Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т.1.Из сборника «Сказки Нинон». Исповедь Клода. Завет умершей. Тереза Ракен
Когда убийцы оказывались под одним одеялом и закрывали глаза, им мерещилось, что они чувствуют подле себе влажное тело их жертвы, — оно лежит посреди постели и их пронизывает идущий от него холодок. Оно было как бы неким мерзким препятствием, которое разделяло их. Ими овладевала лихорадка, начинался бред, и препятствие становилось для них вполне материальным; они касались трупа, они видели его, видели зеленоватую разложившуюся массу, они вдыхали зловоние, которое исходило от этой кучи человеческой гнили; все их органы чувств находились в состоянии галлюцинации и придавали восприятиям нестерпимую остроту. Присутствие этого отвратительного сотоварища по ложу сковывало их, лишало дара речи, повергало в безумный страх.
Иногда Лоран думал, не обнять ли ему Терезу в страстном порыве, но он не решался пошевельнуться, он знал, что стоит ему только протянуть руку, и он прикоснется к дряблой коже Камилла. Тогда ему приходило на ум, что утопленник для того и лежит между ними, чтобы помешать им обняться. В конце концов ему стало ясно, что утопленник ревнует.
Иногда они все-таки пытались робко обняться, чтобы проверить, что за этим последует. Лоран шутя приказывал жене поцеловать его. Но губы их были так холодны, словно между ними стояла смерть. Они чувствовали отвращение, Тереза содрогалась от ужаса, а Лоран, слыша, как у нее стучат зубы, приходил в дикую ярость.
— Чего ты трясешься? — кричал он. — Уж не Камилла ли боишься?.. Успокойся, бедняга теперь далеко.
Они избегали поверять друг другу причину своих жутких переживаний. Когда перед одним из них в галлюцинации являлся мертвенный облик утопленника, он закрывал глаза, замыкался в своих страхах и не решался заговорить о видении, опасаясь придать припадку еще большую отчетливость. Когда Лоран в приступе отчаяния, потеряв власть над собою, начинал упрекать Терезу в том, что она боится Камилла, — само это имя, произнесенное вслух, повергало их в еще больший ужас. Убийца начинал бредить.
— Да, да, ты боишься Камилла, — лепетал он, обращаясь к жене, — ты боишься Камилла… Я все отлично понимаю, черт возьми! Ты дура, у тебя ни на грош мужества. Можешь спать спокойно. Ты, кажется, воображаешь, что твой первый муж сейчас потащит тебя за ноги, потому что я лежу около тебя…
От мысли, от предположения, что утопленник может потащить их за ноги, у Лорана волосы становились дыбом. Он продолжал с еще большим ожесточением, терзая самого себя:
— Как-нибудь я свожу тебя ночью на кладбище… Мы раскопаем могилу, и ты увидишь, какая там груда тухлятины! Тогда, может быть, ты перестанешь бояться… Да ведь он даже и не знает, что мы утопили его…
Тереза зарывалась в одеяло и глухо стонала.
— Мы его утопили потому, что он нам мешал, — продолжал муж. — При надобности мы снова утопили бы его… Перестань ребячиться. Будь потверже. Глупо омрачать наше счастье… Ведь оттого, что мы выкинули какого-то болвана в Сену, мы после смерти, в земле, не будем ни счастливее, ни несчастнее; зато при жизни мы вволю насладимся любовью, а это, что ни говори, не шутка… Ну, поцелуй же меня.
Оледеневшая от ужаса, обезумевшая Тереза целовала его, а сам он дрожал не меньше ее.
Более двух недель Лоран обдумывал, как бы ему еще раз убить Камилла. Он утопил его, но этого оказалось мало, — Камилл был еще недостаточно мертв, каждую ночь он являлся и залезал в постель Терезы. Убийцы считали, что окончательно уничтожили его и что теперь можно безраздельно отдаться любви, а между тем жертва оживала и своим присутствием леденила их ложе. Оказывалось, что Тереза не вдова. Лоран был мужем женщины, у которой имелся другой супруг — утопленник.
XXIII
Безумие Лорана понемногу приняло острую форму. Он решил изгнать Камилла из своей постели. Сначала он ложился не раздеваясь, потом стал всячески стараться не коснуться тела Терезы. Наконец, с отчаяния, в бешенстве он решил привлечь к себе жену, считая, что лучше задушить ее, чем предоставить призраку. То был бунт, величественный в своем животном неистовстве.
В общем, ведь в спальню молодой женщины его привела только надежда на то, что объятия Терезы излечат его от бессонницы. Когда же он поселился в этой комнате, когда оказался в ней хозяином, тело его, раздираемое еще более жестокой пыткой, даже перестало искать исцеления. И в течение трех недель Лоран находился в совершенно подавленном состоянии, он забыл, что единственной целью всех его поступков было обладание Терезой, и теперь, обладая ею, он не мог к ней прикоснуться без того, чтобы не вызвать еще большую муку.
