Марк Твен - Том Сойер – сыщик
Тут у Брейса как будто не хватило сил продолжать, он переждал несколько минут, а все вокруг ахали и охали, женщины плакали; потом наступила мертвая тишина, и все услышали стон, вырвавшийся у бедного дяди Сайласа.
— В субботу, второго сентября — продолжал Брейс, — Юпитер не пришел домой к ужину. Через некоторое время я начал волноваться и послал одного из моих негров к подсудимому — узнать, в чем дело, но негр вернулся и сказал, что брата там нет. Я обеспокоился еще больше. Я лег спать, но никак не мог уснуть и уже поздно ночью встал, пошел к дому проповедника и долго бродил там, надеясь, что встречу своего бедного брата. Я не подозревал тогда, что его уже нет в живых… — Брейс опять умолк, теперь уже женщины плакали все как одна. — Я его, конечно, не встретил, вернулся домой и пытался уснуть, но не мог. Прошел день-другой, и соседи тоже начали беспокоиться и вспоминать угрозы, которыми осыпал брата подсудимый. Возникло подозрение, что мой брат убит, но я этому не поверил. Начались поиски, но тела его не нашли. Я тогда решил, что брат, вероятно, уехал куда-нибудь, чтобы отдохнуть от всех этих передряг, и вернется, когда забудет о своих обидах. Но девятого сентября ночью ко мне пришли Лем Биб и Джим Лейн и рассказали мне все… рассказали об ужасном убийстве. Сердце мое было разбито. И тогда я вспомнил один случай, на который в свое время я не обратил внимания.
Я слышал, что подсудимый имеет привычку разгуливать во сне и сам не знает в этот момент, что он делает. Я расскажу вам, что я вспомнил. Поздно ночью в ту ужасную субботу, когда я в отчаянии бродил вокруг дома подсудимого, я остановился у табачной плантации и услышал, как кто-то копает — окаменевшую землю. Я подошел поближе, раздвинул кустарник, что растет у него вдоль изгороди, и увидел подсудимого, у которого в руках была лопата с длинной ручкой, и он кончал засыпать землей большую яму. Подсудимый стоял ко мне спиной, но ночь была лунная, и я узнал его по старой куртке: у нее на спине белая заплата, словно попали снежком. Он закапывал человека, которого он убил…
С этими словами Брейс упал на стул и зарыдал; в зале слышались только причитания, плач и возгласы: «Это ужасно!.. Это невероятно!» Все были в страшном волнении, и шум стоял такой, что можно, было оглохнуть. И вдруг дядя Сайлас вскочил белый, как бумага, и выкрикнул:
— Все это правда! До последнего слова! Я убил его, и убил намеренно! Клянусь вам, это ошеломило зал. Все вскочили с мест, стараясь получше рассмотреть его, судья изо всех сил стучал молотком по столу, шериф орал: «Тише! Прекратите беспорядок в суде!»
И среди всего этого шума и гама стоял наш старик, весь трясясь, с горящими глазами; он старался не смотреть на жену и дочь, которые цеплялись за него и умоляли успокоиться, он отталкивал их и кричал, что он хочет очистить свою душу от преступления, хочет снять с себя это невыносимое бремя, что он ни часу не может более терпеть! И тут дядя Сайлас начал свой страшный рассказ, и все в зале — судья, присяжные, обвинитель и защитник, публика — слушали его затаив дыхание, а Бенни и тетя Салли рыдали так, что казалось, сердце разорвется.
И вы подумайте — Том ни разу даже не глянул на дядю Сайласа! Ни разу! Вот так и сидел, уставившись на что-то, — не могу сказать, на что именно.
А дядя Сайлас, захлебываясь от волнения, говорил и говорил:
— Я убил его! Я виновен! Но я не хотел причинить ему вреда, — сколько бы здесь ни лгали, что я угрожал ему, — до той самой минуты, когда я замахнулся на него палкой, — тут мое сердце окаменело, жалость покинула мою душу, и я ударил его с желанием убить. В эту минуту во мне поднялось все зло, которое мне причинили, я вспомнил все оскорбления, которые нанес мне этот человек и его негодяй брат, как они сговорились оклеветать меня и опорочить мое доброе имя, как они толкали меня на поступки, которые должны были погубить меня и мою семью, а ведь мы никогда не сделали им ничего худого.
Они хотели отомстить мне. За что? За то, что моя ни в чем не повинная бедная дочь, сидящая сейчас рядом со мной, отказалась выйти замуж за этого богатого, наглого и невежественного труса Брейса Данлепа, который проливал здесь лживые слезы по поводу своего брата, хотя на самом деле он никогда не любил его. (Тут я заметил, что Том встрепенулся и как будто обрадовался чему-то.) В тот миг я забыл о боге и помнил только о своих бедах, да простит мне бог! И я ударил его! Я тут же пожалел об этом, меня охватило раскаяние, но я подумал о моей бедной семье и решил, что ради их спасения я должен скрыть содеянное мною, и я спрятал труп в кустах, потом перетащил его на табачную плантацию, а глубокой ночью отправился туда с лопатой и закопал его там…
В этот момент вскочил Том и закричал:
— Теперь я знаю! Он очень величественно махнул рукой в сторону дяди Сайласа и сказал ему:
— Сядьте! Убийство было совершено, но вы не имеете к нему никакого отношения!
