Вирджиния Вулф - Годы
Дождь лил беспрестанно всю ночь, создавая легкую дымку над полями, булькая и всхлипывая в канавах. В садах он падал на цветущие кусты сирени и ракитника. Он нежно орошал свинцовые купола библиотек, изливался из смеющихся пастей горгулий. Он размывал вид из окна комнаты, в которой еврейский юноша из Бирмингема сидел и зубрил древнегреческий, обмотав голову мокрым полотенцем, и той, где доктор Мелоун допоздна писал очередную главу монументальной истории колледжа. А в саду ректорской резиденции, за окном Китти, он поливал древнее дерево, под которым три века назад сиживали за вином короли и поэты. Теперь накренилось, почти упало, так что его пришлось подпереть посередине.
— Зонтик, мисс? — предложил Хискок Китти, когда на следующий день она выходила из дому — гораздо позднее, чем следовало. В воздухе чувствовалась прохлада, поэтому она порадовалась, заметив компанию в белых и желтых платьях, с подушками, направлявшуюся к реке: хорошо, что ей сегодня не придется сидеть в лодке. Сегодня никаких сборищ, думала она, никаких приемов. Но часы предупреждали: она опаздывает.
Она шла и шла, пока не достигла дешевых красных домиков, которые отец ее настолько не любил, что всегда делал крюк, стараясь обойти их. Но поскольку в одном из этих домиков жила мисс Крэддок, для Китти они были окружены романтическим ореолом. Ее сердце забилось быстрее, когда она повернула за угол у новой часовни и увидела дом с крутыми ступеньками — дом мисс Крэддок. Люси поднималась и спускалась по этим ступенькам каждый день. Вот ее окно. А вот звонок. Китти дернула, и колокольчик выскочил наружу, но обратно не убрался: в доме Люси все было ветхое. Но во всем была романтика. Вот, на стойке, зонтик Люси — тоже не такой, как все зонтики: с ручкой в форме головы попугая. Но пока Китти поднималась по высоким блестящим ступеням, к ее радостному волнению примешался страх: она опять не выполнила задание. И в эту неделю она «не приложила старания».
«Она пришла!» — подумала мисс Крэддок, задержав на весу перо. У нее был нос с красным кончиком, а глаза чем-то напоминали совиные, с впалыми кругами землистого оттенка. Прозвенел звонок. Перо окунулось в чернила. Она проверяла сочинение Китти и услышала шаги на лестнице. «Она пришла!» — опять подумала мисс Крэддок, и у нее чуть перехватило дыхание. Она положила перо.
— Мне ужасно неловко, мисс Крэддок, — говорила Китти, раздеваясь и садясь за стол. — Но у нас были гости.
Мисс Крэддок потерла рукой губы, как делала, когда была недовольна.
— Понятно, — сказала она. — Значит, на этой неделе вы опять ничего не сделали.
Мисс Крэддок взяла перо и обмакнула его в красные чернила. А затем обратилась к сочинению.
— Оно не стоило проверки, — заметила мисс Крэддок, задержав перо в воздухе. — Такого постыдился бы и десятилетний ребенок.
Китти покраснела.
— И вот что странно, — сказала мисс Крэддок, когда урок был окончен. — Ум у вас весьма оригинальный.
Китти покраснела от удовольствия.
— Но вы не пользуетесь им, — сказала мисс Крэддок. — Почему вы им не пользуетесь? — спросила она, посмотрев на Китти своими умными серыми глазами.
— Видите ли, мисс Крэддок, — с жаром начала Китти, — моя мать…
— М-м, м-м, — прервала ее мисс Крэддок. Доктор Мелоун платил ей не за выслушивание откровений. Она встала. — Поглядите на мои цветы, — предложила она, чувствуя, что оборвала девушку слишком резко. На столе стояла миска с цветами — полевые, синие и белые, они были воткнуты в кусок влажного зеленого мха. — Сестра прислала с пустошей.
— С пустошей? Откуда именно? — спросила Китти. Она наклонилась и нежно потрогала мелкие цветочки.
Как она мила, подумала мисс Крэддок. Китти трогала ее душу. Но прочь сантименты, сказала она себе, а вслух произнесла, глядя на цветы:
— Из Скарборо. Если держать мох влажным, но не слишком, они простоят несколько недель.
— Влажным, но не слишком, — улыбнулась Китти. — Пожалуй, в Оксфорде это нетрудно. Здесь всегда идет дождь. — Она посмотрела в окно, за которым сеял мелкий дождь.
— Если бы я жила там, мисс Крэддок… — начала Китти, беря в руки свой зонтик, но умолкла. Урок кончился.
— Вам было бы очень скучно, — сказала мисс Крэддок, посмотрев на нее.
Китти надевала плащ. Все-таки как она хороша, когда надевает плащ.
— В вашем возрасте, — продолжила мисс Крэддок, возвращаясь к своей роли преподавателя, — я отдала бы жизнь за то, чтобы иметь те возможности, которые есть у вас, встречаться с теми людьми, с которыми встречаетесь вы, быть знакомой с теми, с кем знакомы вы.
