Пэлем Вудхауз - Том 2. Лорд Тилбури и другие
— Пятьдесят!
— Не забудьте, мы занижаем.
— Какие деньги!
— Да нет, это так, начало. Для разгона, можно сказать. Дальше — больше. Пишу вторую пьесу.
— Пишете?
— Пока нет. Но когда напишу… Предположим, за нее я получу тысяч сто. Права на фильм надо продавать подороже. Кстати, учту.
— Конечно, конечно.
— Да. Получается не меньше ста тысяч. Но это ладно, потом — еще одна. Вот пойдут доходы! Сколько это получится?
— Очень много. Истинное богатство.
— Без сомнения.
Голова у сэра Бакстона поплыла, но вдруг он усмотрел логическую неточность. Возможно, это фантазии, но указать стоит, стоит…
— А если они… хрм… э… провалятся?
Джо усмехнулся и поднял брови.
— Нет, нет, что это я! — заспешил сэр Бакстон. — Сам не пойму, как сорвалось!
Голова у него кружилась. Вот он, думал баронет, красивый, умный, богатый, денег навалом… Не могло бы случиться, что Джин?..
— А, черт! — невольно воскликнул он, все сильнее любя нового постояльца. — Ну что ж, поздравляю. Такой молодой, а уже многого достигли… э… Ваш брат не сказал мне, как вас зовут.
— Джо.
— Джо? Что ж, дорогой Джо, можете собой гордиться.
— Спасибо, сэр Бакстон.
— Зовите меня Бак. Да вы же миллионер!
— Не без того, Бак!
— Именно, именно. А, черт! — снова воскликнул сэр Бакстон в девичьем раздумье и погрузился в мечты.
На террасе замаячила элегантная особа. Сэр Бакстон тихонько подтолкнул Джо.
— Мисс Виттекер! — окликнул он.
— Да, сэр Бакстон?
— Вы, кажется, знакомы? Мистер Джо Ванрмнгэм, брат этого, нашего. Тоже будет у нас гостить.
— Да-у?
— Да. И я подумал… то есть он подумал… в общем, мы подумали, что ему надо с вами потолковать… Так, значит, до свидания, Джо!
— До скорого. Бак.
Баронет исчез, радуясь, что избежал соприкосновения с низменной стороной жизни, а Джо повернулся к мисс Виттекер, которую намеревался отечески пожурить. Сердце у него щемило от братской жалости к Табби. Он был уверен, что все это — чистое недоразумение. Досадную тучку легко развеять словом-другим, которое скажет в должную пору разумный человек.
Однако разумные люди строят нередко планы в беззаботном неведении. Кенсингтон[77] рождает, колледж — тренирует девушек, с которыми не справится никакой отец.
— Как долго, — начала она, — намереваетесь вы гостить в Уолсингфорд Холле, мистер Ва-анрингэм?
— Мисс Виттекер, — сказал Джо, — можете вы посмотреть мне в глаза?
Она могла, что и доказала.
— Странно, — признал ее собеседник, — я бы на вашем месте смутился. Вы безобразно обошлись с моим братом. Бе-зоб-раз-но!
— Я предпочла бы, мистер Ва-анрингэм, держаться в рамках деловой беседы.
— Он любит вас пылко и безумно.
— Я бы предпочла…
— Расскажите про этот пакет, и все будет в порядке.
— Я бы…
— Если там драгоценности от городского гада, тогда и говорить не о чем. Но если…
— Я бы предпочла, мистер Ва-анрингэм, это не обсуждать.
Ее классические черты заледенели, и зрелище было настолько устрашающим, что Джо уступил, а то у него уже начали подмерзать ноги.
— Ладно, — смирился он. — Какой у вас тариф?
— Тридцать фунтов в неделю.
— Включая пользование ванной?
— При вашей комнате есть ванная.
— В деревенском поместье?
— Уолсингфорд Холл сверху донизу усовершенствован предком сэра Бакстона. Могу вас заверить, здесь аб-со-лю-ут-ный комфорт.
— Не ванной единой жив человек.
— У сэра Бакстона ве-ли-ко-ле-э-пный повар.
— Пищей ли жив он, мисс Виттекер?
— Если вы имеете в виду общество…
— Откровенно — да. Видел на днях фильм, действие происходит на Чертовом острове. Народ там, скажем так, пестрый. А здесь?
— Все гости сэра Бакстона социально безупре-эчны.
— Простите?
— Социально безупре-эчны.
— А десять раз не повторите! Собьетесь на «безупречно социальны».
Пруденс гордо промолчала.
— Теперь, — сказал Джо, — главное. Как тут обращаются с постояльцами? Буду с вами честен, мисс Виттекер. Я только что из деревни, там ходят неприятные слухи. Усталый пахарь, возвращаясь с поля, слышит порой страшные крики… Изящная ножка начала нервно постукивать по полу.
— Я понимаю, — продолжал Джо, — я не чувствительный слюнтяй. Без дисциплины вам не управиться. Если дан приказ, чтобы все играли в крокет, а номер, к примеру, 6408 играет в классики, естественно, приходится проявить твердость. Это ясно. Если бы кто-то, на континенте, попытался улизнуть в божественный Неаполь, когда мистер Кук приказал, чтоб все отправлялись в красавицу Люцерну — что было бы? Да, да. Но одно дело — дисциплина, и совсем другое — жестокость. Между ними есть разница.
