Самоцветный быт - Булгаков Михаил Афанасьевич
– Кооперативная лавка-вагон!! – отвечала афиша.
– Го-го, здорово! – шумели железнодорожники.
И на следующий день она приехала.
Она оказалась длинным товарным вагоном, испещренным лозунгами, надписями и изречениями:
«Нигде, кроме как в нашем торговом доме!»
«Сони, Маши и Наташи, летите в лавку нашу!»
«Железнодорожник! Зачем тебе высасываться в лавке частного паука, когда ты можешь попасть к нам?!»
– Ги-ги, здорово! – восхищались транспортники. – Паук – это наш Митрофан Иванович.
Станционный паук Митрофан Иванович мрачно глядел из своей лавчонки.
«Транспортная кооперация путем нормализации, стандартизации и инвентаризации спасет мелиорацию, электрификацию и механизацию».
Этот лозунг больше всего понравился стрелочникам.
– Понять ни черта нельзя, – говорил рыжебородый Гусев, – но видно, что умная штука.
«Каждый, кто докажет документом, что он член, получает скидку в 83½ %, – гласил плакат, – все не члены получают такую же!!»
В кассе взаимопомощи наступило столпотворение. Транспортники стояли в хвосте и брали заимообразно совзнаками и червонцами.
А в полдень облепленная народом кооплавка начала торговать.
Три приказчика извивались, кассирша кричала: «Сдачи нет!», и пёр станционный народ штурмом.
– Три фунтика колбаски позвольте, стосковались по колбаске. У паука Митрофана Ивановича гнилая.
– Колбаски-с нет. Вся вышла-с. Могу предложить вместо колбаски омары в маринаде.
– Амары? А почем?
– Три пятьдесят-с.
– Чего три?!
– Известно-с – рубля.
– Банка?!
– Банка-с.
– А как же скидка? Я член…
– Вижу-с. Со скидкой три пятьдесят, а так они шесть двадцать.
– А почему они воняют?
– Заграничные-с.
– Прошу не напирать!
– Ремней в данный момент не имеется, могу предложить взамен патентованные брюкодержатели «Дуплекс» – лондонские с автоматическими пуговицами «Пли». 7 руб. 25 коп. Купившим сразу дюжину дополнительная скидка – 15 %. Виноват, гражданин. Он на талию надевается.
– Батюшки, лопнул!!
– Уплатите в кассу 7 р. 25 к.
– Ситцу нет, мадемуазель. Есть портьерная ткань лионская, крупными букетами. Незаменима для обивки мебели.
– Хи-хи. У нас и небели-то нету.
– Жаль-с. Могу предложить стулья «комфорт» складные для пикников…
– А вам что, мадам?
– Я не мадам, – ошеломленно ответил Гусев, поглаживая бороду.
– Пардон, чем могу?
– Мне бы ситцу бабе в подарок.
– Миль пардон, ситец вышел. Для подарка вашей почтенной супруге могу предложить парижский корсет на шелку с китовым усом.
– А где ж у него рукава?
– Извиняюсь, рукава не полагаются. Ежели с рукавами, возьмите пижаму. Незаменимая вещь в морских путешествиях.
– Нам по морям не путешествовать. Нет уж, позвольте корсетик. Вещица прочная.
– Будьте покойны, пулей не прострелишь. Номер размера вашей супруги?
– У нас по простоте, не нумерованная, – ответил стыдливо Гусев, – известно, серость…
– Пардон, тогда мы на глаз. Рукой обхватить можно?
Гусев подумал:
– Никак нет. Двумя, ежели у кого руки длинные…
– Гм. Это порядочный размер. Супруге вашей диета необходима. Так мы предложим вам № 130, для тучных специально.
– Хорошо, – согласился покладистый Гусев.
– 11 р. 27 коп… Что кроме?
Кроме Гусев купил бритвенное зеркало «Жокей-клуб», показывающее с одной стороны человека увеличенным, а с другой стороны уменьшенным. Просил мыла, а предложили русско-швейцарский сыр. Гусев отказался за неимением средств и, подкрепившись у Митрофана Ивановича самогоном, явился к супруге.
– Показывай, что купил, пьяница? – спросила Гусева супруга.
– Вишь, Маша, выбор в лавке у них заграничный, ни черта нету, – пояснил Гусев, вскрывая сверток, – говорят, тучная ты № 130…
– Ах они, охальники! (Супруга всплеснула руками.) Что они, мерили меня, что ли? И ты хорош: про жену такие слова!
