Джузеппе Бонавири - Каменная река
Вместе с дружками он спрыгнул с дерева прямо на дорогу. Мы опомнились и тоже стали напихивать за пазуху американские яства. Солдаты смеялись и кричали:
— Олрайт, чилдрен, олрайт!
Мы копошились в пыли под грустными взглядами односельчан, видно не ожидавших от иностранцев такой щедрости.
Внезапно опять грянул залп, и мы в испуге распластались посреди дороги. Полежав немного, мы осторожно огляделись и увидели стаю голубей, разлетавшихся во все стороны. Три птицы стремительно падали вниз, теряя сизые перья.
— Ой, мамочки! — взвизгнул Агриппино и поспешно спрятался за деревьями.
У нас также пропала охота подбирать пачки галет, ведь каждый и так набил полную пазуху, и мы стали глядеть на американцев, которые теперь занялись голубями.
Один голубь грохнулся оземь; лапки его еще судорожно дергались.
— О-ля-ля!
Солдат схватил полумертвую птицу за крыло.
— Только клюва тебе недостает, коршун проклятый! — процедил сквозь зубы Агриппино.
— Ит пиджин тунайт! — ликовал танкист.
— Пиджин, пиджин! — подхватили остальные.
Два подбитых голубя еще трепыхались в воздухе. А голубиная стая тем временем огибала горный хребет. Спустя секунду вторая птица шмякнулась о башню танка.
— Пиджин, пиджин!
Третий голубь, распластав крылья, спикировал прямо на нас. Чернявый достал его в прыжке и объявил:
— Наша добыча, этого не отдам.
Американцы что-то кричали на своем дурацком языке, но Чернявый быстро спрятал голубя в кустах ежевики.
— Нету, улетел! — И показал на небо.
Американцы засмеялись.
— Литл рог, литл рог! — напустились они на Чернявого, а тот лишь смерил их презрительным взглядом.
В этот миг прозвучала команда, и американцы рассыпались по машинам; пронзительно заскрежетали гусеницы.
— Слава богу, отчалили, — сказал кто-то из толпы.
Танки снова вытянулись по дороге и покатили, оставляя за собой глубокие рытвины.
— Пошли отсюда, — сказал Тури. — У меня голова кругом идет.
— А куда? — спросил я.
— Айда в Замок! — воскликнул Кармело. — Оттуда лучше всего видать, как войска проходят.
Чуридду выудил из кустов голубя, подбросил его на ладони.
— Сдох. Что с ним делать, в крапиву, что ль, забросить?
— Очумел? — покосился на него Чернявый. — С собой возьмем. Дохлый, ну и что с того? Уж лучше мы его съедим, чем эти скоты.
На площади мы едва не угодили под танки, грохотавшие гусеницами по булыжнику.
— За мной! — заорал Тури, проскользнув между ними.
В Замке было пустынно; мы расположились во дворике под кустом отцветающей акации.
— Ура, сейчас пир устроим! — радовался Нахалюга.
— Сперва надо костер развести, чтоб голубя изжарить, — заметил Агриппино.
Мы подошли к обрыву; внизу была купальня, а за ней расстилалась долина.
— Вон они! — гаркнул Пузырь.
Вся дорога была запружена танками, военными грузовиками, которые медленно ползли под лучами догоравшего солнца.
— Эй вы! — окликнул нас Агриппино. — Костер готов.
Мы живо ощипали голубка.
Из-под крыла у него сочилась кровь.
— Вон куда его подранили, — тихо сказал Чернявый.
— Бедняга! — посетовал я. — Но мы же не виноваты!
На огне мы опалили оставшиеся перышки, и нежное, ароматное мясо зарумянилось очень быстро.
— Нам бы сотню таких! — мечтательно протянул Карлик.
— Перебьешься. Зато у нас галет и шоколада в избытке.
— С чего начнем? — спросил я.
— С голубя, конечно.
Мы разорвали жаркое на части, кишки выбросили, а от печенки дали всем по кусочку.
— Чур мне голову, — попросил Пузырь.
— Так, теперь доставайте галеты, — распорядился Чернявый.
Мы немного разгребли камни и уселись, скрестив ноги, на пожухлой траве.
— Не то что наш хлеб, — облизывался Чуридду.
— Точно, — подтвердил Тури. — А ведь они, гады, каждый день такое жрут.
Мы поглощали хрустящие, обсыпанные мукой галеты, закусывали шоколадом и причмокивали от удовольствия.
— Ах черт, вот черт! — твердил Чернявый: видно, слов у него не хватало.
— Век бы здесь сидел! — с набитым ртом пробурчал Золотничок, облизывая перемазанные пальцы.
Но скоро нас стала мучить жажда.
— Ой, не могу больше, в горле пересохло! — пожаловался Пузырь.
Мы какое-то время крепились — через силу жевали приторный шоколад, но надолго нас не хватило.
— Он у меня в глотке застрял, — объявил Кармело.
— Водички бы сюда!
