Николай Лесков - Некуда
– Разбойники, – тихо, как бы во сне, проговорила няня.
– Так их и папенька покойный, отпуская свою душечку честную, назвал разбойниками, – прошептала она еще через несколько минут.
– Господи! Господи, за что только я-то на старости лет гублю свою душу в этом вертепе анафемском, – начала она втретьи.
Лиза молча читала, не обращая никакого внимания на эти монологи.
– Сударыня! – воскликнула, наконец, старуха.
– Ну, – отозвалась Лиза.
– Я завтра рано уйду.
– Иди.
– Пойду к Евгении Петровне.
– Иди, иди, пожалуйста.
– Хоть посмотрю, как добрые люди на свете живут.
Лиза опять промолчала.
– А мой вот тебе сказ, – начала няня, – срам нам так жить. Что это?
– Что? – спросила Лиза.
– Это… распутные люди так живут.
Лиза вспыхнула.
– Где ты живешь? ну где? где? Этак разве девушки добрые живут? Ты со вставанья с голой шеей пройдешь, а на тебя двадцать человек смотреть будут.
– Оставь, няня, – серьезно произнесла Лиза.
– Не оставлю, не оставлю; пока я здесь, через кости мои старые разве кто перейдет. Лопнет мое терпенье, тогда что хочешь, то и твори. – Срамница!
Лизой овладело совершенное бешенство.
– Ты просто глупа, – сказала она резко Абрамовне.
– Глупа, мать моя, глупа, – повторила старуха, никогда не слыхавшая такого слова.
– Не глупа, а просто дура, набитая, старая дура, – повторила еще злее Лиза и, дунув на свечку, завернулась с головою в одеяло.
Обе женщины молчали, и обеим им было очень тяжело; но няня не умилялась над Лизой и не слыхала горьких слез, которыми до бела света проплакала под своим одеялом со всеми и со всем расходящаяся девушка.
Не спал в этом доме еще Белоярцев. Он проходил по своей комнате целую ночь в сильной тревоге. То он брал в руки один готовый слепок, то другой, потом опять он бросал их и тоже только перед утром совсем одетый упал на диван, не зная, как вести себя завтра.
«Черт меня дернул заварить всю эту кашу и взять на себя такую обузу, особенно еще и с этим чертенком в придачу», – думал он, стараясь заснуть и позабыть неприятности своего генеральского поста.
Глава шестая
Тополь да березка
На рассвете следующего дня Абрамовна, приготовив все нужное ко вставанью своей барышни, перешла пустынный двор ассоциационного дома и поплелась в Измайловский полк. Долго она осведомлялась об адресе и, наконец, нашла его.
Абрамовна не пошла на указанный ей парадный подъезд, а отыскала черную лестницу и позвонила в дверь в третьем этаже. Старуха сказала девушке свое имя и присела на стульце, но не успела она вздохнуть, как за дверью ей послышался радостный восклик Женни, и в ту же минуту она почувствовала на своих щеках теплый поцелуй Вязмитиновой.
– Голубка моя, красавица моя! – лепетала старуха, ловя ручку Евгении Петровны. – Ручку-то, ручку-то мне свою пожалуй.
– Как это ты, няня? Откуда ты? – спрашивала ее между тем Женни, и ничего нельзя было разобрать, кто о чем спрашивал и кто что отвечал.
Евгения Петровна показала старухе детей, квартиру и, наконец, стала поить ее чаем.
Через полчаса вышел Вязмитинов, тоже встретил старуху приветливо и скоро уехал.
После его отъезда Евгения Петровна в десятый раз принялась расспрашивать старуху о житье Лизы и все никак не брала в толк ее рассказа.
– Я и сама, друг мой, ничего не понимаю, что это они делают, – отвечала няня, покачивая на коленях двухлетнего сынишку Евгении Петровны.
– Поедем к ней, няня!
– Поедем, душа моя, пожалуйста, поедем!
Евгения Петровна накинула бурнус и вышла со старухой. Через час они остановили своего извозчика у дома ассоциации.
– Пойдем по черной лестнице, – сказала няня и, введя Евгению Петровну в узенький коридор, отворила перед нею дверь в комнату Лизы.
Лиза стояла спиною к двери и чесала сама свою голову. Услыхав, что отворяют дверь, она оглянулась.
– Бесстыдница, бесстыдница, – произнесла, покачивая головой, Вязмитинова и остановилась. – Не узнаешь? – спросила она, дрожа от нетерпения.
– Женни! – спокойно сказала Лиза.
– Я, душка моя, я, Лиза моя милая, злая, недобрая, я это, – отвечала Евгения Петровна и, обняв Бахареву целовала ее лицо.
– И не стыдно, – говорила она, прерывая свои поцелуи. – За что, про что разорвала детскую дружбу, пропала, не отвечала на письма и теперь не рада! Ну, скажи, ведь не рада совсем?
– Нет, очень рада. Как ты похорошела, Женни.
