Марк Твен - Том 10. Рассказы. Очерки. Публицистика. 1863-1893.
Вышло так, что мне же пришлось поддерживать в ней бодрость всю дорогу. Она спорила со мной и говорила:
– Не забудьте, пожалуйста, что, если мы будем просить слишком много, нам, может быть, совсем ничего не дадут; и что тогда с нами будет, если мы останемся совсем без средств и без заработка?
Нас впустил все тот же слуга; и оба они оказались тут как тут, наши пожилые джентльмены. Разумеется, они удивились, когда увидели, что со мной такое прелестное создание, но я сказал:
– Ничего, господа, это моя будущая супруга и помощница.
И я представил их и назвал по имени. Это их не удивило, они понимали, что у меня хватит смекалки заглянуть в справочник. Они усадили нас, были очень любезны со мной и, насколько могли, старались, чтобы Порция перестала смущаться и чувствовала себя как дома. И тут я сказал:
– Джентльмены, я готов дать вам отчет.
– Мы рады будем вас выслушать, – сказал мой джентльмен, – потому что теперь мы можем решить спор между братом Абелем и мной. Если вы выиграли для меня пари, вы получите любую должность, какая есть в моем распоряжении. Билет в миллион фунтов с вами?
– Вот он, сэр, – и я отдал ему билет.
– Я выиграл! – воскликнул он и хлопнул Абеля по спине. – Ну, что ты теперь скажешь, брат?
– Скажу, что он жив, а я проиграл двадцать тысяч фунтов. Никогда бы этому не поверил.
– Мой отчет еще не кончен, – сказал я, – и рассказывать придется долго. Разрешите мне навестить вас на днях и рассказать подробно всю историю этого месяца; ручаюсь, что ее стоит послушать. А пока взгляните вот на это.
– Что такое! Счет в банке на двести тысяч фунтов! Неужели они ваши?
– Мои. Я их заработал в тридцать дней, осмотрительно пользуясь небольшой ссудой, которую получил от вас. Я ничего не делал, только покупал разные пустяки и просил разменять билет.
– Ну, это поразительно! Просто невероятно, мой милый!
– Не беспокойтесь, у меня есть доказательства. Не принимайте моих слов на веру.
Теперь пришел черед Порции удивляться. Широко раскрыв глаза, она сказала:
– Генри, это в самом деле ваши деньги? Значит, вы мне сказали неправду?
– Да, милая, сказал. Но ведь вы меня простите, я знаю.
Она капризно надула губки и сказала:
– Не будьте так самоуверенны. Вам не следовало обманывать меня.
– О, вы должны простить меня, дорогая, должны примириться: ведь это была шутка, вы же понимаете. Ну, а теперь нам пора.
– Подождите, подождите! А как же вакансия? Ведь я хотел дать вам место, – сказал мой джентльмен.
– Ну, – сказал я, – я вам как нельзя более благодарен, но мне, право, не нужно никакого места.
– Но вы можете получить самое лучшее, какое имеется в моем распоряжении!
– Еще раз благодарю от всего сердца, но мне, пожалуй, даже и такого не нужно.
– Генри, как вам не стыдно? Вы плохо благодарите этого доброго джентльмена. Можно, я поблагодарю за вас?
– Ну конечно, милая, если вы можете сделать это лучше. Посмотрим, как у вас это получится.
Она подошла к моему джентльмену, села к нему на колени, обняла его и поцеловала прямо в губы. Оба пожилых джентльмена расхохотались во все горло, а я так и застыл на месте, просто окаменел, можно сказать.
Порция сказала:
– Папа, он говорит, что в твоем распоряжении нет такого места, какое он принял бы, и я обижена не меньше, чем…
– Дорогая моя, неужели это ваш папа?
– Да, это мой отчим, и самый милый, какой только может быть. Теперь вы понимаете, почему я так смеялась, когда вы мне рассказывали у посланника, каких хлопот и огорчений наделал вам план дяди Абеля и папы?
Разумеется, тут уже я не стал молчать и высказался напрямик, без всяких околичностей:
– О, простите меня, дорогой сэр, я беру свои слова обратно. У вас имеется свободная вакансия, которую я хотел бы занять.
– Какая же это?
– Вакансия зятя.
– Ну, ну, ну! Но, знаете ли, вы никогда еще не занимали этой должности и, конечно, не сможете представить рекомендаций, которые удовлетворяли бы условиям нашего договора, а потому…
– Испытайте меня, о пожалуйста, прошу вас! Только испытайте в течение каких—либо тридцати—сорока лет, и тогда…
– Что же, хорошо, если так, – берите ее.
Были ли мы оба счастливы? В самом полном словаре не найдется довольно слов, чтобы описать наше счастье. А когда через день—другой мои приключения с банковым билетом и счастливая развязка стали всеобщим достоянием, не говорил ли об этом весь Лондон и не смеялся ли? Да, еще бы.
