Шолом Алейхем - Тевье-молочник
– Передумаю? - отвечает он. - Я передумаю? Да не сойти мне с этого места! Да превратиться мне в камень!
– К чему мне твои клятвы? - говорю я. - Я и без клятвы тебе верю. Будь здоров, спокойной тебе ночи и пускай тебе снятся хорошие сны...
Сам я тоже лег спать, но сон меня не берет. Голова пухнет: то одно придумываю, то другое. Наконец придумал-таки. Вот послушайте, что Тевье может прийти в голову.
Около полуночи, - все в доме крепко спят, кто храпит, кто посвистывает, -а я вдруг как закричу не своим голосом: "Гвалт! Гвалт! Гвалт!" И, конечно, переполошил весь дом. Первая вскочила Голда и стала меня тормошить:
– Бог с тобой, Тевье! Проснись! Что случилось? Чего ты кричишь?
Я раскрываю глаза, оглядываюсь по сторонам, точно ищу кого-то, и спрашиваю с дрожью в голосе:
– Где она?
– Кто? Кого ты ищешь?
– Фрума-Сору, - отвечаю, - Фрума-Сора, жена Лейзер-Волфа только что стояла тут...
– Ты бредишь, Тевье! - говорит жена. - Бог с тобой! Фрума-Сора, жена Лейзер-Волфа, - не про нас будь сказано, - давно уже на том свете...
– Знаю, - отвечаю я, - что она умерла, и все же она только что была здесь, возле самой кровати, говорила со мной. Схватила за горло, задушить хотела...
– Опомнись, Тевье! - говорит жена. - Что ты болтаешь? Тебе, наверное, сон приснился. Сплюнь трижды и расскажи мне, что тебе померещилось, я тебе к добру истолкую...
– Дай тебе бог здоровья, Голда, - отвечаю я. - Ты привела меня в чувство. Если бы не ты, у меня бы от страха сердце разорвалось... Дай мне глоток воды, и я расскажу тебе, что мне приснилось. Только не пугайся, Голда, и не подумай невесть что. В наших священных книгах сказано, что только три доли сна могут иной раз сбыться, а все остальное - чепуха, глупости, сущая бессмыслица...
– Прежде всего, - начал я, - снилось мне, что у нас какое-то торжество не то свадьба, не то помолвка, - много народу: женщины, мужчины, раввин, резник... А музыкантов!.. Вдруг отворяется дверь и входит твоя бабушка Цейтл, царство ей небесное...
Услыхав про бабушку Цейтл, жена побледнела как полотно и спрашивает:
– Как она выглядела с лица? А во что была одета?
– С лица? - отвечаю я. - Всем бы нашим врагам такое лицо: желтое, как воск, а одета, конечно, в белое, в саван... "Поздравляю! - говорит мне бабушка Цейтл. - Я очень довольна, что вы для вашей дочери Цейтл, которая носит мое имя, выбрали такого хорошего, такого порядочного жениха. Его зовут Мотл Камзол, в память моего дяди Мордхе, и хоть он портной, но очень честный молодой человек..."
– Откуда, - говорит Голда, - к нам затесался портной? В нашей семье имеются меламеды, канторы, синагогальные служки, могильщики, просто нищие, но ни портных, упаси боже, ни сапожников...
– Не перебивай меня, Голда! - говорю я. - Наверное, твоей бабушке Цейтл лучше знать... Услыхав такое поздравление, я говорю ей; "Почему вы, бабушка, сказали, что жениха Цейтл зовут Мотл и что он портной? Его зовут вовсе Лейзер-Волф, и он - мясник!" - "Нет, - отвечает бабушка Цейтл, - нет, Тевье, жениха твоей Цейтл зовут Мотл, он портной, с ним она и проживет до старости в довольстве и в почете". - "Ладно, говорю, бабушка, но как же быть с Лейзер-Волфом? Ведь я только вчера дал ему слово!" Не успел я вымолвить это, гляжу - нет бабушки Цейтл, исчезла! А на ее месте выросла Фрума-Сора, жена Лейзер-Волфа, и обращается ко мне с такими словами: "Реб Тевье, я всегда считала вас человеком порядочным, богобоязненным... Как же могло случиться, чтобы вы решились на такое дело: как вы могли пожелать, чтобы ваша дочь была моей наследницей, чтобы она жила в моем доме, владела моими ключами, надевала мое пальто, носила мои драгоценности, мой жемчуг?" - "Чем же, отвечаю, я виноват? Так хотел ваш Лейзер-Волф!" - "Лейзер-Волф? - говорит она. Лейзер-Волф кончит плохо, а ваша Цейтл... жаль мне бедняжку! Больше трех недель она с ним не проживет. А когда пройдут три недели, я явлюсь к ней ночью, схвачу ее за горло, вот так!.." При этом, - говорю, - Фрума-Сора схватила меня за горло и стала душить изо всех сил... Если бы ты меня не разбудила, я был бы давно уже далеко-далеко...
