Карл Гьеллеруп - Мельница
КНИГА ВТОРАЯ
I
В следующую среду на мельнице устроили поминки.
Кроме ближайших родственников — матери и брата, которые были еще и соседями мельника, — присутствовали только лесничий с сестрой, пастор и учитель, а также дальние родственники из двух крестьянских семейств: они приехали на похороны за много миль и их не хотели отпускать домой, пока они немного не подкрепятся.
Для Лизы день выдался хлопотливый, но это был и день гордости, поскольку он выставлял напоказ ее таланты, позволял на глазах всего честного народа выступать в роли хозяйки дома — пусть даже не облеченной внешним авторитетом, но, по крайней мере, действующей с сознанием своей власти. Главное, что разъезжавшиеся гости (лучше бы их было намного больше!) превозносили ее до небес: вот уж прислуга так прислуга, мельник должен быть доволен! Жаль только, что сразу чувствуется отсутствие в доме жены!
Не торопитесь, люди добрые! Кто знает… всему, как говорится, свое время. Сегодня на очереди это мероприятие, ради которого следует поусердствовать. Вот почему Лиза и слышать не захотела о предложенном мельником холодном ужине — не хватало только, чтобы пошел слух, будто она не справилась с приготовлением жаркого!
Итак, сразу после кофе, который несколько приподнял свойственное похоронам торжественно-печальное настроение, предъявило свои деспотические права вышеупомянутое жаркое — огромная телячья нога, и Лиза даже обрадовалась, когда сестра лесничего, Ханна, уже помогавшая ей с кофе, спросила, чем она еще может быть полезна. Ей поручили нарезать шпинат.
Зато Лизе отнюдь не пришлось по вкусу, когда минут через пятнадцать в кухню заявилась необъятная матушка-крестьянка, то бишь теща со своим благожелательным:
— Как дела, Лизочка? Что-нибудь получается?
«А тебе какое дело, старая карга?» — подумала Лиза, бормоча слова благодарности за милостиво проявленный интерес.
Она стояла возле печки, из которой только что вынула жаркое, и посыпала его солью. Огромный кусок мяса восхитил мадам, и та склонилась к прислуге.
— Сегодня мы, прямо скажем, не будем голодать.
— Конечно, я даже думаю, самому хозяину усадьбы не каждый день удается так поесть.
Под хозяином усадьбы подразумевался известный своим чревоугодием сын мадам Андерсен; Лиза не раз слышала, как та жаловалась на него дочери, считая, что эти жалобы не донесутся до Лизиных длинных ушей. Язвительность реплики была завуалирована — никто не мог бы обвинить служанку в недостаточной почтительности, — и все же она достигла своей цели.
— Да, девочка моя, тебе повезло, — не менее колко ответствовала мадам, — такая нога запекается почти что сама по себе.
— Повезло! — отозвалась Лиза. — Можно подумать, она на меня с неба свалилась.
— Если не с неба, так от мясника Хендриксена. Небось, ты в хороших отношениях с этим дамским угодником?
— От Хендриксена? — надменно переспросила она. — А вот и нет. Я велела Кристиану отвезти меня в город.
Фраза «Я велела Кристиану» приятно щекотала язык, тем более что в ней не было преувеличения. Мельник разрешил Лизе действовать на свой страх и риск, так что по части еды поминками заведовала она сама.
На хозяйку усадьбы это замечание произвело ожидаемый, тонко рассчитанный эффект. Она взвилась:
— Ах, ты уже «велишь» запрягать! Барыню из себя изображаешь?! Смотри, милая, как бы тебе это не вышло боком! Такое до добра не доводит!
Она круто отвернулась, прошуршала столетними фамильными шелками по не слишком чистому кирпичному полу и принялась разглядывать все, что стояло на кухонном столе и полках, а также висело на стенах. Лиза бросила на владелицу шелков красноречивый взгляд через плечо: «Теперь ты будешь совать нос в мои горшки и кастрюли? Да твоей роже все равно не похорошеть, сколько б ты ни любовалась на свое отражение в них!» Лицо мадам Андерсен, и так не отличавшееся красотой, в самом деле не похорошело: латунная мельница для кофе вытянула его в длину, как у глупого клоуна, потемневший бок медного котла растянул в ширину, словно голову ее изо всей силы потянули за уши… но при всех этих искажениях зеркальные картинки не оставляли желать лучшего в смысле их четкости. Между тем вдова Нильса Андерсена сама ведала просторной, хорошо оборудованной сельской кухней, которая, однако, не принадлежала к излюбленному писателями-романтиками типу, где на выдраенном столе не найти ни пылинки, а оловянная и медная утварь блестит, словно ею никогда не пользовались, — нет, в такой кухне вдова чувствовала бы себя неуютно, ей бы очень не хватало непритязательной грязи, некоей фамильярной засаленности и скромности, проглядывающей в утрате металлического глянца. Сколько она ни искала, к чему бы тут придраться, это оказалось невозможным.