Папа моей Порции отвез счастливый билет обратно в Английский банк и разменял, потом банк погасил его и опять преподнес владельцу, а он подарил нам этот билет в день свадьбы, и с тех пор он висит в рамке на самом почетном месте в нашем доме, за то что он дал мне мою Порцию. Если бы не он, я не остался бы в Лондоне, не попал бы к посланнику и никогда бы с ней не встретился, и потому я всегда говорю:
– Да, это билет в миллион фунтов, как видите. И за всю его жизнь на него была сделана одна покупка, зато такая, которая стоит вдесятеро дороже этой суммы!
ПУБЛИЦИСТИКА
ВАЖНАЯ ПЕРЕПИСКА
между мистером Марком Твеном (Сан—Франциско) и его преподобием доктором богословия епископом Беркутом (Нью—Йорк), его преподобием Филлипсом Бруксом (Филадельфия) и его преподобием доктором Каммингсом (Чикаго) касательно замещения вакансии настоятеля собора Милосердия.
Я давно уже с глубоким интересом следил ли попытками привлечь вышеупомянутых почтенных священнослужителей — вернее, какого—нибудь одного из них — на должность проповедника в прекрасном сан—францисском храме, носящем название собор Милосердия. Когда же я увидел, что все старания церковного совета ни к чему не приводят, я счел своим долгом вмешаться и собственным влиянием (уж какое там оно ни есть!) поддержать их благородное дело. При этом я не угодничал перед церковным советом и не преследовал никаких личных целей, о чем достаточно ясно говорит тот факт, что я не состою в числе прихожан собора Милосердия, никогда не беседовал об этом с церковным советом и даже не заикался о своем желании написать священникам. То, что я сделал, я сделал по доброй воле, без просьб с чьей—либо стороны; мои действия продиктованы исключительно альтруистическими побуждениями и симпатией к прихожанам собора Милосердия. Я не жду наград за свои услуги, мне нужна лишь чистая совесть, спокойное сознание, что я наилучшим образом исполнил свой долг.
М. Т.
Между мною и его преподобием доктором Беркутом состоялся следующий обмен письмами.
Мое письмо его преподобию Беркуту:
«Сан—Франциско, март 1865 г.
Дорогой доктор!
Мне стало известно, что Вы телеграфировали церковному совету собора Милосердия свои отказ приехать в Сан—Франциско на пост настоятеля, не согласившись на предложенные Вам условия — 7000 долларов в год; в связи с этим я решил сам обратиться к Вам с письмом. Скажу Вам по секрету (это не для разглашения, пусть никто ничего не знает!), собирайте свои манатки и спешите сюда, я устрою все наилучшим образом. Совет схитрил, он понимал, что Вас 7000 долларов не устроят, но он думал, что Вы назначите свою цену и с Вами можно будет поторговаться. Теперь уж я сам займусь этим делом, растормошу всех священников, в результате Вы здесь за полгода заработаете больше, чем в Нью—Йорке за целый год. Я знаю, как это делается. Со мной считается местное духовенство, особенно его преподобие доктор Бадсворт и его преподобие мистер Стеббинс: я пишу за них проповеди (последнее, впрочем, публике неизвестно, и прошу на сей счет не распространяться!), и я могу в любую минуту подбить их, чтобы все они потребовали прибавки.
Вы будете довольны этим местом. Оно куда привлекательнее всех прочих известных мне мест. Во—первых, здесь грандиозное поле действия: грешников — хоть пруд пруди. Достаточно закинуть сеть, и улов Вам обеспечен; просто удивительно — самая что ни на есть скучная, затасканная проповедь пригонит к Вам не меньше полдюжины кающихся. Поверьте, Вас ждет весьма оживленная деятельность при очень скромных усилиях с Вашей стороны. Приведу такой пример: однажды я накатал бредовую, бессмысленную проповедь — вряд ли Вы когда—нибудь слышали такую — для священника епископальной церкви, и он сразу выловил семнадцать грешников. Тогда я слегка переделал ее, чтобы годилось дли методистов, и его преподобие Томас поймал еще одиннадцать. Недолго думая, я опять на скорую руку переиначил кое что, и тут уже Стеббинс обратил в свою унитарианскую веру несколько человек; я не поленился, перекроил еще разок, и доктор Вадсворт использовал ее столь же успешно, как самые лучшие мои сочинения в этом жанре. И так эта проповедь пропутешествовала из церкви в церковь, каждый раз меняя наряд, дабы соответствовать очередному религиозному климату, пока не обошла наконец весь город. За время ее действия мы выловили в общей сложности сто восемнадцать самых отвратительных грешников, которые катились прямой дорогой в ад.
