Сельма Лагерлёф - Иерусалим
— Знаете, господин пастор, говорят, что Ингмар-сильный умеет отгадывать будущее.
Пастор провел рукой по лбу, как бы приводя в порядок свои мысли.
— Нет ничего чудеснее промысла Божия, — сказал он затем. — Да, на свете нет ничего чудеснее.
III
Это случилось однажды осенью, когда занятия в школе уже начались. Был час отдыха, и учитель с Гертрудой пришли на кухню и сели за стол, а матушка Стина налила им кофе.
Но не успели они сделать глоток, как пришел гость.
Это был Хальвор Хальворсон, молодой крестьянин, владевший сельской лавкой. Он был родом из Тимсгорда, и поэтому его часто называли Тимс Хальвор. Это был высокий, красивый мужчина, но вид у него был печален. Матушка Стина предложила и ему чашку кофе; он присел к столу и завел беседу с учителем.
Поглядывая на улицу, хозяйка сидела с вязаньем на диване. Вдруг она покраснела и высунулась в окно, чтобы лучше видеть, но тут же постаралась принять спокойный вид и равнодушно сказала:
— К нам, кажется, идут важные гости.
Хальвор уловил необычные нотки в ее голосе. Он подошел к окну и увидел, что в школу идет высокая, но несколько сгорбленная женщина с мальчиком-подростком.
— Если не ошибаюсь, это Карин из Ингмарсгорда, — сказала матушка Стина.
— Да, это, конечно, Карин, — произнес Хальвор.
Замолчав, он отвернулся от окна и оглядел комнату, как бы ища выхода, но в следующую же минуту спокойно вернулся на свое место.
Дело было в том, что прошлым летом, когда был еще жив Ингмар-старший, Хальвор сватался за Карин. Дело тянулось долго, потому что старик находил много препятствий. Вопрос был не в деньгах, — Хальвор был богат, но отец его был пьяница, и боялись, что он унаследовал этот порок. Но, наконец, было решено, что он может жениться на Карин.
День свадьбы был назначен, и пробсту уже было поручено огласить их в церкви. Но перед этим Карин и Хальвор поехали в Фалун купить обручальные кольца и молитвенник. Они провели в поездке три дня, и, вернувшись, Карин объявила отцу, что не может выйти замуж за Хальвора. Она жаловалась, что Хальвор за эти три дня один раз напился пьяным, и боялась, что он пойдет по стопам отца. Ингмар-старший сказал, что не может принуждать дочь, и отказал Хальвору.
Хальвор был вне себя: «Ты позоришь меня, я этого не перенесу, — говорил он Карин. — Что будут думать обо мне люди? Так не поступают с честным человеком».
Но Карин была неумолима; и с тех пор Хальвор ходил грустный и подавленный, потому что не мог забыть обиды, нанесенной ему Ингмарсонами.
А теперь Карин придется встретиться с Хальвором. Что же будет?
Ни о каком примирении не могло быть и речи, потому что еще прошлой осенью Карин вышла замуж за Элиаса Элофа Эрсона. Они с мужем жили в Ингмарсгорде и управляли имением после смерти Ингмара-старшего. Старший Ингмар оставил после себя пять дочерей и сына, но мальчик был еще слишком мал, чтобы управлять имением.
Карин вошла в кухню. Ей было лет двадцать, но она никогда не выглядела молодо. Многие сочли бы ее некрасивой, она унаследовала все черты своего рода: тяжелые веки, рыжеватые волосы и жесткую складку губ. Но семье школьного учителя нравилось, что она похожа на Ингмарсонов.
Увидев Хальвора, Карин даже не поморщилась. Она медленно в спокойно обошла всех присутствующих, здороваясь с ними. Когда она протянула руку Хальвору, тот едва дотронулся до кончиков ее пальцев.
Карин всегда держалась несколько сгорбившись, но, подойдя к Хальвору, она, казалось, опустила голову еще ниже обычного, а Хальвор еще больше выпрямился.
— Вы сегодня вышли погулять, Карин? — спросила матушка Стина, пододвигая ей лучшее кресло.
— Да, — отвечала Карин, — подморозило, и ходить стало легче.
— Да, ночью был сильный мороз, — произнес учитель.
После этого разговор оборвался, и никто не знал, что сказать; молчание длилось несколько минут.
