Чарльз Диккенс - Посмертные записки Пикквикского клуба
Нам было бы весьма приятно представить нашим читателям мнение мистера Пикквика насчет истории, рассказанной странствующим актером; но, к несчастью, мы никак не можем этого сделать вследствие одного совершенно непредвиденного обстоятельства.
Уже мистер Пикквик взял стакан и наполнил его портвейном, только что принесенным из буфета; уже он открыл уста для произнесения глубокомысленного замечания — именно так, в путевых записках мистера Снодграса объяснено точнейшим образом, что маститый президент действительно открыл уста, — как вдруг в комнату вошел лакей и доложил:
— Какие-то джентльмены, мистер Пикквик.
Это ничтожное обстоятельство и было причиной того, что свет лишился дополнительных замечаний великого мужа, которым, без сомнения, суждено было объяснить многие загадочные пункты психологии и метафизики. Бросив суровый взгляд на слугу, мистер Пикквик окинул испытующим взором всех присутствующих членов, как будто требуя от них известий относительно новых пришельцев.
— Я знаю, кто это, — сказал мистер Винкель, — ничего! Это мои новые приятели, с которыми я сегодня познакомился по весьма странному стечению обстоятельств. Прекраснейшие люди, офицеры девяносто седьмого полка. Надеюсь, вы их полюбите.
— Мы очень рады их принять, — добавил он, обращаясь к слуге.
Мистер Пикквик успокоился, и физиономия его совершенно прояснилась. Между тем отворилась дверь, и в комнату один за другим вошли три джентльмена.
— Подпоручик Теппльтон, — сказал мистер Винкель, — подпоручик Теппльтон, мистер Пикквик — доктор Пайн, мистер Пикквик, Снодграса вы уже видели, друг мой Топман, доктор Пайн — доктор Слеммер, мистер Пикквик — мистер Топман, доктор Слемм…
Здесь мистер Винкель должен был остановиться, потому что на лицах Топмана и доктора выразилось сильнейшее волнение.
— Я уже встречался с этим джентльменом, — сказал доктор многозначительным тоном.
— Право! — воскликнул мистер Винкель.
— Да, и с этим также, если не ошибаюсь, — продолжал доктор, бросая пытливый взгляд на незнакомца в зеленом фраке.
— Ну, тем лучше, доктор. Я рад.
— Вчера вечером этот джентльмен получил от меня весьма важное приглашение, от которого, однако ж, он счел нужным уклониться.
Сказав это, доктор Слеммер бросил на незнакомца величественный взгляд и шепнул что-то на ухо своему приятелю, подпоручику Теппльтону.
— Неужто! — проговорил тот.
— Уверяю тебя.
— В таком случае скорей к развязке, — сказал с большой важностью владелец походного стула.
— Погоди, Пайн, — перебил подпоручик. — Позвольте спросить вас, сэр, — продолжал он, обращаясь к мистеру Пикквику, начинавшему уже приходить в крайнее расстройство от этих таинственных и неучтивых переговоров, — позвольте спросить, к вашему ли обществу принадлежит этот джентльмен в зеленом фраке?
— Нет, сэр, — отвечал мистер Пикквик. — Он наш гость.
— Он член вашего клуба, если не ошибаюсь? — продолжал подпоручик вопросительным тоном.
— Совсем нет.
— И он не носит форменного фрака с вашими пуговицами?
— Нет, сэр, никогда! — отвечал озадаченный мистер Пикквик.
Подпоручик Теппльтон повернулся к доктору Слеммеру и с сомнением пожал плечами. Маленький доктор бесновался и бросал вокруг себя яростные взгляды, мистер Пайн злобно смотрел на лучезарную физиономию бессознательного Пикквика.
— Сэр, — сказал доктор, вдруг повернувшись к мистеру Топману, при чем этот джентльмен привстал и вздрогнул, как будто кольнули его булавкой в ногу, — сэр, вы были вчера вечером на балу?
Мистер Топман слабым и нерешительным голосом пролепетал утвердительный ответ.
— И этот джентльмен был вашим товарищем, — продолжал доктор, указывая на неподвижного незнакомца.
— Точно так, — проговорил мистер Топман.
— В таком случае, сэр, — сказал доктор, обращаясь к незнакомцу, — еще раз спрашиваю вас в присутствии всех этих господ: угодно ли вам дать мне свой адрес, или я должен здесь же немедленно наказать вас как презренного труса? Выбирайте одно из двух.
— Остановитесь, сэр, — воскликнул мистер Пикквик тоном сильнейшего негодования, — ваше поведение требует немедленного объяснения, или я заставлю вас иметь дело с собою. Топман, объяснись!
Мистер Топман изложил все дело в нескольких словах, вскользь упомянул о займе винкелевского фрака, упирая преимущественно на то важное обстоятельство, что все это случилось «после обеда». Остальные подробности, заключил он, должен объяснить сам незнакомец, и тот, вероятно, представил бы удовлетворительный отчет, если б совершенно неожиданно не вмешался подпоручик Теппльтон, который уже давно искоса поглядывал на владельца зеленого фрака.