– Помилуй, двое детей, какое уж похорошеть! Ну, а ты?
– А я, вот как видишь.
– Одна все?
– Нет, с людьми, – отвечала Лиза, слегка улыбнувшись.
– Замуж нейдешь.
– Никто не берет.
– За капризы?
– Верно, так. Чаю, Женни, хочешь?
– Давай, будем пить.
– Вот прекрасно-то! – раздался из-за двери голос, который несколько удивил Лизу.
– Можно взойти? – спросил тот же голос.
– Это Розанов, – идите, идите! – крикнула Женни.
На пороге показался Розанов и с ним дама под густым черным вуалем.
Лиза взглянула на этот сюрприз, насупив бровки. Дама откинула вуаль и, улыбнувшись, сказала:
– Здравствуйте, Лиза.
– Полинька! Вот гостиный день у меня неожиданно.
– А вы отшельницей живете, скрываетесь. Мы с Женни сейчас же отыскали друг друга, а вы!.. Целые годы в одном городе, и не дать о себе ни слуху ни духу. Делают так добрые люди?
– Господа! не браните меня, пожалуйста: я ведь одичала, отвыкла от вас. Садитесь лучше, дайте мне посмотреть на вас. Ну, что ты теперь, Полина?
– Я? – Бабушка, мой друг, бабушка-повитушка. Выходи замуж, принимать буду.
– Боже мой! что это тебя кинуло?
– А что? – я очень довольна.
– А ты, Женни?
– Мать двух детей.
– Чиновница?
– Да.
– И счастлива?
– Да, и муж не бьет, как ты когда-то предсказывала.
– Значит, счастлива?
– Значит, счастлива.
Кто-то постучал в двери.
– Войдите, – произнесла Лиза, и на пороге показался высокий, стройный Райнер.
Он возмужал и даже немножко не по летам постарел.
Розанов с Райнером встретились горячо, по-приятельски.
– Здравствуйте, шпион! – произнес Розанов при его появлении.
Райнер весело улыбнулся в ответ, и они поцеловались.
В зале общество сидело нахмурившись: все по-вчерашнему еще было в беспорядке, окна плакали, затопленная печка гасла и забивала дымом.
Белоярцев молча прохаживался по зале и, останавливаясь у окна, делал нетерпеливые движения при виде стоящих у подъезда двух дрожек.
– Бахарева наша уезжает куда-то, – сказала, входя в залу, Бертольди.
– Куда это? – буркнул Белоярцев.
– С своими друзьями.
– И отлично делает.
Евгения Петровна упросила Лизу погостить у нее два-три дня, пока дом немножко отогреется и все приведется в порядок.
Лиза сдалась на общую просьбу и уезжала.
– А сегодняшнее заседание? – крикнула Бертольди проходившей через переднюю Лизе.
– Я не буду.
– Какое это у вас заседание? – спросил ее Розанов на лестнице.
– Э, вздор, – отвечала с неудовольствием Лиза.
У Вязмитиновых в Измайловском полку была прехорошенькая квартира. Она была не очень велика, всего состояла из шести комнат, но расположение этих комнат было обдумано с большим соображением и давало возможность расположиться необыкновенно удобно. Кроме очень изящной гостиной, зальца и совершенно уединенного кабинета Николая Степановича, влево от гостиной шла спальня Евгении Петровны, переделенная зеленой шелковой драпировкой, за которой стояла ее кровать, и тут же в стене была дверь в маленькую закрытую нишь, где стояла белая каменная ванна. Затем были еще две комнаты для стола и для детей, и, наконец, не в счет покоев, шли девичья с черного входа и передняя с парадной лестницы.
У Вязмитиновых уже все было приведено в порядок, все глядело тепло и приятно.
– Рай у тебя, моя умница, – говорила, раздевшись в детской, няня.
– Действительно хорошо, – подтвердила Лиза.
Вязмитинов, возвратясь к обеду домой, был очень рад, застав у себя неожиданную гостью. Вечером приехал Розанов, и они посидели, вспоминая многое из своего прошлого. Лиза только тщательно уклонялась от пытливых вопросов Николая Степановича о ее настоящем житье. Они взаимно произвели друг на друга неприятное впечатление. Лиза сказала о Вязмитинове, что он стал неисправимым чиновником, а он отозвался о ней жене как о какой-то беспардонной либералке, которая непременно хочет переделать весь свет на какой-то свой особенный лад, о котором и сама она едва ли имеет какое-нибудь определенное понятие.
На ночь Евгения Петровна уложила Лизу на диване за драпри в своей спальне и несколько раз пыталась добиться у нее откровенного мнения о том, что она думает с собой сделать, живя таким странным и непонятным для нее образом.
– Мой друг, оставь меня самой себе, – тихо, но решительно отвечала ей Лиза.
На другой день Розанов привез к вечеру Райнера. Вязмитинову это очень не понравилось.
