Синклер Льюис - Гидеон Плениш
Как знать, может, ему все же следует стать знаменитым актером, а не сенатором или ректором колледжа? Может быть, тогда эта девушка еще больше оценила бы его. Ему казалось, что она чуть не плачет. Он посмотрел на нее понимающе, глазами проникая в ее глаза, сердцем порываясь к ее сердцу. Когда студенты разошлись, задав ему всего каких-нибудь полсотни дурацких вопросов о расписании и домашних работах и о том, в какого рода учреждении совершается столь сверхъестественный подвиг, как покупка книги, он увидел, что она стоит у стены и ждет.
Она подошла к кафедре. Кто сказал, что у нее слишком полные плечи? Они круглые и нежные, и если положить голову…
Профессор Плениш мысленно одернул себя. Ведь он как-никак не мальчишка. Эта молодая девица очень миловидна, но все же она не Теда Бара.[28] Стоя на кафедре, отделенный от нее спасительным барьером, он посмотрел на нее сверху вниз взглядом судьи.
— Можно вас побеспокоить, профессор?
— В чем дело?
(Именно таковы были первые слова, которыми обменялись кинникиникские Ромео и Джульетта.)
— Я хотела спросить, можно мне посещать занятия по толкованию драмы?
— Это предмет для старших курсов.
— Я знаю. Я просто хотела посещать как вольнослушательница.
— Разве у вас есть пустые часы?
— Ох, что вы! — Она страдальчески поморщилась.
— Так зачем вам еще добавочные занятия?
— Я, может быть, пойду на сцену и…
— И что?
— И я очень хотела бы слушать еще один курс у вас!
Она была застенчиво бесстыдна, и он замер от любопытства.
— Но почему?
— Ах, сегодня было так интересно, а на днях я слышала вас в коридоре — я ждала, чтобы узнать, когда будет прививка, и слышала, как вы говорили с профессором Икинсом. Он какой-то сухарь и брюзга, все они такие, все, кроме вас, — я облазила все аудитории и везде слушала, все читают так скучно, просто перечисляют факты — ой, профессор, может, это невежливо, но спорю на миллион долларов: остальные профессора находят, что вы слишком увлекательно читаете, что вас просто опасно слушать…
— Вот что, моя дорогая… — И тут с напыщенно академического тона он сорвался на мальчишеский вопрос: — Как вас зовут?
— Пиони Джексон. Из Фарибо, штат Миннесота. Я была на платформе, когда вы сошли с поезда.
К нему вернулся профессиональный апломб. Тон превосходства, как средство самозащиты. Броня против опасной веселости молодых особ женского пола.
— Так вот, мисс Пиони Джексон из Фарибо, штат Миннесота, я не сомневаюсь, что вы хотели сказать мне приятное, но дело в том, что педагогический персонал, несмотря на возможные расхождения…
Никогда больше в разговорах с глазу на глаз с нею — с Пионине изображал он такой пародии на самого себя. Снова почувствовав себя молодым и бодрым, вспомнив, что он всего на десять лет старше ее, он воскликнул:
— Давайте посидим в переднем ряду, все ваши юнцы уже разошлись, идемте!
Они смеялись; они сидели рядом. Вероятно, даже ректор Т. Остин Булл не нашел бы в их поведении ничего предосудительного, но профессору Пленишу казалось, будто он держит ее за руку.
— Пиони… мисс Джексон… Толкование драмы вам посещать ни к чему. Сплошной разбор и, в общем, чепуха.
— Но ведь я приехала сюда, чтобы получить образование.
У него защемило сердце.
— Разве?
— Так говорят.
— А вы не верьте.
— Не буду. — Они рассмеялись, как два первокурсника или два старичка профессора. — Честное слово, профессор, вы замечательно обращаетесь со студентами: то внушаете им, что все они будущие Сократы, то ругаете на все корки. Этак, пожалуй, даже тупица вроде меня чему-нибудь выучится. М-А-М-А, МАМА, ЕЛА К-А — Ш-У, КАШУ. Такой наберусь учености, что мне даже позволят замуж выйти.
— За кого же это вы собираетесь выйти замуж?
Тон был очень холодный.
— Понятия не имею.
Она как будто оценивает его взглядом. Или ему так только показалось?
— Послушайте, мисс Джексон… Пиони… Я вот что придумал. О толковании драмы вы забудьте. Известно ли вам, что в мои обязанности входит четыре раза в год ставить спектакль?
— Ну-у? Чудно!
— Через несколько дней будет пробная читка первой пьесы, «Папочкина премия».
— Чудно!
— Хотите принять участие?
— Чуд… Вы хотите сказать, чтобы я попробовала, могу ли я играть какую-нибудь роль?
— Это и называется пробной читкой.
