной — самое обычное дело в Берсли.
— Ну, дорогая, надеюсь, тебе будет удобно, — сказала Констанция.
— Конечно. Спокойной ночи, дорогая.
— Спокойной ночи.
Сестры снова обменялись робкими и нежными взглядами. Они не поцеловались. Обе подумали: «Не станем же мы целоваться каждый вечер». Но в их тоне звучало спокойное, сдержанное чувство, взаимное доверие и уважение, даже нежность.
Полчаса спустя до ушей Констанции донесся страшный гам. Она как раз ложилась в постель. В тревоге она внимательно прислушалась. Не было сомнения: собаки подрались, и притом насмерть. Она представила себе поле битвы — кухню и поверженного Снежка. Открыв дверь, она вышла в коридор.