Она глянула в зеркало и ахнула. Из круглого стекла выглянула великанская физия с обвисшими щеками и волосами, толстыми, как нитки.
Супруга повернула зеркало другой стороной и увидала самое себя с головой маленькой, как чернильница.
– Это я такая? № 130?! – спросила супруга, багровея.
– Тучная ты, Ma… – пискнул Гусев, присел, но не успел закрыться. Супруга махнула корсетом и съездила его по уху так, что шелк лопнул и китовый ус вонзился ему в глаз.
Через две минуты Гусев, растопырив ноги, сидел у входа в свое жилище и глядел заплывшим глазом в хвост поезду, увозившему кооперативную лавку.
Гусев погрозил ей кулаком.
Встал и направился к Митрофану Ивановичу.
Белобрысова книжка
Формат записной
5 числа
№ билета не забыть. 50 897 013. Кузину литературу и поехать в район…
…День-то, день… Да уж это день! День, братцы мои. Утром позвонили, в полдень телеграмма. Сон Шехерезады, товарищи! Оценили Белобрысова. Вспомнили! Шел к нему в кабинет и думаю – я или не я? Встал он, брючки подтянул, говорит – оправдайте доверие наше, товарищ Белобрысов, а равно и беспартийной массы в размере 150 миллионов. Стою – плачу, слезы градом, стою, ничего не понимаю, а в голове птица поет… чепуха… я помню день, ах, это было, я помню день, ах, это было…
Кругобанка директором!! Понимэ ву? Кругосветных операций банка директором. Эх, мама, покойница, не в смысле семейного быта и пережитков говорю, Боже сохрани, – в смысле того, что вот, старуха, родила Белобрысова сына республике. И сам не понимаю, что говорю. Поймите, что, может, сижу как болван здесь, а в это время на Малайских островах телеграмма: «Белобрысова Семена Кругобанка…» Эх, гори, сияй, моя звезда!..
Между листами расписка Моспочтамта:
Куда: Одесса.
Кому: Якову Белобрысову.
Слов: 16.
6 числа
Швейцар… К машине выходил… Говорю – сам я. Сам… Помилуйте, товарищ. Не понимаю, где делают такие стекла? 3 сажени. На-а… Да-а… 4 аппарата (6-89-05, не забыть) и какой-то с белыми цифрами. По 8-му повертел, и пришел – честь имею рекомендоваться – заведующий отделом австралийских корреспондентов. Спрашиваю и сам не знаю, почему… я помню день… а, говорю, с Малайскими у нас как островами? Конечно, отвечает и сам улыбается. Кругосвет! Улыбка открытая и золотые зубы. Вот только одеты все! Все острые носы. Ногу поджимаю, потому что латка у меня и хром. Смешно, конечно… Мне, как марксисту, на латку плевать, но спрашиваю, где, мол, ботинки вы покупаете? Вместо ответа берет 6-89-05 (не забыть) и спрашивает: ваш номер позвольте узнать, товарищ директор? Я и бухнул – домсоветский! Коммутатор, говорю, 78-50-50, добавочный 102. Улыбнулся. № ботинок, говорит, Семен Яковлевич? Какой там номер! Получил, говорю, в райкоопе. Он в телефон: пришлите выбор – дюжину лак-замша, каблук рантованный, те, что я беру. Ошалел я, спрашиваю – простите, может быть, это неудобно? Улыбнулся. Помилуйте, говорит, Семен Яковлевич, вам по магазинам разве будет время ходить. От парового отопления веет, а в Севообороте в шубе сидел у окна. Эх!
…В сущности… нога, как в вате… Маркс нигде не утверждал, что на ногах нужно всякую сволочь носить…
Батюшки! Брат Яша с женой одесским семь пятнадцать приехал. Получил братуля телеграмму и прилетел. Радости было!.. Семь лет не видались. Остается в Москве. Я рад. Он у меня, братан, – молодец по коммерческой части. Будет с кем посоветоваться. Эх, жаль, что беспартийный. Говорит, я сочувствую, но некоторое расхождение… Возмужал, глаза быстрые стали, как мышки, борода черная – веером. Жена красавица. Волосы, как золото. Хохоту было! Теснота у нас в доме. У меня две комнатушки – повернуться негде. А она-то! Манто котиковое… серьги бриллиантовые. Немножко я даже смутился. Она шмыг, шмыг по коридору, быстрая, в серьгах, а у нас бирюки ответственные… косятся… Пустяки. Они беспартийные…