Шарлотта Бронте - Джен Эйр
Почти все утро мы провели на воздухе. Я вывела его из сырого дремучего леса на простор веселых полей, я говорила ему о том, как сверкает зелень, как свежи цветы и изгороди, как ослепительно сияет небесная лазурь. Я выбрала для него хорошее местечко в тени — это был старый сухой пень — и позволила ему усадить меня к себе на колени. Зачем мне было ему отказывать, когда мы оба были счастливее рядом, чем в отдалении друг от друга? Пилот улегся возле нас; кругом царила тишина. Сжав меня в своих объятиях, мистер Рочестер вдруг заговорил:
— Ах ты, жестокая, жестокая изменница. О Джен, ты не можешь себе представить, что я пережил, когда выяснилось, что ты бежала из Торнфильда и пропала без следа, а особенно когда, осмотрев твою комнату, я убедился, что ты не захватила с собой ни денег, ни ценностей! Жемчужное ожерелье, которое я тебе подарил, лежало в том же футляре; твои чемоданы стояли запертые и перевязанные, готовые для свадебного путешествия. «Что будет делать моя любимая, — думал я, — без денег и без друзей?» Что же она делала? Расскажи мне теперь.
Уступая его просьбе, я стала рассказывать обо всем, что произошло за этот год. Я значительно смягчила краски, описывая те три дня скитаний и голода, боясь причинить ему лишние страдания, но и то немногое, что я рассказала, ранило его преданное сердце глубже, чем я хотела.
Мне не следовало, сказал он, уходить от него без всяких средств к жизни, я обязана была сообщить ему о своих намерениях, должна была ему довериться; он никогда бы не принудил меня стать его любовницей. Хотя он и доходил до ярости в своем отчаянии, он любит меня слишком глубоко, чтобы сделаться моим тираном; он отдал бы мне все свое состояние, не попросив взамен даже поцелуя, — только бы я не уходила одна, без друзей, в широкий мир. Он уверен, что я рассказала ему далеко не все о своих страданиях.
— Ну, каковы бы ни были мои страдания, они продолжались очень недолго, — отвечала я и затем перешла к тому, как меня приняли в Мурхаузе, как я получила место школьной учительницы, как свалилось на меня наследство, как я нашла своих родственников. Конечно, имя Сент-Джона нередко встречалось в моем рассказе. Это сразу же привлекло его внимание и, когда я кончила, определило дальнейшее течение нашей беседы.
— Так этот Сент-Джон твой кузен?
— Да.
— Ты часто о нем упоминаешь: он тебе нравится?
— Он очень хороший человек, сэр; я не могла не привязаться к нему.
— Хороший человек? Что же, это почтенный и добродетельный человек лет пятидесяти?
— Сент-Джону двадцать девять лет, сэр.
— Jeune encore[37], как говорят французы. Что ж, должно быть, он маленького роста, флегматичен и некрасив? Человек, который может похвалиться скорее отсутствием пороков, чем обилием высоких добродетелей?
— Это человек неистощимой энергии. Цель его жизни — благие, возвышенные дела.
— Ну, а как насчет ума? Вероятно, он не блещет талантом? У него самые благие намерения, но уши вянут, когда он заговорит?
— Он мало говорит, сэр, но всякое его слово попадает в цель. У него замечательный ум, — я бы сказала, скорее властный, чем гибкий.
— Значит, он способный человек?
— Чрезвычайно одаренный.
— И образованный?
— Сент-Джон — человек обширных и серьезных познаний.
— Ты как будто сказала, что тебе не нравится, как он держится? Что же он, напыщенный педант?
— Я ничего не говорила о его манере держаться, но если бы она мне не нравилась, значит, у меня весьма дурной вкус; он изысканно вежлив, спокоен — словом, настоящий джентльмен.
— А его наружность?.. Я забыл, каким ты описывала его; вероятно, это грубоватый викарий, в тесном белом галстуке, выступающий как на котурнах, в своих штиблетах на толстых подошвах, не так ли?
— Сент-Джон хорошо одевается. Он красивый мужчина — высокий блондин с прекрасными голубыми глазами и греческим профилем.
— (В сторону.) Черт бы его побрал! (Обращаясь ко мне.) Он, видно, нравился тебе, Джен?
— Да, мистер Рочестер, он мне нравился; но вы уже спрашивали меня об этом.
Я, конечно, понимала, куда клонит мой собеседник: в нем пробудилась ревность. Она жалила его, но ее укусы были целительны: они отвлекали его от гнетущих мыслей. Поэтому я и не спешила заговорить эту змею.
— Может быть, вы сойдете с моих колен, мисс Эйр? — последовала несколько неожиданная реплика.
— Отчего же, мистер Рочестер?
— Нарисованный вами образ представляет слишком уж разительный контраст со мной. Вы изобразили пленительного Аполлона; он владеет вашей фантазией — высокий, красивый, голубоглазый, с греческим профилем. А перед вами Вулкан — этакий корявый кузнец, смуглый, широкоплечий и к тому же еще слепой и однорукий.
