Исаак Башевис-Зингер - Короткая пятница и другие рассказы[Сборник]
Автобус еще немного покружил по каким-то местам, где я никогда раньше не был, и вернулся на Линкольн-роуд, к шикарным магазинам, полупустым летом, но все же забитым до отказа всем, что только может привлечь богатых туристов, — горностаевыми манто, шиншилловыми воротниками, бриллиантами в двенадцать каратов, подлинными рисунками Пикассо. Безупречно одетый продавец, абсолютно уверенный в том, что за нирваной пульсирует карма, беседовал сам с собою в продуваемом кондиционером помещении. Хотя я и не был голоден, но все же зашел в ресторан, где молоденькая официантка с обесцвеченным перманентом принесла мне полный поднос еды — быстрой и безвкусной. Я дал ей полдоллара. Когда я уходил оттуда, у меня болели голова и желудок. Выйдя на улицу, я чуть было не задохнулся в этом прогретом за день солнцем воздухе позднего вечера. Неоновая вывеска на соседнем здании высвечивала температуру — 96 градусов[1], да еще такая влажность. Все было понятно и без синоптиков. Молнии уже сверкали в алеющем небе, хотя грома я еще не слышал. Огромные, каждая размером с гору, тучи были полны воды и огня. Первые капли дождя упали на мою лысину. Пальмы, казалось, оцепенели в предчувствии бури. Я поспешил в свой пустой отель, пока дождь еще не начался по-настоящему. К тому же я очень надеялся, что тамошняя еда окажется лучше ресторанной. И я уже успел пройти почти половину пути, когда вдруг начался ливень. Всего одна секунда, и я промок насквозь, как будто бы меня окатило волной. Огненная полоса прочертила небо, и в тот же самый момент я услышал грохот грома — ясный знак того, что молния ударила где-то рядом. Я попытался забежать в какое-нибудь помещение, но стулья, сброшенные сильным порывом ветра с соседней веранды, преградили мне путь. Снова ударил гром. Пальмовые листья, сорванные ураганом, обвились вокруг моих ног. Само дерево, закутанное в какую-то рогожу, раскачивалось из стороны в сторону, готовясь упасть. К своему собственному стыду, я побежал. Не разбирая пути, почти утопая в лужах, я несся вперед с легкостью подростка. Опасность придала мне смелости, и я кричал и пел, отвечая буре на ее же собственном языке. Все движение остановилось, водители побросали свои автомобили, а я бежал, бежал, сам не зная: то ли хочу спастись от этого безумия, то ли пытаюсь найти место, где оно еще сильнее. Как будто бы спешил получить особо важное письмо, которого никто не писал и которое я никогда не прочту. Сам не знаю, как я узнал свой отель. Я вошел холл и какое-то время стоял там, давая стечь с себя воде. Мое отражение в зеркале напоминало картину какого-нибудь кубиста. Я вызвал лифт и поднялся на третий этаж. Дверь в комнату оказалась открытой, и внутри, прячась от шторма, летала и жужжала целая туча москитов, мотыльков, комаров и светлячков. Сильный ветер сорвал москитную сетку и разметал по комнате бумаги, которые я оставил лежать на столе. Ковер можно было выжимать, так он вымок. Я подошел к окну и взглянул на океан. Огромные волны вздымались подобно горам, чудовищные волны, готовые выплеснуться на берег и вновь, но уже навсегда затопить землю. Ветер ревел и уносил в темноту ночи клочья белой пены. Волны лаяли на Создателя, как свора свирепых псов. Из последних сил я закрыл окно и задернул шторы. Ползая на коленях, я попытался привести в порядок промокшие книги и рукописи. Мне стало жарко. С меня лил пот, смешиваясь с дождевой водой. Я стянул с себя всю одежду, и она осталась лежать у моих ног, как скорлупа или старая кожа. Я чувствовал себя существом, только что выбравшимся из кокона.
3
Буря продолжалась. Ветер завывал и стучал в стены гостиницы своими огромными молотками. Отель качало, как корабль, попавший в шторм. Что-то падало и ломалось — крыша, балкон, часть фундамента? Переломилась железная балка. Стонал металл. Стекла дрожали в переплетах. Скрипели рамы. Тяжелые шторы в моей комнате развевались, как легкие тюлевые занавески. Время от времени непроглядная темень освещалась вспышками молний. Следующие за ней удары грома были так сильны, что я начал смеяться от страха. Внезапно из темноты материализовалась белая фигура. Мое сердце застучало так, что казалось, оно вот-вот выскочит. Если бы у меня еще были волосы на голове — они бы наверняка встали дыбом. Я всегда знал, что рано или поздно какая-нибудь из моих фантазий обязательно придет ко мне, исполненная такого ужаса, что я никому не смогу рассказать о ней. Я замер, приготовившись к смерти. Вдруг я услышал голос:
— Простите, пожалуйста, сеньор, мне очень страшно. Вы уже спите?