– Тьфу, тьфу, тьфу! - трижды сплюнула жена. - Пускай все это в воде потонет, сквозь землю провалится, по чердакам мотается, в лесу покоится, а нам и детям нашим не вредит! Всякие беды и напасти на голову мясника, на его руки и ноги! Пропади он пропадом за один ноготок Мотла Камзола, хоть он и портной. Ибо раз он носит имя моего дяди Мордхе, то он, наверное, не прирожденный портной... И уж если бабушка, царство ей небесное, потрудилась и пришла с того света, чтобы поздравить, значит, мы должны сказать: так тому и быть, в добрый и счастливый час! Аминь!
Словом, что тут долго рассказывать? Я в ту ночь был крепче железа, если не лопнул со смеху, лежа под одеялом... Как сказано в молитве: "Благословен создавший меня не женщиной", - баба бабой остается. Понятно, что на следующий день была у нас помолвка, а вскоре и свадьба, - как говорится, - одним махом! И молодая парочка живет, слава богу, припеваючи. Он портняжит, ходит в Бойберик, из одной дачи в другую, набирает работу, а она день и ночь в труде да заботе: варит и печет, стирает и моет, таскает воду. Едва-едва на кусок хлеба хватает. Если бы я не приносил иной раз кое-чего молочного, а в другой раз немножко денег, было бы совсем невесело. А спросите ее, - она говорит, что живется ей, благодарение богу, как нельзя лучше, был бы только здоров ее Мотл... Вот и толкуй с нынешними детьми!
Так оно и выходит, как я вам вначале говорил: "Растил я чад своих и пестовал", - работай как вол ради детей, бейся как рыба об лед, - "а они пренебрегли мною", а они говорят, что лучше нас понимают. Нет, как хотите, -чересчур умны наши дети!
Однако, кажется, я на сей раз морочил вам голову больше, чем когда-либо. Не взыщите, будьте здоровы и всего вам наилучшего!
1899
ГОДЛ
Вы удивляетесь, пане Шолом-Алейхем, что Тевье давно не видать? Осунулся, говорите, как-то сразу поседел? Эх-эх-эх! Если бы вы знали, с какими горестями, с какой болью носится Тевье! Как это там у нас сказано: "Прах еси и в прах обратишься", - человек слабее мухи и крепче железа. Прямо-таки книжку обо мне писать можно! Что ни беда, что ни несчастье, что ни напасть - меня стороной не обойдет! Отчего это так? Вы не знаете? Может быть, оттого что по натуре я человек до глупости доверчивый, каждому на совесть верю. Тевье забывает, что мудрецы наши тысячу раз наказывали: "Почитай его и подозревай", а по-еврейски это означает: "Не верь собаке!" Но что поделаешь, скажите на милость, если у меня такой характер? Я, как вам известно, живу надеждой и на предвечного не жалуюсь - что бы он ни творил, все благо! Потому что, с другой стороны, попробуйте жаловаться, - вам что-нибудь поможет? Коль скоро мы говорим в молитве: "И душа принадлежит тебе и тело - тебе", то что же может знать человек и какое он имеет значение? Я постоянно толкую с ней, с моей старухой то есть:
– Голда, ты грешишь? У нас в писании сказано...
– Ну, что мне твое писание! - отвечает она. - У нас дочь на выданье. А за этой дочерью следуют, не сглазить бы, еще две, а за этими двумя - еще три!
– Эх! - говорю я. - Чепуха все это, Голда! Наши мудрецы и тут свое слово сказали. Есть в книге поучений...
Но она и сказать не дает.
– Взрослые дочери, - перебивает она, - сами по себе хорошее поучение...
Вот и толкуй с женщиной!
Словом, как вам должно быть ясно, выбор у меня, не сглазить бы, достаточный, и "товар" к тому же хорош, грех жаловаться! Одна другой краше! Не полагается, конечно, самому расхваливать своих детей. Но я слышу, что люди говорят: "Красавицы!" А всех лучше - старшая, звать ее Годл, вторая после Цейтл, той, которая втюрилась, если помните, в портнягу. И хороша же она, вторая дочь моя, Годл то есть, ну, как вам сказать? Совсем, как написано в сказании об Эсфири: "Ибо прекрасна она обличьем своим", - сияет как золото. И как на грех, она к тому же девица с головой: пишет и читает по-еврейски и по-русски, а книжки - книжки глотает, как галушки. Вы, пожалуй, спросите: что общего у дочери Тевье с книжками, когда отец ее всего-навсего торгует сыром и маслом? Вот об этом-то я и спрашиваю у них, у наших молодых людей то есть, у которых, извините за выражение, штанов нет, а учиться - страсть какая охота. Как в сказании на пасху говорится: "Все мы мудрецы", - все хотят учиться, "все мы знатоки", - все хотят быть образованными... Спросите у них: чему учиться? Для чего учиться? Козы бы так знали по чужим огородам лазить! Ведь их даже никуда не допускают! Как там сказано: "Не простирай руки!" - брысь от масла! И все же посмотрели бы вы, как они учатся! И кто? Дети ремесленников, портных, сапожников, честное слово! Уезжают в Егупец или в Одессу, валяются по чердакам, едят хворобу с болячкой, а закусывают лихоманкой, месяцами куска мяса в глаза не видят. Вшестером в складчину булку с селедкой покупают и - "да возрадуешься в день праздника твоего", - гуляй, голытьба!