— Со стариком Чаффи? — откликнулась Китти, вспомнив, как искренне восхищалась мисс Крэддок этим светилом учености.
— Вы непочтительная девушка! — возмутилась мисс Крэддок. — Это величайший историк нашего времени!
— Ну, со мной он об истории не говорит, — сказала Китти, вспоминая неприятное ощущение тяжелой руки на своем колене.
Она заколебалась. Но урок был окончен, скоро придет другая ученица. Китти оглядела комнату. На стопке глянцевых тетрадей стояло блюдо с апельсинами, рядом — коробка, в которой, судя по виду, было печенье. Интересно, это ее единственная комната? И спит она на этом бесформенном диване, на который сейчас наброшена шаль? Зеркала не было, поэтому Китти надела шляпку слишком сильно набок. Делая это, она думала, что мисс Крэддок презирает наряды.
Но мисс Крэддок думала, как чудесно быть молодой, красивой и встречаться с интересными мужчинами.
— Я иду пить чай к Робсонам, — сказала Китти, протягивая руку. Их дочь, Нелли Робсон, была любимой ученицей мисс Крэддок, единственной, как она говорила, которая знает, что такое труд.
— Вы идете пешком? — спросила мисс Крэддок, глядя на одежду Китти. — Вообще-то путь неблизкий. По Рингмер-Роуд, мимо газового завода.
— Да, я пешком, — сказала Китти, пожимая ей руку. — И я постараюсь на этой неделе прилежно потрудиться. — Она посмотрела на мисс Крэддок глазами, полными любви и восхищения. Затем она спустилась по ступенькам, покрытым клеенкой, которая сверкала, будто источая романтические чувства. Напоследок Китти взглянула на ручку зонтика в форме головы попугая.
Сын профессора, который всего добился сам, — «в высшей степени похвальное достижение», как сказал доктор Мелоун, — починял курятники в садике на Прествич-Террас, позади довольно убогого домишки. «Бум-бум-бум», — приколачивал он доску к гнилой крыше. Руки у него были белые, не то что отцовские, и к тому же с длинными пальцами. Он не питал любви к таким занятиям. Но отец по воскресеньям чинил обувь. Молоток стучал и стучал. Он вбивал длинные блестящие гвозди, которые где раскалывали дерево, а где шли вкось. Потому что дерево было гнилое. Кур он тоже терпеть не мог. Безмозглые птицы, комки перьев. Они смотрели на него красными круглыми глазами, скребли дорожку и оставляли маленькие завитки перьев на клумбах, которые нравились ему гораздо больше. Но на них ничего не росло. Как можно выращивать цветы, если держишь кур? Прозвенел звонок.
— Проклятье! Какая-нибудь старушенция пришла пить чай, — произнес молодой человек, задержав молоток на весу. Затем он ударил по гвоздю.
Стоя перед дверью, глядя на дешевые тюлевые занавески, на голубые и оранжевые стеклышки, Китти пыталась вспомнить, что ее отец говорил об отце Нелли. Но тут ее впустила миниатюрная служанка. Я слишком большая, подумала Китти, ненадолго остановившись в комнате, куда ее провели. Комната была тесная, загроможденная вещами. И я слишком хорошо одета, подумала Китти, глядя на себя в зеркало над камином. Вошла ее подруга Нелли. Она была коренаста. Большие серые глаза, стальные очки, передник из небеленого полотна, усиливавший впечатление прямодушной простоты.
— Мы пьем чай в дальней комнате, — сказала Нелли, оглядывая Китти с ног до головы. Чем она занималась? Почему в переднике? — думала Китти, идя за ней в комнату, где уже началось чаепитие.
— Очень приятно вас видеть, — сухо произнесла миссис Робсон, посмотрев через плечо. Но на самом деле, похоже, никто не находил совершенно ничего приятного в том, чтобы видеть ее. Двое детей уже ели. Они держали в руках хлеб с маслом, но не кусали и не жевали, потому что уставились на садившуюся за стол Китти.
Она как будто увидела всю комнату в одно мгновение. Комната была скудно обставлена и в то же время загромождена. Слишком широкий стол, жесткие стулья, обитые зеленым плюшем, грубая скатерть, заштопанная посередине, дешевая посуда с броскими красными розами. Лампа показалась Китти особенно яркой. Из сада донесся стук молотка. Она посмотрела в окно. Обшарпанный садик, без травы и клумб, а в дальнем конце — сарай, откуда и слышался стук.
Какие они все низкорослые, подумала Китти, глядя на миссис Робсон. У той лишь плечи виднелись над чайными принадлежностями, но зато плечи очень объемные. Она была немного похожа на Бигг, кухарку из ректорской резиденции, только внушительнее. Китти бросила беглый взгляд на миссис Робсон и начала украдкой и торопливо стягивать перчатки под скатертью. Но почему никто не разговаривает? — беспокоилась она про себя. Дети не отрывали от нее глаз с выражением мрачного изумления. Их совиные взгляды беззастенчиво мерили ее сверху донизу. К счастью, миссис Робсон не дала им высказать неодобрение вслух, приказав дальше пить чай. Куски хлеба с маслом медленно направились к ртам.