Из отупения его вывела крайняя острота страданий. В первый момент этого оцепенения, в часы странной подавленности, которая охватила его в брачную ночь, ему удалось забыть побуждения, толкнувшие его на брак. Но под влиянием кошмаров им постепенно завладела глухая злоба, которая преодолела в нем трусость и вернула ему память. Он вспомнил, что женился для того, чтобы в страстных объятиях забыть дурные сны. И вот однажды ночью он порывисто обнял Терезу и, рискуя задеть утопленника, грубо привлек ее к себе.
Нервы молодой женщины тоже были напряжены до крайности. Если бы она была уверена, что пламя очистит ее тело и избавит ее от мук, — она, не задумываясь, бросилась бы в огонь. Она ответила на порыв Лорана, решив либо сгореть от его ласк, либо найти в них облегчение.
И они слились в страшном объятии. Муки и чувство ужаса заменили им желания. Когда тела их прикоснулись друг к другу, Лорану и Терезе показалось, будто они упали на рдеющие уголья. Они вскрикнули и еще теснее прижались друг к другу, чтобы между ними не осталось места для утопленника. Но хотя тела их и пылали, они все же чувствовали ледяные прикосновения отвратительных останков Камилла.
Ласки их были неистовы до жестокости. Тереза губами отыскала на вздувшейся, напряженной шее Лорана шрам от укуса и исступленно впилась в него. Именно здесь — кровоточащая рана; когда она затянется, убийцы смогут спать безмятежно. Молодая женщина отдавала себе в этом отчет, она старалась прижечь больное место огнем своих ласк. Но она сама обожглась, а Лоран резко оттолкнул ее, издав глухой стон; ему показалось, будто шеи его коснулось раскаленное железо. Обезумевшая Тереза хотела вновь поцеловать рубец; ей доставляло острое наслаждение прижиматься губами к тому месту, куда впились зубы Камилла. На миг у нее возникла мысль укусить мужа в то же место, вырвать широкую полоску кожи, нанести ему новую, более глубокую рану, чтобы уничтожить следы прежней. Она говорила себе, что при виде следа от своих собственных зубов она уже не будет бледнеть от страха. Но Лоран не давал поцеловать себя в шею; поцелуи Терезы нестерпимо жгли его, и как только она тянулась к нему, он ее отталкивал; они боролись, хрипя, барахтаясь в мерзости своих ласк.
Они ясно сознавали, что только усиливают свои страдания. Они изнуряли себя в страшных объятиях, они кричали от боли, они обжигали и терзали друг друга, но не в силах были укротить взбунтовавшиеся нервы. Каждое объятие только усиливало их отвращение. Они покрывали друг друга страшными поцелуями и в то же время становились жертвами жутких галлюцинаций; им казалось, что утопленник тащит их за ноги и трясет кровать.
На минуту они выпустили друг друга из объятий. Ими овладевало омерзение, какое-то непреодолимое нервное возмущение. Потом они решили, что надо побороть его; они вновь обнялись, но опять вынуждены были выпустить друг друга, словно тела их пронзало какое-то раскаленное острие. Так они несколько раз пытались подавить в себе отвращение и забыться, утомив, истерзав нервы. Но нервы каждый раз возбуждались и напрягались, доводя их до такого отчаяния, что они, пожалуй, умерли бы от изнеможения, если бы не вырвались из взаимных объятий. Борьба с собственной плотью доводила их до бешенства; они упрямились, они хотели во что бы то ни стало восторжествовать. Наконец еще более резкий припадок одолел их; они получили удар такой неимоверной силы, что подумали, не начинается ли у них падучая.
Отпрянув к краям постели, пылающие и еле живые, они разрыдались.
И сквозь эти рыдания им послышался торжествующий хохот утопленника; потом он, хихикая, снова стал пробираться под одеяло. Изгнать его им не удалось; победил он. Камилл тихонько лег между ними; Лоран плакал от сознания своего бессилия, а Тереза вся тряслась, опасаясь, как бы трупу не вздумалось воспользоваться своей победой и на правах законного властелина обнять ее разложившимися руками. В ту ночь убийцы предприняли последнюю попытку; теперь, перед лицом своего поражения, они поняли, что отныне не решатся даже на целомудренный поцелуй. Судороги безумной любви, которую они попытались оживить, чтобы преодолеть свои страхи, только глубже погрузили их в ужас. Ощущая холод, исходящий от трупа, который отныне должен навеки разлучить их, они плакали кровавыми слезами и с отчаянием думали: что же будет с ними дальше?
