KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Классическая проза » Георгий Полонский - Доживем до понедельника

Георгий Полонский - Доживем до понедельника

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Георгий Полонский, "Доживем до понедельника" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

- Не-ет, вы цветочками не отделаетесь, - шумел Игорь Степанович, - такое дело отмечается по всей форме! У нас напротив мировая шашлычная открылась, все в курсе? И я уже с завом на "ты", он нас встретит в лучших традициях Востока! - заверял он, переходя на грузинский акцент.

Входили другие учителя, им наскоро объясняли, в чем дело, и Светлана Михайловна оказалась в кольце, ее целовали, сокрушались, что не успели подготовиться.

- Презент за нами… Надо ж предупреждать!… Ребята, поди, тоже не знают…

- Илья Семеныч, вы им намекните, чтоб они хоть вели себя по-людски…

- Да, это минимум, но - попробуй добейся! Выходит, он же и максимум…

Светлана Михайловна была счастлива. Блестели в ее глазах растроганные слезы.

- Спасибо, родные мои… Спасибо… только не делайте из этого культа… Да разве подарки дороги, золотце мое? Дорого внимание…

Только один раз встретились в этой возбужденной сутолоке взгляды Мельникова и Наташи. Встретились, чтобы сказать: забудем вчерашнее, этот казус у театра Оперетты - он глупый и нагружать его смыслом не надо… простите.

Раздался звонок на уроки.

Мельников вышел сразу, раньше других: очень уж шумно стало в учительской.

Ребята разбегались по классам.

- Илья Семенович… - услышал Мельников позади себя невеселый робкий голос. Обернулся - это Люба Потехина, рыженькая, с белесыми ресницами, некрасивая.

- Да?

- Илья Семенович, - глядя не на учителя, а в окно, терзая носовой платок, заговорила Потехина. - Вы от папы моего ничего не получали? Никакого письма?

- Получил. - У Мельникова твердеет лицо. - И вот что прошу передать ему…

- Не надо, Илья Семенович! - перебила девочка. - Вы не обращайте внимания. Он всем такие письма пишет, - объявила она с мучительной улыбкой стыда.

- Кому - всем?

- Всем! В редакции. Министру культуры даже. Зачем артистов в кино не в тех позах снимают, зачем пьют на экране - до всего ему дело… Вы извините его, ладно? А, главное, не обращайте внимания.

Он машинально поправил ей крылышко форменного фартука.

- Хорошо. Иди в класс.

Потехина убежала.

Усмехаясь своим мыслям, Мельников стоял у окна, напротив двери 9-го "В", куда с оглядкой на него прошмыгивали опоздывающие…

Учителя расходились по классам.

Спешил мимо Мельникова старичок географ Иван Антонович. Глядя на него детски-ясными и озорными глазами он сообщил:

- А у меня, друг мой, сегодня новый слуховой аппарат. Несравненно лучше прежнего!

(Ох, должно быть, несусветное и беспардонное вытворяют над ним в пятых, в шестых, а не исключено, что и в старших классах! Сострадание - знают ли они в наше время, с чем это едят?)

…Когда Мельников уже входил в 9-й "В", его попридержала за локоть Наташа, задохнувшаяся от бега:

- Илья Семеныч, пустите меня на урок!

- Это еще зачем?

- Ну, не надо спрашивать, пустите, и все! Я очень хочу, я специально пришла раньше.

Неизвестно, кто был смущен сильнее: она своей просьбой или он - невозможностью отказать. Отказать-то он мог, ясное дело, только за что обижать, чем отказ мотивировать? Если она лишний час сна оттяпала у себя - надо признать, поступок, и - лестный, как ни крути… Мельников пропустил Наташу впереди себя.

Ее стоя встретили удивлением и англоязычной приветливостью:

- Good morning!… Look, who is coming! - Why? Welcome!… How do you do! 7) Она села за последнюю парту, и на нее глазели, шепотом обсуждая, в чем причина и цель этой необычной ревизии… Мельников хмурился: начало было легкомысленное.

- Садитесь, - разрешил он, снимая с руки часы и кладя их перед собой.

- Ну-ка, потише! В прошлый раз мы говорили о Манифесте 17-го октября, о том, каким черствым оказался этот царский пряник, вскоре открыто замененный кнутом… Говорили о начале первой русской революции. Повторим это, потом пойдем дальше… Сыромятников! - вызвал он, не глядя в журнал. Лицо Сыромятникова выразило безмерное удивление.

- Чего?

- Готов?

- Более-менее… Идти? - спросил он, словно советуясь. Сыромятников нагнулся, поискал что-то в парте и, ничего не найдя, пошел развинченной походкой к столу. Взял со стола указку и встал лицом к карте европейской части России начала нашего столетия, спиной к классу.

- Мы слушаем, - отвлек его историк от внезапного увлечения географией.

- Значит, так. - Сыромятников почесался указкой. - Политика царя была трусливая и велоромная…

- Какая?