— Мистер Ва-а-нрингэм…
— Я слышал, что один из платных гостей на прошлой неделе попытался удрать, и его травили собаками. Хорошо ли это, мисс Виттекер? Человечно ли? Есть ведь границы…
— Мистер Ва-анрингэм, вы же-ла-а-э-те комнату или нет? Я занята.
— Ни чуточки вы не заняты. Когда мы подошли, вы стояли и плакали о Табби.
— Мистер Ва-анрингэм!
— Мисс Виттекер?
— Же-ла-а-э-те вы или не…
— Желаю.
— Прэ-кра-асно. Пойду распоряжусь.
Она удалилась, дыша достоинством и надменностью, а Джо не стал задерживать ее, хотя ему хотелось порасспросить и о том, правда ли, что здесь в ходу американская система поощрений, и есть ли у него шансы стать образцовым, привилегированным узником.
У него были другие, неотложные заботы. Пощелкивающий хлыст сэра Бакстона вдохновил его, подсказал решение, которое он искал с той минуты, когда Табби его подвел. Теперь он хотел одного — разыскать как можно скорее Адриана Пика.
Сбежав с террасы, он пустился по крутой пыльной дороге, ведущей к «Гусаку и Гусыне».
Адриан уже позавтракал и курил сигарету на топорной скамейке, созерцая Уолсингфорд Холл. Утром много чего случилось: ему не понравилась встреча с Джо; ветчина оказалась такой же паршивой, как вчера, а кофе — еще хуже; ночью мешали спать плеск воды, бьющей о борт, и неприятный скрежет под полом, напоминавший о словах Джин насчет клуба; наконец, неизвестная птица с пяти часов утра произносила «куа-куа», как бы подражая поскрипыванию проржавевших дверных петель.
Однако на Уолсингфорд Холл он смотрел с удовольствием. Каждый кирпичик, на его взгляд, просто излучал состоятельность; а человеку, с детства томящемуся тягой к большим деньгам, греет сердце мысль, что он завоевал сердце такой наследницы. Конечно, архитектура оскорбляла утонченный вкус, но была в ней та прелесть, какая есть в австралийском дядюшке-миллионере, хотя он носит яркоклетчатый костюм и пестрый жилет. Богатству дозволена эксцентричность. Ради начинки мы съедим и подгорелый пирог.
С легким, счастливым вздохом Адриан отшвырнул сигарету и закуривал новую, когда появился Джо. Не имея желания пускаться с ним в разговоры, Адриан поднялся и двинулся к воротам.
— Куда вы? — осведомился пришелец.
— К себе, на «Миньонетту».
— Не советую.
Джо легонько пихнул Адриана на топорную скамейку, уселся сам и опустил ему руку на плечо. Адриан плечо высвободил и отъехал подальше.
— Почему это?
— Потому.
— Да что такое?
— Там человек, с которым вам встречаться не стоит.
— Э?
— Во всяком случае, шел он туда. Мой брат Табби просил предупредить вас.
— О чем?
— Он такой чуткий…
— О — чем — вы — говорите?!
— Вот о чем. Не успели вы уйти, как прискакал мой брат Табби. Оказывается, он здесь гостит. Итак, он прискакал, вопя: «Где Пик?» Я отвечаю: «Ушел в гостиницу». — «Пускай. там и сидит! Сэр Бакстон гонится за ним с охотничьим хлыстом. Собирается спустить с него шкуру!»
— Что?!
— Вот и я так закричал, а Табби объяснил мне. Оказывается, вы обручены с дочкой сэра Бакстона… Это правда?
— Да.
— Тайно?
— Да.
— Вы не очень богаты?
— Да.
— Ну вот и разгадка. Сэр Бакстон сердится. Не знаю, насколько хорошо вы его знаете… Изучали его душу?
— Я с ним вообще не знаком.
— А я его знаю близко. Обаятельнейший человек, если не гладить против шерсти. Если же гладить, склонен к ярости. Не его вина… Виноват солнечный удар, сразивший его и Африке. С тех пор он так и не оправился. Иногда мне кажется, что он не совсем… э… здоров.
Адриан побледнел, так побледнел, что знакомые дамы бросились бы за одеколоном и шампанским. Он клял себя — какое безумство побудило его настаивать, чтобы Джин сообщила отцу об их помолвке! Досадно, что эти девушки так буквально все понимают.
— По словам Табби, — продолжал Джо, — старикан в бешенстве. Хочет вас распотрошить. Табби старался eгo урезонить. «Лично я не стал бы», — говорил Табби. — «А я стану! — уперся сэр Бакстон. — Погляжу, что у него внутри!» Когда на него находит, он такой. Его не остановить, пока не выпустит пары. Вот, посудите. Нормальный человек приостановился бы и сказал себе: «Я не должен его потрошить. Он же в суд подаст и запросто выиграет дело. Надо обуздать себя». Какое там! У него и в помыслах нет, в какие неприятности он вляпается. Идет на что угодно ради мимолетного удовольствия. Уложит вас на несколько месяцев в больницу, и…
