Пэлем Вудхауз - Том 5. Дживс и Вустер
Знакомя читателей со своим дядей по линии тети, я упомянул, что он имеет привычку в минуты волнения вскрикивать: «Что?» — и повторять это слово много раз. Так он поступил и теперь.
— Что??? Что??? Что??? Что??? Что??? — произнес он пять раз подряд, а затем прибавил еще одно, так что вышло круглым счетом полдюжины.
— Чудесный вечер, дядя Перси, — сказал я, надеясь с помощью любезности удержать разговор на дружеском уровне. — Мы тут с Дживсом разговаривали про звезды. Как вы высказались относительно звезд, Дживс?
— Я упомянул, что и самый малый, если присмотреться, — Поет в своем движенье, словно ангел, и вторит юнооким херувимам, сэр.
— Вот-вот, совершенно верно. Полезно знать такие вещи, вы не находите, дядя Перси?
Между тем, пока мы с Дживсом толковали о высоких материях, дядя знай себе твердил задушенным голосом: «Что??? Что??? Что???», — все еще не совладав с тяжестью обстоятельств. Но вот он сделал шаг вперед и остановился, вперив в меня взгляд, словно упиваясь зрелищем, представшим перед ним в этом неверном освещении.
— Ты! — одышливо выговорил он наконец, будто проплыл стайерскую дистанцию. — Что, черт возьми, ты тут делаешь?
— Да так, прохаживаюсь.
— Пойди прохаживаться куда-нибудь в другое место, разрази меня гром!
Вустеры легко понимают намек и, как правило, сразу чувствуют, если их присутствие нежелательно. Я прочитал между строк, что дядя Перси предпочел бы меня здесь не видеть.
— Будет исполнено, дядя Перси, — по-прежнему любезно ответил я и уже собрался было исчезнуть, как вдруг прямо у меня за спиной раздался еще один голос, которыми почему-то изобиловали здешние места, и это заставило меня повторить рекорд по прыжкам с места, только что поставленный моим престарелым свойственником, а может и перекрыть его.
— Что тут происходит? — спросил голос, и мне, как пишут иногда в книгах, стало дурно. Я понял, что к нашей компании присоединился Чеддер по прозвищу Сыр. Боко насчет него глубоко заблуждался. Хоть и румяный, он вовсе не походил на любителя задавать храпака в течение всех восьми ночных часов, пока его не пробудит к жизни звон будильника, — нет, это был чуткий страж местного покоя, неусыпно следящий за порядком и исполняющий свой долг, когда другие спят.
Вид у Сыра был отвратительно официальный. В полицейской каске отражался звездный свет. Форменные тупоносые башмаки прочно упирались в траву. По-моему, у него и блокнот был при себе.
— Что тут происходит? — повторил Сыр.
Должно быть, дядя Перси все еще был в расстроенных чувствах, иначе невозможно объяснить довольно крепкое, смачное ругательство, которое сорвалось с его губ, как ядро из пушечного жерла. Я даже подумал, что не иначе как он научился у кого-нибудь из старых морских волков, находящихся у него на службе. У этих людей очень богатый и выразительный лексикон, и, наверное, по возвращении из дальнего плаванья они заходят в контору и обучают публику последним новинкам.
— Что значит — что происходит? И кто, черт подери, вы такой, чтобы забираться в частные владения и спрашивать, что тут происходит? Это вы мне ответьте, что тут происходит! Чем, — продолжал дядя Перси, воодушевляясь все больше и больше, — занимаетесь тут вы, олух несчастный? Тоже прохаживаетесь, как я вижу? Господи ты Боже мой! Я вышел спокойно пройтись в собственном саду, но не успел два раза вдохнуть свежего воздуха, как оказалось, что здесь кишмя кишат племянники и полисмены. Я вышел пообщаться в одиночестве с природой, и вдруг оказывается, у меня в саду столько народу, пройти невозможно. По-вашему, здесь что? Пиккадилли-серкус? Хэмпстед-хит в выходные дни? Место ежегодных гуляний служащих полиции?
Я его понимал. Крайне неприятно для человека, ищущего одиночества, вдруг убедиться, что невесть каким образом его владения оказались открыты для широкой публики. Да вдобавок, еще Чичестер Устрица ждет в садовом сарае.
Резкость дядиного тона не осталась незамеченной Сыром. Еще бы ему не заметить! Одного того крепкого словца было достаточно, чтобы понять, что ему здесь не рады. Вижу, он разозлился. Вообще характер у него всегда был довольно заносчивый, и такое нелюбезное обращение его заметно задело. Блестящая каска взмыла навстречу звездам, и я понял, что Сыр вытянулся во весь рост.
