Джин Уэбстер - Длинноногий дядюшка
Теперь я Офелия, и очень благоразумная Офелия! Я все время смешу Гамлета, ласкаю и браню его, и заставляю кутать горло, когда он простужен. Я полностью излечила его от меланхолии. Король с королевой скончались – несчастный случай на море и похорон не нужно – поэтому мы с Гамлетом беззаботно правим в Дании. У нас королевство, в котором все великолепно устроено. Он занимается управлением, а я забочусь о благотворительности. Я только что основала несколько первоклассных сиротских приютов. Если Вы, или другие попечители, пожелаете посетить их, я буду рада все Вам показать. Думаю, Вы можете обнаружить великое множество полезных предложений.
Сэр, остаюсь
Ваша всемилостивейшая,
ОФЕЛИЯ,Королева Датская.24 марта,
или 25-ое
Дорогой Длинноногий Дядюшка,
Я не верю, что попаду в рай, ибо получаю так много хороших вещей на земле; будет несправедливо получать их и в загробном мире. Послушайте, что произошло.
Джеруша Эббот победила на конкурсе коротких рассказов (приз – двадцать пять долларов), который «Ежемесячник» проводит каждый год. А она всего-то второкурсница! Тогда как конкурсанты по большей части – студентки старшего курса. Увидев напечатанной свою фамилию, я едва поверила, что это правда. Возможно, я буду-таки писательницей. Жаль, что миссис Липпет наградила меня таким глупым именем, – оно как-то не созвучно с писательским, не так ли?
Кроме того, меня отобрали для участия в весеннем спектакле «Как вам это понравится», на открытом воздухе. Я буду играть Селию, родную кузину Розалинды.
И наконец, мы с Джулией и Салли едем в Нью-Йорк в будущую пятницу, где мы устроим весенний шопинг, переночуем и на следующий день пойдем в театр с «мастером Джерви». Он пригласил нас. Джулия будет жить дома со своей семьей, а мы с Салли остановимся в отеле «Марта Вашингтон». Можете представить себе нечто более волнительное? Я ни разу в жизни не была ни в отеле, ни в театре; только однажды, когда католическая церковь устроила фестиваль и пригласила сирот, однако то был не настоящий спектакль и поэтому не считается.
И что, по-Вашему, мы будем смотреть? «Гамлета». Подумать только! Мы учили его четыре недели на уроках, посвященных Шекспиру, и я знаю его наизусть.
Я так взволнована предстоящими событиями, что едва могу уснуть.
До свидания, Дядюшка.
В этом мире столько интересного.
Всегда Ваша,
ДжудиPS. Только что я заглянула в календарь. Сегодня 28-ое.
Еще один постскриптум.
Я видела сегодня на улице водителя автомобиля, у которого один глаз коричневый, а другой – голубой.
Может, он послужит симпатичным злодеем для детективной истории?
7 апреля
Дорогой Длинноногий Дядюшка,
Боже правый! Нью-Йорк – такой большой город, не правда ли? Вустер не идет ни в какое сравнение. Вы хотите сказать, что Вы и в самом деле живете в такой неразберихе? Думаю, что и за несколько месяцев я не оправлюсь от того замешательства, в которое меня поверг город за эти два дня. Я затрудняюсь, с чего мне начать рассказывать обо всех удивительных вещах, что я повидала; хотя, полагаю, Вам о них известно, поскольку Вы сами там живете.
Ну, до чего интересно на улицах! А люди? А магазины? Мне не приходилось еще видеть таких восхитительных штучек, как те, что были в витринах. Так и хочется посвятить свою жизнь ношению вещей.
В субботу утром мы с Салли и Джулией отправились вместе по магазинам. Джулия пошла в самое великолепное место, какое я когда-либо видела, там были белые с золотом стены, голубые ковры, голубые шелковые занавеси и позолоченные стулья. Совершенно очаровательная дама с желтыми волосами, в длинном, черном, шелковом платье со шлейфом вышла нас встречать, доброжелательно улыбаясь. Я думала, что мы наносим официальный визит, и начала пожимать ей руку, но, как оказалось, мы всего лишь покупаем шляпы, во всяком случае, Джулия их покупала. Она уселась перед зеркалом, примерила дюжину шляп, одну прелестнее другой, и купила две самые прелестные.
Не могу вообразить большей радости, чем сидеть перед зеркалом и покупать понравившуюся шляпу, не думая, прежде всего, о цене! В этом нет сомнений, Дядюшка; Нью-Йорк быстро подтачивает тот прекрасный стоический характер, столь терпеливо созданный приютом Джона Грайера.
А после похода по магазинам мы встретились с мастером Джерви в «Шерри». Полагаю, Вы бывали в «Шерри»? Представьте себе это место, а теперь представьте столовую в приюте Джона Грайера, где столы покрыты промасленными скатертями, где белая глиняная посуда, которую НЕВОЗМОЖНО разбить, где ножи и вилки с деревянными черенками; и вообразите, как я себя чувствовала!