— Я с удовольствием. — Часики у нее были довольно дорогие. — Ой, мне нужно бежать.
— Не уходите!
— Меня ждут.
— Наверно, какой-нибудь молодой человек?
— Угу.
Его трясло. Его мутило. Первокурсники, болтливые мальчишки! Это вообще еще даже не люди.
— Знаете, Пиони, я бы хотел иметь возможность… понимаете, сейчас, в начале года, когда мы, так сказать, намечаем план… понимаете, на весь год… меня очень интересуют… понимаете, ваши реакции на различные… ну, различные методы и стили преподавания …так интересно изучить ваши реакции и…
— Бросьте, профессор, какие могут быть реакции у трудного ребенка?
— А вот вы реагируйте, а я посмотрю.
— Чудно.
— Где вы живете?
— Корпус Ламбда.
— Гм! Так вот. Сегодня я ровно в десять часов зайду в аптеку Постума выпить содовой. — Он вспомнил, что вечер у него занят, но тут же выкинул эту мысль из головы. Не мог он ждать сорок восемь часов, пока снова увидит Пиони. — Ровно в десять. Что, если бы вы заглянули туда и выпили со мной стаканчик?
— Я думала, что студенткам не полагается ходить на свидания с профессорами.
— Совершенно верно. Но если бы вы случайно зашли туда купить пудры…
— У меня есть пудра.
— Придете вы или не придете?
— Не знаю. Возможно. Всего хорошего!
Он нервничал. Неужели он позволил студентке — представительнице враждебного лагеря — забрать над ним власть?
Он ревновал. Пионн отправилась на свидание с нахальным, никому не известным мальчишкой, у которого явно бесчестные намерения, в то время как ему, Гиду, предстоит всего-навсего невинная встреча с миссис Теклой Шаум.
У отца Теклы, банкира и попечителя колледжа, был в шести милях от города, на озере Элизабет, домик в одну комнату с печкой и двухъярусной койкой, к которому вела песчаная колесная дорога. Придморы дали Гидеону ключ от домика и предложили пользоваться им, когда ему только вздумается; здесь он спокойно писал свою книгу об Ораторах Америки, — мало где можно было так хорошо отоспаться. И здесь, пользуясь тем, что погода еще стояла теплая, он сговорился провести вечер с Теклой.
Дорога к озеру шла среди густых зарослей дубняка, орешника и сумаха; в запоздалом луче солнца кружились мухи; престарелая лошадка Придморов не спеша трусила вперед. Все располагало к душевному довольству, но профессор Плениш, сидя в тарантасе плечом к плечу с Теклой, чувствовал себя человеком, который пропадает зря. Его не радовало даже озеро, поблескивавшее в просветах между деревьями, оно отвлекало его от мыслей о Пиони Джексон. А Текла, как нарочно, болтала без умолку, поглядывая на него так, словно он ее собственность, словно она его мать, его настоящая возлюбленная.
— Как сошла риторика на первом курсе, Гидеон? Очень было тяжко?
— То есть почему это «тяжко»?
— Ты всегда говоришь, что первокурсники такие тупицы!..
— Я не говорил ничего подобного. Я говорил, что среди них есть тупицы… А есть и очень способные, очень! Свежие, неиспорченные умы. Они так живо реагируют, не скучают, не брюзжат, как многие, кто постарше.
— Да, пожалуй… Ты использовал мой материал о Троллопе?
— Нет.
— То есть использовал частично. Я сегодня был у зубного врача.
— Ой, бедненький! Больно было?
— Нет.
— Ты, видно, устал сегодня, милый, и чем-то недоволен.
— Я? Я не устал. И я всем очень доволен.
Гробовое молчание, пронизанное тоненькими голосами мушиного хора и стуком ленивых копыт.
Профессор Плениш не был жестоким человеком; во всяком случае, ему не доставляло удовольствия причинять боль даже тем, кого он любил. Он сказал виновато:
— Прости, пожалуйста, мой раздраженный тон. Просто меня беспокоят студенты.
— Чем они тебя так особенно беспокоят?
— Своей безнравственностью! Первокурсницы назначают свидания незнакомым мальчишкам, молокососам! Это очень опасно!
— Вот как?
— Разумеется! А потом мне нужно подготовиться к… Между прочим, мне сегодня необходимо быть в городе ровно в 9.30.
— О, как жаль! Такой чудесный мягкий осенний вечер. Я думала, мы переночуем на озере.
— Я бы с радостью… чего же лучше… но сегодня никак не могу. Должен быть дома в 9.30, не позже.
Молчание.
Она медленно проговорила:
— Интересно, скоро ли ты уйдешь от меня к какому-нибудь очаровательному юному созданию, много моложе, чем я?
