Аделаида Герцык - Из круга женского: Стихотворения, эссе

К утру родилось в глуби бездонной
         Море-дитя,
Очи раскрыло, зрит полусонно
         Вверх на меня.

В зыбке играет, робко пытая
         Силы свои,
Тянется к выси, тянется к краю,
         Ловит лучи.

Рядится в блестки, манит невинно
         Неба лазурь —
Сердцем не чает скорби пустынной
         Будущих бурь.

Родичи-горы чутко лелеют
         Утра туман,
В стройном молчаньи смотрят, как зреет
         Чадо-титан.

К морю-младенцу низко склоняюсь
         С ясной душой,
Взмытые влагой камни ласкаю
         Теплой рукой.

Здесь за холмами, под сенью крестною,
Воздвигаю я свой шатер.
Ратовать стану лишь с мглой небесною,
Отлучась от равнин и гор.
В склепе дубравном печаль истомная
Уж сотлела в земле давно,
Выросли там кипарисы темные,
Зашептали, что все прошло.
Радость свою, это Божье знаменье,
Свету-Солнцу хочу отдать,
Искру вернуть огневому пламени,
Ей там легче, светлей сгорать.
Снова душа — колыбель священная
Принимает весь мир в себя,
Тихо качает земное, пленное…
(Слышу, радость горит моя).
Небо прозрачно, и сердце чистое,
Эту милость нельзя наречь —
Где-то дубравно, что-то лучистое…
— И не будет уж больше встреч.

Ты куда, душа, скорбно течешь путем своим?
Что дрожишь, тоскуешь, горючая?
Ах, нельзя в ризы светлые
         Тебя облачить,
Нельзя псалмы и песни
         Над тобой сотворить?
Ах, не так ты жила, как положено,
Как заповедали тебе Словеса Его.
Прожила свой век ни огнян, ни студян,
Ныне приспела пора ответ держать перед Господом.
Тебя Бог пожаловал селеньем райским,
Душу дал поющую, играющую,
В руку дал лазоревый цвет,
На главу — смарагдовый венец.
Ты наказа Божья не послушала,
Разметала цвет Господний лазоревый,
Не пошла в селенье свое райское
Из закутья, со двора не выглянула,
За кудель засела тихомерную,
Возлюбила кротость плачевную.
         Не воспела живучи
         Песни радости,
         Не возжгла светильника
         В ночь под праздником.
Идти бы тебе сырой земле на преданье,
Засыпать тебя песками рудо-желтыми!
Да глянь — Отец до тебя умилился,
Не отвратил Лица Своего…
Радуйся, утешься, душа прекрасная,
Посылает тебя вновь Творец на трудную землю.
Ты ступай — поищи для Него
         Златоструйных вод,
         Златоперых птиц,
         А себе — скуй свадьбу
         Вековечную, нерушимую.
Сошла с небес туча каменная,
Солнце-Месяц опять зажигается.
         Возвеселися, душа, на земле!
         Небо и вся тварь играет,
         Дольняя с горними поет.

Не смерть ли здесь прошла сновидением,
Повеяв в душу осенней страдой,
Сложив костер могильного тленья
Из желто-розовых листьев сада?
Какая тишь за рощею черной!
До дна испита златистость дали,
И мгла полей плывет миротворно,
Забвеньем серым метя печали…
И вся земля, как темная урна,
Доверху полная пеплом дымным,
И только Дух — единый, безбурный —
Растет и зреет пустынным гимном.

Отчее око милостное
Сокрылось — миру прощенье кинув.
Отчая риза пламенная
За горные кряжи каймой стекает.
Миг — и уж отблеск ее
Тлеет в небе вечернем.
Холоден, сир остался
На бледной земле
                 Человек.
И бледны, мертвы на песке
         Следы человечьи.
Острым духом пахнули
         Горные злаки.
Не око отчее
Помнит душа маловерная —
По ризе алой,
За горные кряжи спадающей,
Сердце тоскует, —
Ризу пурпурную
Кличет юдольное…
Сердце! Восстань, ополчайся
На подвиг ночной,
         Молчаливый!
Ухо! Приникни
         И слушай
Шорохи темных посевов.
Не будет милости больше.
Долог путь одинокий.

О риза отчая, пламенная,
За горные кряжи текучая!

Речи погасли в молчании,
         Слова, как дымы.
Сладки, блаженны касания
         Руки незримой.

Родина наша небесная
         Горит над нами,
Наши покровы телесные
         Пронзило пламя.

Всюду одно лишь Веление…
         (Как бледны руки!)
Слышу я рост и движение
         Семян в разлуке.

Сердце забыло безбрежное
         Борьбу и битвы.
Тихо встает белоснежное
         Крыло Молитвы.

Там, где руды холмы
         Закрыли дали, —
Давно сложили мы
         Свои печали.
Нить путеводная
         Сорвалась где-то —
Как ветр, безродные
         Бредем по свету.
Не сны ли Божии
         За дымкой синей
Несут прохожие
         Земной пустыни?
Бесследно тратим мы
         Свой путь алмазный…
Из серебристой мглы
         Встают соблазны —
И в зыби душ опять
         Сгорают, тая…
Как про любовь узнать —
         Своя ль? Чужая?
Восплещем вольною
         Игрой мечтами!
Высь безглагольная
         Плывет над нами.

Развязались чары страданья,
Утолилась му́кой земля.
Наступили часы молчанья,
И прощанья, и забытья.
Отстоялось крепкое зелье,
Не туманит полуденный зной,
Закипает со дна веселье
Золотистой, нежной струей.
И навстречу влаге веселой
Голоса земли потекли,
Зароились жаркие пчелы,
Просветилась душа земли.
Только этой радостью вешней
Свое сердце ты не неволь,
Еще близко, в ризе нездешней
Отгорает старая боль.

И в каждый миг совершается чудо,
Но только понять его нельзя,
Стекаются золота искры оттуда,
Как капли лучистого дождя.
Порой мелькнет за тяжелым покровом
Ведущая прямо вверх стезя,
Такая светлая, как Божье слово,
Но как к ней пройти — узнать нельзя.
И в каждый миг люди празднуют скрыто
Восторг умиранья и рождества,
И в каждом сердце, как в храме забытом,
Звучит затаенно речь волхва.
Но вдруг забудешь, разучишься слушать,
И снова заступит тьма зарю,
И в этой тьме полыхаются души,
И жмутся, дрожа, — огонь к огню.

Где-то в лазурном поле,
За белыми в саване днями,
За ночными дремучими снами
Реет и плещет воля.

Нет там тоски желаний,
Стихают там речи забвенно,
Распускается лотос священный…
— Только б дойти до грани!

Все на пути сгорает,
Что не сгорит — застынет…
Но там, только там, только в синей,
Заозерной, загорной пустыне
Сердце молчит и знает.