Я ела рыбу неправильной вилкой, но официант так любезно подал мне другую, что никто этого не заметил.
После завтрака мы отправились в театр. Это было ослепительно, изумительно, невероятно: он мне снится каждую ночь.
Шекспир просто удивителен, не правда ли?
Гамлет намного лучше на сцене, чем когда мы анализируем его в классе; я понимала это и раньше, но теперь, боже мой!
Я думаю, если Вы не против, мне лучше стать актрисой, чем писательницей. Вы бы не хотели, чтобы я ушла из колледжа и поступила в театральную школу? И тогда я пришлю Вам на все свои спектакли накопленные мною деньги и буду улыбаться Вам поверх огней рампы. Только, пожалуйста, вденьте в петлицу красную розу, дабы я наверняка улыбалась тому, кому следует. Было бы ужасно неловко, если бы я выбрала не того мужчину.
Мы вернулись субботним вечером, поужинав в поезде, где были маленькие столики с розовыми лампами и чернокожие официанты. Я никогда раньше не слышала о том, что в поездах кормят, и неосторожно об этом обмолвилась.
«Где, скажи на милость, ты воспитывалась?» – сказала мне Джулия.
«В деревне», – отвечала я кротко Джулии.
«Но разве ты никогда не путешествовала?» – сказала она мне.
«Только когда приехала в колледж, и то, ехать пришлось всего сто шестьдесят миль, и нас не кормили», – сказала я ей.
Я становлюсь ей все более интересна, потому что говорю такие забавные вещи. Я очень стараюсь не делать этого, но они выскакивают из меня всякий раз, когда я удивляюсь, а удивляюсь я почти все время. Дядюшка, провести восемнадцать лет в приюте Джона Грайера, а затем внезапно окунуться в МИР – это головокружительное событие.
Но я приспосабливаюсь. Я не совершаю таких ужасных ошибок, как раньше; и я больше не чувствую себя не в своей тарелке среди других девочек. Обычно, когда люди смотрели на меня, я съеживалась. Мне казалось, что сквозь мою бутафорскую новую одежду им видны клетчатые ситцевые платья. Но я больше не позволяю платьям меня тревожить. Довлеет дневи злоба его, довольно для каждого дня своей заботы.[31]
Я забыла рассказать о наших цветах. Мастер Джерви вручил каждой из нас по букету фиалок и майских ландышей. Ну, разве не мило с его стороны? Никогда прежде я особо не беспокоилась о мужчинах – судя по попечителям – но я меняю свое мнение.
Одиннадцать страниц – вот так письмо! Крепитесь. Я останавливаюсь.
Всегда Ваша,
Джуди10 апреля
Уважаемый мистер Толстосум,
Вот Ваш чек на пятьдесят долларов. Большое спасибо, но мне не кажется, что я могу оставить его себе. Моего пособия мне вполне хватает, чтобы позволить себе все шляпы, какие бы я ни пожелала. Сожалею, что написала Вам всю ту чушь про магазин дамских шляп; это оттого, что я до сих пор не видела ничего подобного.
Тем не менее, я не попрошайничала! И, пожалуй, мне не стоит принимать пожертвований больше, чем положено.
Искренне Ваша,
Джеруша Эббот11 апреля
Дражайший Дядюшка,
Простите меня, пожалуйста, за то письмо, что я написала Вам вчера! Отправив его, я пожалела об этом и попыталась вернуть назад, однако этот противный почтовый клерк не отдал мне его.
Сейчас полночь; я не сплю уже несколько часов, думая о том, какая я Глиста – Глиста-многоножка – хуже не скажешь! Я очень аккуратно прикрыла дверь в кабинет, чтобы не разбудить Джулию и Салли, и в данный момент сижу в кровати и пишу Вам на листке бумаги, вырванном из моей тетрадки по истории.
Я просто хочу сказать Вам, что я очень сожалею, что столь невежливо отозвалась о Вашем чеке. Я знаю, Вы желали мне добра, и мне кажется, Вы ужасно милый, если беспокоитесь о таком пустяке, как шляпа. Мне следовало вернуть его гораздо любезнее.
Но в любом случае, мне пришлось его вернуть. У меня все не так, как у других девочек. Они могут принимать от людей подарки естественным образом. У них есть отцы и братья, тети и дяди; я же ни с кем не могу состоять в подобных отношениях. Мне нравится делать вид, что Вы принадлежите мне, просто чтобы поиграть с этой идеей, но, разумеется, я знаю, что это не так. На самом деле я, спиной к стене, в одиночку сражаюсь с окружающим миром, и, думая об этом, мне становится трудно дышать. Я выкидываю эту мысль из головы и продолжаю играть роль; но разве Вы не понимаете, Дядюшка? Я не могу принять больше тех денег, что мне причитается, потому что однажды я захочу вернуть их назад, и какой бы великой писательницей я ни стала, я не в состоянии буду расплатиться с УЖАСАЮЩЕ ГРОМАДНЫМ долгом.