Однако положение у него было двусмысленное. Позволить себе резкий ответ он не мог, поскольку дядя Перси был мировым судьей и в этой должности имел возможность так прищемить ему хвост за непочтительные речи, что не дай Боже. И не только мировым судьей, но еще и будущим тестем. Так что Сыру пришлось сделать над собой усилие и чуть-чуть умерить гнев. Зато он отыгрался подчеркнуто строгой официальностью:
— Весьма сожалею…
— Черта ли в вашем сожалении! Дело в поступке!
— … что вошел в частное владение…
— В таком случае выйдите.
— … но я здесь при исполнении служебного долга.
— То есть как это? Ничего не понимаю!
— Только что мне позвонили по телефону и настоятельно просили прибыть в «Бампли-Холл», не откладывая.
— Позвонили по телефону? Чушь! Среди ночи? Кто же это звонил?
Поддерживать строго официальный тон, я думаю, не так-то просто. Требуются специальные усилия. Во всяком случае, Сыр на этом сорвался. И ответил с обидой:
— Кто-кто. Чертов юный Эдвин.
— Мой сын Эдвин?
— Да. Заявил, что сейчас только видел в парке грабителя.
Дядя Перси весь перекорежился. Слово «грабитель» вызвало у него наихудшие подозрения. Резко развернувшись в сторону Дживса, он произнес:
— Дживс!
— Милорд?
— Вы отправили то письмо?
— Да, милорд.
— Уфф! — промолвил дядя Перси и утер вспотевший лоб.
Он еще не отнял руку от лба, когда в темноте послышался шумный бег и чей-то голос по-охотничьи заулюлюкал:
— Эй-ей-ей-ей! Просыпайтесь все! Зовите охрану! Я поймал грабителя в сарае!
Голос принадлежал Боко, и сердце мое сжалось от сострадания: вот и для Дж. Чичестера Устрицы начались неприятности. Узнает на собственной шкуре, каково достается тому, кто ступит на землю Стипл-Бампли.
ГЛАВА 15
Краткий промежуток времени, пока Боко не присоединился к нашей дружеской компании, я посвятил размышлению о том, как, должно быть, непривычно бедному мистеру Устрице все, с чем он столкнулся здесь.
Подумать только, говорил я себе, солидный американский бизнесмен, гордость Соединенных Штатов, жизнь его размеренна и расписана, как по нотам. Я бывал в Нью-Йорке и встречал их десятки, мне нетрудно представить себе типичный день Устрицы.
Ранехонько поутру бодрый подъем в собственном доме на Лонг-Айленде. Ванна. Бритье. Каша. Кофе. Отправился на местную железнодорожную станцию. Поезд 8.15. Сигара. Свежий номер «Нью-Йорк тайме». Прибыл на «Пенсильвания-Стейшн». Работа до обеда. Обед. Работа после обеда. Коктейль. Поезд 5.50. На машине со станции домой. Прибыл. Поцеловал жену и крошек, потрепал по голове обрадованного пса. Принял душ. Переоделся во что-то просторное. Заслуженный ужин. Мирный вечер. Отход ко сну.
Таков, за вычетом праздников и выходных, круглогодичный распорядок жизни у людей типа Чичестера Устрицы. Она плохо подготавливает человека к трудностям и превратностям, которые ожидают его в джунглях Стипл-Бампли. Знакомство со Стипл-Бампли для него — совершенно новое, непривычное переживание, как обухом по голове. Вроде человек нагнулся нарвать букетик полевых цветов на железнодорожной насыпи и не успел понять, что это ударило его в поясницу, когда налетел Корнуолский экспресс. Небось сидит сейчас в садовом сарае, слышит улюлюканье Боко и думает, что настала гибель цивилизации, о которой он так часто рассуждал на заседаниях своего клуба.
Несмотря на то что свод небес, как я уже говорил, был весь выложен кружками золотыми, ночь вообще-то была довольно темная, толком ничего не разглядишь. И тем не менее видимости хватало, чтобы заметить, до чего Боко доволен собой. Без преувеличения можно сказать, что у него от самодовольства голова кругом пошла. Об этом свидетельствовало хотя бы то, что он, не сходя с места, принялся звать дядю Перси «мой дорогой Уорплесдон», на что в нормальном состоянии не отважился бы даже на пари.
— А-а, мой дорогой Уорплесдон! — воскликнул Боко, приглядевшись и удостоверившись, что разговаривает именно с дядей. — Я вижу, вы не спите? Превосходно, превосходно. И Чеддер здесь? И Дживс? И Берти? Отлично. Впятером мы как-нибудь одолеем и скрутим негодяя. Не знаю, расслышали ли вы, что я кричал, но я запер грабителя в садовом сарае.
Он говорил как человек, готовый принимать благодарность нации, и тыкал при этом пальцем в дядину грудь, словно внушая старику, что он счастливчик, поскольку его интересы денно и нощно блюдет Боко Фитлуорт. Ничего удивительного, на мой взгляд, что такое обхождение моему почтенному свояку явно пришлось не по душе.