— Не видел ли я вас на здешней сцене? — спросил он незнакомца презрительным тоном.
— Может статься… мудреного нет… человек заметный.
— Ну, доктор, игра не стоит свеч, — продолжал подпоручик. — Этот господин — кочующий актер, и ему надо завтра играть в пьесе, которую поставили на здешнюю сцену офицеры пятьдесят второго полка. Вам нельзя драться, Слеммер, нельзя.
— Разумеется! — подхватил с достоинством мистер Пайн.
— Извините, что я поставил вас в такое неприятное положение, — сказал подпоручик Теппльтон, обращаясь к мистеру Пикквику, — советую вам на будущее время быть осторожнее в выборе ваших друзей, если вы желаете избежать подобных сцен. Прощайте, сэр!
И с этими словами подпоручик Теппльтон, бросив гордый взгляд, выбрался из комнаты.
— Позвольте, сэр, и мне сделать несколько замечаний в ваш адрес, — сказал раздражительный доктор Пайн. — Будь я Теппльтон или будь я Слеммер, я вытянул бы вам нос, милостивый государь, — всем бы вытянул вам носы, милостивые государи, всем, всем. Имя мое — Пайн, сэр, доктор Пайн сорок третьего полка. Спокойной ночи, сэр!
И, заключив эту фразу грозным жестом, он величественно вышел из комнаты, сопровождаемый доктором Слеммером, который, не сказав ничего, ограничился только презрительным взглядом на раскрасневшиеся щеки почтенного президента Пикквикского клуба.
Бешенство и ярость закипели в благородной груди мистера Пикквика с такой неимоверной силой, что пуговицы чуть не порвались на его жилете. С минуту он стоял неподвижно на своем месте, задыхаясь от напора взволнованных чувств. Наконец, лишь только затворилась дверь после ухода нежданных гостей, он мигом пришел в себя и опрометью бросился вперед с ярким пламенем во взорах. Уже рука его ухватилась за дверной замок, и через минуту, нет сомнения, он вцепился бы в горло своего дерзкого обидчика, доктора Пайна, если б мистер Снодграс, сохранивший, к счастью, полное присутствие духа в продолжение всей этой сцены, не ухватился заблаговременно за фрачные фалды своего президента.
— Удержите его! — кричал мистер Снодграс. — Топман, Винкель… допустим ли мы погибнуть этой драгоценной жизни?
— Пустите меня, пустите! — кричал мистер Пикквик, неистово порываясь из дверей.
— За руки его, за ноги!.. Так, так, плотнее, крепче! — ревел мистер Снодграс.
И, благодаря соединенным усилиям всей этой компании, мистер Пикквик был наконец посажен на кресло.
— Оставьте его, — сказал зеленофрачный незнакомец, — воды и коньяку… задорный старичишка… полон отваги… выпейте… а!.. отменно.
С этими словами незнакомец приставил к губам мистера Пикквика стакан крепкого пунша, заранее приготовленного Горемычным Яшей.
Последовала кратковременная пауза. Живительная влага не замедлила произвести свое спасительное действие: почтенная физиономия мистера Пикквика озарилась лучами совершеннейшего спокойствия.
— Не стоит думать о них, — заметил горемычный джентльмен.
— Ну да, разумеется, — отвечал мистер Пикквик. — Я раскаиваюсь, что вышел из себя: надобно быть рассудительнее в мои лета. Придвиньте сюда ваш стул, сэр, поближе к столу.
Горемычный Яша немедленно занял свое место, и через несколько минут все общество уселось за круглым столом. Общее согласие восстановилось еще раз. Следы некоторой раздражительности оставались на короткое время на геройском лице мистера Винкеля, изъявившего заметную досаду на своевольное заимствование форменного платья; но и он скоро успокоился, трезво рассудив, что никак не следует думать о таких пустяках. Вечер, как и следовало ожидать, окончился очень весело, и все члены почтенной компании остались совершенно довольны друг другом.
Глава IV. Еще новые друзья. — Приглашение на дачу
Многие писатели придерживаются обыкновения скрывать от взоров публики те источники, откуда почерпаются их сведения. За нами отнюдь не водится таких грехов, и совесть наша прозрачна, как кристалл. Мы стараемся только добросовестно выполнить принятую на себя обязанность издателей, и больше ничего. Разумеется, что и говорить, нам приятно было бы похвастаться первоначальным изобретением всех этих приключений; но глубокое уважение к истине заставляет нас признаться откровенно, что мы просто — чужими руками жар загребаем. Деловые бумаги Пикквикского клуба всегда были и будут нашей главной рекой, откуда чистыми и светлыми струями изливаются в нашу книгу самые важные и назидательные факты, которые мы, к удовольствию читателя, обязаны приводить в самый строгий, систематический порядок.