- Велоромная! - убежденно повторил Сыромятников.

- Вероломная. То есть ломающая веру, предательская. Дальше.

- От страха за свое царское положение царь выпустил манифест. Он там наобещал народу райскую жизнь…

- А точнее?

- Ну, свободы всякие… слова, собраний… Все равно ведь он ничего не сделал, что обещал, зачем же вранье-то пересказывать?

Мельников посмотрел на Наташу: она давилась от хохота!

И у класса этот скоморох имел успех. Да и сам Илья Семенович с трудом удерживал серьезность и под конец не удержал-таки.

- Потом царь показал свою гнусную сущность и стал править по- старому. Он пил рабочую кровь, и никто ему не мог ничего сказать…

Класс покатывался со смеху.

- Вообще после Петра Первого России очень не везло на царей - это уже мое личное мнение…

- Вот влепишь ему единицу, - сказал Мельников задумчиво и с невольной улыбкой, - а потом из него выйдет Юрий Никулин… И получится, что я душил будущее нашего искусства.


* * *

Светлана Михайловна была в учительской одна. Напевая мелодию какого-то вальса, она стояла, покачиваясь в такт и прикасаясь к лицу подаренными цветами.

Потом она поискала взглядом вазу. Вазы не было. Заглянула в шкаф: есть!

Но - как это понять? - оттуда торчит бумажка со словами:

Счастье?

Что за фокусы? Сочинения где?!

Она нашла три двойных листка: две работы о Базарове, одна о Катерине. А остальные?!!

Светлана Михайловна попыталась рассмотреть, что там, в этой вазе, но не поняла. Тогда она перевернула ее над столом.

Хлопья пепла, жженой бумаги высыпались и разлетелись по учительской. Светлана Михайловна, роняя свои хризантемы - одни на стол, другие на пол, ошеломленно провела рукой по лбу и оставила на нем черный след копоти… Заметалась, сняла зачем-то телефонную трубку… Потом поняла: глупо. Не набирать же 01!

Она нагнулась и подняла свернутый трубочкой листок бумаги, прежде она этого заметила. Там какой-то текст, по ходу чтения которого лицо Светланы Михайловны выражало обиду, гнев, смятение и снова обиду, доходящую до слез, до детского бессилия…


* * *

Урок истории шел своим чередом.

Теперь у доски был Костя Батищев. Этот отвечал уверенно, спокойно:

- Вместо решительных действий Шмидт посылал телеграммы Николаю Второму, требовал от него демократических свобод. Власти успели опомниться, стянули в Севастополь войска, и крейсер "Очаков" был обстрелян и подожжен. Шмидта казнили. Он пострадал от своей политической наивности и близорукости.

- Бедный Шмидт! - с горькой усмешкой произнес Мельников. - Если б он мог предвидеть этот посмертный строгий выговор…

- Что, неправильно? - удивился Костя.

Мельников не ответил, в проходе между рядами пошел к последней парте, к Наташе. И вслух пожаловался ей:

- То и дело слышу: "Герцен не сумел…", "Витте просчитался…", "Жорес не учел…", "Толстой недопонял…" Словно в истории орудовала компания двоечников…

И уже другим тоном спросил у класса:

- Кто может возразить, добавить?

Панически зашелестели страницы учебника. Костя улыбался - то ли уверен был, что ни возразить, ни добавить нечего, то ли делал хорошую мину при плохой игре.

- В учебнике о нем всего пятнадцать строчек, - заметил он вежливо.

- В твоем возрасте люди читают и другие книжки! - ответил учитель.

- Другие? Пожалуйста! - не дрогнул, а, наоборот, расцвел Костя. - "Золотой теленок", например. Там Остап Бендер и его кунаки работали под сыновей лейтенанта Шмидта, - рассказать?

Классу стало весело, Мельникову - нет.

- В другой раз, - отложил он. - Ну кто же все-таки добавит?

Генка поднял было руку, но спохватился, взглянул на Риту и руку опустил: пожалуй, она истолкует это как соперничество…

- Пятнадцать строчек, - повторил Мельников Костины слова. - А ведь это немало. От большинства людей остается только тире между двумя датами…

Вообще-то страшноватое вырвалось откровение; годится ли изрекать такое перед начинающими жить? Так-таки ничего, кроме дат и черточки? Откровенно глядя на одну Наташу, Мельников спросил сам себя:

- Что ж это был за человек - лейтенант Шмидт Петр Петрович? - И заговорил, ловя себя на пристрастии, коего историку полагается избегать:

- Русский интеллигент. Умница. Артистическая натура - он и пел, и превосходно играл на виолончели, и рисовал… что не мешало ему быть храбрым офицером, профессиональным моряком. А какой оратор!… Завораживали матросов его речи. Но главный его талант - это дар ощущать чужое страдание острее, чем собственное. Именно из такого теста делались праведники на Руси… И поэты. И бунтари.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*