— Мне это не приходило в голову, но вы действительно настоящий Вулкан, сэр.
— Ну, так убирайтесь вон, сударыня, скатертью дорога! Но, прежде чем уйти (и он еще крепче прижал меня к себе), будьте так любезны ответить мне на кое-какие вопросы.
Он помолчал.
— Какие вопросы, мистер Рочестер? Тут последовал настоящий допрос:
— Когда Сент-Джон устраивал вас на место учительницы в Мортоне, он еще не знал, что вы его кузина?
— Не знал.
— Вы часто с ним виделись? Он иногда заходил в школу.
— Ежедневно.
— Он одобрял вашу работу, Джен? Я знаю, вы делали все безукоризненно, ведь вы же умница.
— Да, он ее одобрял.
— И он, конечно, обнаружил в вас много достоинств, о которых не подозревал? У вас незаурядные способности.
— На этот счет ничего вам не могу сказать.
— Вы говорите, что жили в маленьком коттедже близ школы. Навещал он вас когда-нибудь?
— Иногда.
— По вечерам?
— Раз или два. Наступила пауза.
— А сколько времени вы прожили с ним и с его сестрами, после того как было установлено ваше родство?
— Пять месяцев.
— Много ли Риверс проводил времени в вашем обществе?
— Много. Маленькая гостиная служила ему и нам рабочей комнатой; он сидел у окна, а мы за столом.
— И подолгу он занимался?
— Да, подолгу.
— Чем?
— Языком индустани.
— А что вы делали в это время?
— Сперва я изучала немецкий.
— Это он с вами занимался?
— Он не знает немецкого.
— А он ничем с вами не занимался?
— Немного языком индустани.
— Риверс занимался с вами индустани?
— Да, сэр.
— И со своими сестрами тоже?
— Нет.
— Значит, ему хотелось учить вас?
— Да. Снова пауза.
— А с чего он это выдумал? На что вам мог понадобиться индустани?
— Он хотел, чтобы я поехала с ним в Индию.
— Ага! Вот я и докопался до сути дела. Он хотел на вас жениться?
— Он просил моей руки.
— Это ложь, бесстыдная выдумка, мне назло!
— Прошу прощения, но это чистая правда; он просил меня об этом не раз, и притом с настойчивостью, которая могла бы поспорить с вашей.
— Мисс Эйр, повторяю, вы можете уйти. Сколько раз я должен это повторять? Отчего вы упорно продолжаете сидеть у меня на коленях, когда я попросил вас удалиться?
— Мне и здесь хорошо.
— Нет, Джен, вам не может быть здесь хорошо, ваше сердце далеко — оно с вашим кузеном, с этим Сент-Джоном. А я-то считал, что моя маленькая Джен целиком принадлежит мне! Я верил, что она меня любит, даже когда она меня покинула; это была капля меду в океане горечи. Хотя мы и были разлучены, хотя я и оплакивал горючими слезами нашу разлуку, — я все же не мог допустить, чтобы та, о ком я так тоскую, полюбила другого. Но бесполезно горевать. Оставьте меня, Джен, уезжайте и выходите замуж за Риверса.
— Ну, так столкните меня, сэр, прогоните меня, — добровольно я вас не покину.
— Джен, мне так дорог звук вашего голоса, он вновь воскрешает во мне надежду, он такой правдивый. Он напоминает мне то, что было год назад. Я забываю, что вы связаны иными узами. Но я не такой безумец… Идите…
— Куда же мне идти, сэр?
— Своей дорогой — с мужем, которого вы себе избрали.
— Кто же это?
— Вы знаете — это Сент-Джон Риверс.
— Он мне не муж и никогда им не будет. Сент-Джон меня не любит, и я его не люблю. Он любил (по-своему, не так, как вы умеете любить) красивую молодую девушку по имени Розамунда и хотел на мне жениться только потому, что видел во мне подходящую подругу для миссионера, к чему та совершенно не подходит. Он человек возвышенной души, но он суров, а со мной холоден, как айсберг. Он не похож на вас, сэр; я не чувствую себя счастливой в его присутствии. У него нет ко мне снисходительности, нет и нежности. Его не привлекает даже моя молодость, он ценит во мне лишь мои полезные моральные качества. И я должна вас покинуть, сэр, и отправиться к нему?
Я невольно содрогнулась и инстинктивно прижалась к своему слепому, но горячо любимому хозяину. Он улыбнулся.
— Как, Джен? Это правда? И отношения между вами и Риверсом действительно таковы?
— Безусловно, сэр. О, вам незачем ревновать! Я просто хотела немножко вас подразнить, чтобы отвлечь от грустных мыслей; я считала, что гнев для вас полезнее скорби. Но раз вам так дорога моя любовь, успокойтесь. Если бы вы только знали, как я вас люблю, вы были бы горды и довольны. Все мое сердце принадлежит вам, сэр! Оно ваше и останется вашим, хотя бы даже злой рок навеки удалил меня от вас.