Она как раз пришла к сему неутешительному выводу, когда сбоку от нее отворилась дверь в людскую, причем отворилась настолько резко и широко, что ручка двери весьма нелюбезно стукнула вдову по спине.
— Ну, Лиза! Когда же мы наконец…
Ворвавшийся в кухню Йорген не успел сказать ничего более, поскольку укоризненный взгляд Лизы и ощущение, что дверь на что-то наткнулась, заставили его посмотреть в сторону и обнаружить сначала лесникову Ханну, смиренный вид которой унял его возбуждение, а затем и тещу самого хозяина, которая своей ушибленной спиной стряхнула с него остатки юношеской самоуверенности. Пробормотав извинение, которое приняли не слишком благосклонно, он вспомнил, что вообще-то пришел разжечь трубку, поскольку в людской не осталось спичек.
Этот недостаток быстро исправили, однако Йорген был так смущен, что, конфузливо ретируясь, плохо прикрыл за собой дверь. Из людской доносился ломающийся дискант «жалкого простофили» Ларса, излагавшего свое мнение:
— Провалиться мне на этом месте, если хозяин не женится еще до нового года… и я даже знаю на ком.
— Еще чего скажешь! — пробурчал Кристиан.
— Да-да, она тут, совсем рядом.
Лиза поспешила закрыть дверь, присовокупив объяснение: «Нам в кухне не хватает только их гадкого табачного дыма». На самом деле приятно было бы дать этой ведьме мадам и этой ханже сестрице с постной физиономией послушать, что болтают мужики про ее планы и надежды заделаться мельничихой! Она коротко взглянула вбок, посмотреть, привлекло ли высказывание из людской их внимание. Но «ведьма мадам», которой Лиза опасалась больше всего, казалась поглощенной своими смешными отражениями и время от времени обращалась к Ханне с тем или иным равнодушным вопросом, застававшим девушку в рассеянности, отчего его приходилось повторять до тех пор, пока, наконец, не следовал смущенный ответ. Лизе бросилось в глаза, что «ханжу с постной физиономией» в эту минуту, видимо, обуревали чисто мирские страсти, и благодаря внезапному озарению, каковые нередко воспламеняют фосфор женского ума, служанка связала это душевное волнение с людской, из которой доносились отголоски нешуточной перепалки… к счастью, слов разобрать было нельзя. Схватив поднос с остатками кофейного угощения, Лиза пошла туда. Дверь за собой она предусмотрительно закрыла.
— …а вы помните, как странно хозяин смотрел на нее там, у кладбищенских ворот, когда…
От Лизиного внезапного вторжения Ларс прервал свою фразу, словно школьник, которого учитель застиг врасплох, за какой-то проказой. Покраснев, он забарабанил пальцами по столу и обратил якобы безразличный взор в окно. Кристиан застыл посреди заинтересованного киванья, хотя на губах играла соответствовавшая его роли в данном споре скептическая улыбка. Йорген же спокойно и гордо попыхивал трубкой, которая торчала в презрительно опущенном уголке рта. Ему забавно было слушать, как другие идут по ложному следу, сознавая, что сам он более посвящен в интимные подробности, — с высоты этого сознания он, улыбаясь, подмигнул Лизе.
Та тоже осталась довольна: она вошла в удачный момент. Из-за хозяйственных хлопот сама она на кладбище не ходила. На кого же мог странно смотреть хозяин, если не на Ханну?.. Ах вот как!
— Удивительный вы все-таки народ, — язвительно проговорила она, ставя поднос на стол. — Я вам несу печенье и булочки, которые специально отложила для вас, а вы только и думаете о том, как бы заиметь новую хозяйку. Вы что, недовольны здешней жизнью?
— Премного довольны! — заверил Ларс, чуть не плача оттого, что обожаемая Лиза бросила ему столь незаслуженный упрек. — Да мы ничего… мы совсем не то имели…
Гнусный Йорген с улыбкой прервал его:
— Ты готов в этом поклясться, милый Ларс?
Поклясться милый Ларс готов не был, а потому подавленно молчал, набычившись и глотая слезы досады.
Но тут внимание отвлек на себя Кристиан, хладнокровно заявивший, что он-то точно недоволен и очень хотел бы, чтоб на мельнице снова появилась хозяйка, и чем скорее, тем лучше.