Ну, должен вам сказать, тут все замерли, и можно было услышать, как муха пролетит. Дядя Сайлас в полном замешательстве опустился на скамью, но тетя Салли и Бенни даже не заметили этого, до того они были потрясены, — они уставились на Тома, рты у них так и остались разинутыми, они просто ничего не могли сообразить. Да и все в зале сидели совершенно ошеломленные.
В жизни своей не видел, чтобы люди выглядели такими беспомощными и растерянными. А Том, совершенно спокойный, обратился к судье:
— Ваша честь, вы разрешите мне сказать?
— Ради бога, говори! — только и мог сказать растерявшийся и смущенный судья.
А Том постоял секунду-другую — для эффекта, как он это называл, — и спокойненько так начал говорить:
— Вот уже две недели на здании суда висит маленькое объявление, в котором предлагается награда в две тысячи долларов тому, кто найдет два больших брильянта, украденные в Сент-Луисе. Эти брильянты стоят двенадцать тысяч долларов. Но к этому мы еще вернемся. А сейчас я расскажу вам об убийстве — как оно произошло и кто совершил его, во всех подробностях.
Все так и подались вперед, стараясь не пропустить ни слова.
— Этот вот человек, Брейс Данлеп, который так горевал здесь о своем убитом брате, хотя вы все знаете, что он его ни в грош не ставил, хотел жениться на этой девушке, а она ему отказала. Тогда Брейс сказал дяде Сайласу, что он заставит его пожалеть об этом. Дядя Сайлас знал, какая сила у Брейса Данлепа и понимал, что он не может бороться с ним. Вот он и боялся, и волновался, и старался сделать все что мог, чтобы смягчить и задобрить Брейса Данлепа. Дядя Сайлас даже взял к себе на ферму это ничтожество, его брата Юпитера, и стал платить ему жалованье, лишая ради этого свою семью всего необходимого. А Юпитер стал делать все, что подсказывал ему его брат, чтобы оскорблять дядю Сайласа, терзать и волновать его. Он старался довести дядю Сайласа до того, чтобы тот обидел его, чтобы соседи стали думать о дяде Сайласе плохо. Так оно и получилось. Все отвернулись от дяди Сайласа и начали говорить о нем самые скверные вещи, и это так его расстраивало и мучило, что он бывал просто не в себе.
Так вот, в ту самую субботу, о которой здесь так много говорили, двое свидетелей, выступавших здесь, Лем Биб и Джим Лейн, проходили мимо того места, где работали дядя Сайлас и Юпитер Данлеп. Вот это единственная правда из того, что они здесь говорили, все остальное — ложь. Они не слышали, как дядя Сайлас сказал, что убьет Юпитера, они не слышали звука удара, они не видели убитого, и они не видели, как дядя Сайлас прятал что-то в кустах. Посмотрите на них — видите, как они жалеют теперь, что дали волю своим языкам. Во всяком случае, они пожалеют об этом прежде, чем я кончу говорить.
В тот субботний вечер Билл и Джек Уиверсы действительно видели, как какой-то человек тащил на себе другого. Тут они сказали правду, а все остальное — вранье.
Во-первых, они решили, что это какой-то негр утащил кукурузу с поля дяди Сайласа. Они и не подозревали, что кто-то слышал их разговор. Обратите внимание, какой у них сейчас глупый вид. Дело в том, что они потом узнали, кто это был, а почему они присягали здесь, что по походке узнали дядю Сайласа, известно им самим, — ведь они, когда клялись здесь, знали, что это был не он.
Один человек действительно видел, как убитого закапывали на табачном поле, — но закапывал его совсем не дядя Сайлас. Дядя Сайлас в это время спокойно спал в своей постели.
А теперь, прежде чем продолжать, я хочу спросить вас, не обращали ли вы внимания на то, что, когда человек глубоко задумается или взволнован, он, сам того не замечая, делает какой-нибудь определенный жест. Некоторые поглаживают подбородок, некоторые почесывают нос, другие потирают шею, третьи крутят цепочку, четвертые пуговицу. Есть и такие которые рисуют пальцем на нижней губе, на щеке или под подбородком какую-нибудь цифру или букву. Так бывает со мной, например. Когда я волнуюсь или сильно задумаюсь, я рисую на щеке или на губе букву «В» и почти никогда не замечаю, что я делаю.