Тури поднялся.
— Внизу можно напиться, у дядюшки Анджело. Либо мы спускаемся по скале, либо возвращаемся назад.
Легко сказать — по скале, она же отвесная. Но у Тури уже созрел план. Он отобрал у нас ремни, сцепил их друг с другом и привязал этот канат к выступу.
— Вот так и будем спускаться.
— А если оборвется? — взвизгнул Пузырь, который вечно был готов в штаны наложить.
Но Тури, не слушая его, соскользнул по канату и в мгновение ока очутился на нижней площадке.
— Ну, чего сдрейфили?
За ним полезли Агриппино, Нахалюга и Золотничок. Пузырь все канючил:
— Домой хочу, к бабушке!
Но я дал ему хорошего пинка, и он как ни трусил, а все-таки спустился.
— Да это ж пара пустяков! — радостно закричал он.
Нам не повезло: хибара дядюшки Анджело была заперта. Мы отбили себе кулаки об дверь — и куда запропастился этот старый дурак? Не тащиться же обратно, тем более что дорогу перекрыли американцы?
— Айда со мной! — вдруг крикнул Агриппино.
Он залез в огород дядюшки Анджело, мы за ним.
— Вон, видите старую лохань? Там чистая вода для кур.
Агриппино нагнулся и стал лакать из корыта. И правда, вода была свежая, вкусная.
— Ну и нюх у тебя! — восхитился Тури.
— Небось в хозяйстве всему научишься.
Мы напились, не обращая внимания на враждебное квохтанье кур, и решили вернуться в Замок.
Однако же подниматься — не спускаться. Кто тяжело пыхтел, кто отплевывался, кто бурчал:
— И куда нас понесла нелегкая?!
Вдобавок по всему склону росли какие-то колючки с тошнотворным запахом.
— Ну и вонь! — скривился Карлик.
— Камни и то лучше, — подхватил Золотничок. — Тьфу! Апчхи!
— Лезь давай, — сказал я. — Уже близко.
Первым взобрался Кармело, самый опытный скалолаз. Он хорошо знал, где подниматься, за какой выступ ухватиться, чтобы потом подтянуться на руках. Чернявый, гибкий, как пружина, и выносливый, ненамного от него отстал.
— Эй вы, недоноски! — закричали они нам с вершины, уже окутанной сумраком. — Шевелитесь! Ползут как черепахи!
Меня зло разобрало: ведь я бы тоже был давно наверху, если б не этот недотепа Пузырь, который цеплялся за меня и хныкал:
— Ну обожди, дай руку!
Из-за него меня обогнали даже Тури и Агриппино. Вскоре я услышал их торжествующее «ура».
Ладно, плевать на них, решил я и протянул руку Пузырю.
— Не торопись. Теперь мы все одно последние.
Но последним вскарабкался Золотничок, изо всех сил делавший вид, что ему это безразлично.
Стемнело. Мы по очереди зевали, Тури — больше всех. Лежать на земле было жестко; то и дело кто-нибудь вытаскивал из-под себя и швырял вниз колкий камешек.
— Ух ты, глядите, ночь-то какая звездная! — воскликнул Золотничок.
— Да пошел ты со своими звездами, дай отдохнуть.
— Ох, и правда спать до смерти хочется, — зевнул Кармело.
Пузырь уже пришел в себя после пережитого страха и теперь рассуждал о звездах. Самый младший среди нас, он до сих пор ходил в школу и был первым учеником в классе.
— Ну давай, бабушкин внучек, прочти нам лекцию! — с издевкой сказал Тури, поудобнее устраиваясь на боку.
— При чем тут лекция, это же интересно, — отозвался Пузырь. — Так вот, небо — это огромная долина, где живут разные звери.
Его тихий, мечтательный голос будто убаюкивал нас.
— Вон, к примеру, Большая Медведица, семь звезд наподобие ковша. А там перевернутый ковшик — Малая Медведица, и над ней висит Полярная звезда…
— Полярную звезду я знаю, — прервал Агриппино. — Мы по ней время определяем.
— Точно! — воскликнул Золотничок. — Звезда посветит петуху на гребень, он и давай кукарекать.
— Выдумаешь тоже, ослиная башка! — обрушился на него Тури.
Но мы все уже заинтересовались рассказом Пузыря.
— Вон там, повыше, Кассиопея. Правда, здорово на небо глядеть: кажется, будто в колодец летишь?
— Ой, мамочки! — всполошился Чуридду.
— Вот мы уже на Млечном Пути, — не унимался Пузырь. — По нему молоко ведрами разлито.
— Вот это да, кто бы мог подумать! Звездный лес, а посреди течет тихая теплая река… и ведь так было испокон веку.
Даже Чернявый и Тури теперь глядели на Млечный Путь, правда, корчили рожи, отпускали ехидные замечания, но было заметно, что и они не в силах оторвать глаз от этой сверкающей шпаги. Вот тебе и Пузырь, а мы-то считали его слюнтяем.