Это была молодая кубинка.
— Нет, — ответил я, — входи.
— Мне страшно. Я думала, что умру от страха, сказала девушка. — Таких ураганов тут раньше никогда не было. Вы — единственный постоялец в отеле. Пожалуйста, извините, что я побеспокоила вас.
— Ты вовсе не побеспокоила меня. Надо бы зажечь свет, но я не одет…
— Нет, нет. Это не обязательно… Я просто боюсь оставаться одна. Пожалуйста, позвольте мне побыть здесь, пока шторм не кончится.
— Конечно. Можешь лечь на кровать. А я посижу на стуле.
— Нет, я сама сяду на стул. Где он стоит, сеньор? Я не вижу.
Я встал, нашел в темноте девушку и подвел ее к стулу. Она почти повисла на мне и вся дрожала. Я хотел зайти в туалет и что-нибудь на себя надеть, но споткнулся о кровать и упал. Схватив простыню, я быстро укутался в нее, чтобы в ярких вспышках света ночная гостья не увидела мою наготу. Она сидела на стуле, деформированное существо в слишком длинной ночной рубашке, с горбом, спутанными волосами, длинными волосатыми руками и кривыми ногами, как у туберкулезной мартышки. В ее широко открытых глазах горел животный страх.
— Не бойся, — сказал я. — Шторм скоро кончится.
— Конечно, конечно.
Я положил голову на подушку и подумал о том, что неугомонный бесенок выполнил и последнее мое желание. Я хотел получить отель для себя одного, и я его получил. Я мечтал о том, чтобы ко мне, подобно тому, как Руфь пришла к Воозу, в номер пришла женщина, — и она пришла. Каждый раз при вспышке молний наши взгляды встречались. Она смотрела на меня внимательно, не отрываясь, как ведьма, повторяющая заклинание. Пожалуй, что ее я боялся больше, чем урагана. Я был в Гаване всего лишь раз, но мне показалось, что силы тьмы не утратили там своей первобытной мощи. Даже смерть не приносила успокоения — могилы часто разрывали. Той ночью мне слышались крики каннибалов и стоны девственниц, чья кровь текла на алтари идолов. Она пришла оттуда. Я хотел прочесть заклинание против дурного глаза и помолиться силам, которые бы не позволили этой колдунье победить меня. Что-то кричало во мне: уничтожь Сатану! Тем временем гром грохотал, а море ревело и смеялось. Стены моей комнаты окрасились в алый цвет. В этом адском огне кубинская ведьма сидела низко пригнувшись, как животное, готовое броситься на свою жертву, — широко открытый рот, полный плохих зубов, черные волосы на руках и ногах, покрытые прыщами и нарывами щиколотки. Сползшая с плеча ночная рубашка открывала обвисшую и сморщенную грудь. Не хватало только хвоста и копыт.
Должно быть, я заснул. Во сне я по узкой и крутой улочке входил в город и стучал в закрытые ставни домов. Все вокруг было тихо, и даже солнце не светило — была черная Суббота. Мне навстречу одна за другой шли католические похоронные процессии, с крестами, гробами и зажженными факелами. На кладбище несли множество трупов, было уничтожено целое племя. Курился ладан. Пелись песни, полные горя и отчаяния. Внезапно гробы превратились в филактерии, черные и блестящие, с ремешками и узелками. Они состояли из множества частей — гробы на двоих, троих, четверых, пятерых…
* * *
Я открыл глаза. Кто-то сидел на моей постели — это была кубинка. Она быстро заговорила на своем ломаном английском:
— Не бойся. Я не съем тебя. Я ведь человек, а не животное. Моя спина сломана, но я не родилась такой. Я упала со стола, когда была еще маленькой. У моей матери не было денег на врача. Отец был плохим, он всегда пил, ходил по шлюхам, и матери приходилось работать на табачной фабрике. Она сожгла там свои легкие. Почему ты дрожишь? Горб — это не заразно. Я добрая, мужчины меня любят. Даже мой босс. Он доверяет мне и позволяет жить одной в этом отеле. Ты еврей, да? Он тоже еврей… из Турции. Он умеет говорить — как вы это называете? — на арабском. Он женат на немецкой сеньоре, но она нацистка. Ее первый муж был нацистом. Она ненавидит моего босса и пытается отравить его. Он ничего не может сделать, закон на ее стороне. Я уверена, что она дала им взятку или что-то еще. Босс платит ей эти… алименты.
— Почему же он на ней женился? — сказал я только для того, чтобы что-то сказать.
— Наверное, любил. Он очень страстный мужчина, с горячей кровью. А ты кого-нибудь любил?
— Да.
— И где эта сеньора? Ты женился на ней?
— Нет. Они застрелили ее.