Хальвор вдруг поднялся, и все вздрогнули, словно очнувшись от глубокого сна.
— Мне пора в лавку, — сказал он.
— Разве вам надо так спешить? — спросила матушка Стина.
— Уж не я ли выгоняю Хальвора? — сказала Карин, и в голосе ее прозвучала грусть.
После ухода Хальвора разговор сразу завязался. Учитель посмотрел на мальчика, на которого до сих пор никто не обращал внимания. Мальчуган был, по-видимому, одних лет с Гертрудой. У него было открытое, приятное лицо, но в его выражении было что-то старческое, и сразу было видно, из какого он рода.
— Вы, кажется, привели мне ученика, — сказал учитель.
— Это мой брат, его зовут Ингмар Ингмарсон, — отвечала Карин.
— Он, пожалуй, еще мал для своего имени, — заметил учитель.
— Да, отец умер слишком рано.
— Что правда, то правда, — в один голос сказали учитель с женой.
— Ингмар раньше посещал школу в Фалуне, — сказала Карин. — Поэтому вы и не видели его, учитель.
— Разве вы не хотите, чтобы он опять туда ходил?
Карин опустила свои тяжелые веки, глубоко вздохнула, но ничего не ответила.
— Говорят, он хорошо учился, — сказала она.
— Да, поэтому я и боюсь, что здесь он больше ничему не научится. Он, наверное, знает столько же, сколько и я.
— Ах, что вы, конечно учитель знает гораздо больше, чем маленький мальчик.
Снова наступило молчание, и потом Карин заговорила:
— Я хочу, чтобы он не только ходил к вам в школу, я хотела спросить вас, учитель, и вас, матушка Стина, не возьмете ли вы его к себе жить?
Учитель и жена удивленно переглянулись, и не зная, что и ответить.
— Да ведь у нас тесновато, — сказал, наконец, Сторм.
— Я давала бы вам за это масло, молоко и яйца.
— Ну, не в этом дело…
— Вы сделали бы мне большое одолжение, — сказала крестьянка.
Было понятно, что Карин не обратилась бы к ним с такой необыкновенной просьбой, если бы их помощь не была ей действительно нужна. Поэтому Матушка Стина быстро решила дело.
— Тут и говорить нечего, — сказала она. — Для Ингмарсонов мы сделаем все, что сможем.
— Благодарю вас, — сказала Карин.
Матушка Стина и Карин еще долго разговаривали о том, как устроить Ингмара, а учитель между тем увел мальчика в школу и посадил его рядом с Гертрудой. За весь первый день Ингмар не произнес ни слова.
Целую неделю Тимс-Хальвор не показывался в доме учителя, словно боясь опять встретиться с Карин. Но однажды утром, когда лил дождь и нечего было ждать покупателей, на него напала тоска. «Никуда я не гожусь, и никто меня не уважает», — думал он и терзался мрачными мыслями, которые почти не покидали его с тех пор, как ему отказала Карин.
Наконец он решил отправиться к матушке Стине и поболтать с этой веселой, ласковой женщиной.
Он запер свою пустую лавку, застегнул пальто и, ступая по лужам, отправился в школу, подгоняемый дождем и ветром.
Хальвор чувствовал себя так уютно в школе, что он все еще сидел там, когда раздался звонок на большую перемену, и Сторм с двумя детьми вошел в кухню.
Все трое поздоровались с ним, и Хальвор встал с места перед учителем, но, когда Ингмар хотел протянуть ему руку, он уже опять сел и так оживленно заговорил с матушкой Стиной, что, казалось, и не заметил мальчика. Ингмар спокойно постоял перед ним несколько секунд, затем подошел и сел к столу. Он только вздохнул несколько раз, в точности как его сестра, когда она сидела здесь и вздыхала.
— Хальвор хочет показать нам свои новые часы, — сказала матушка Стина.
Хальвор вынул из кармана новые серебряные часики с позолоченным цветком на крышке. Учитель открыл часы, потом вышел в школу и принес увеличительное стекло. Приставив его к глазу, он в полном восторге рассматривал механизм часов. Ему доставляло громадную радость смотреть, как колесики и шестеренки быстро цепляются друг за друга. Сторм сказал, что никогда еще ему не приходилось видеть такой тонкой работы. Наконец он отдал часы обратно Хальвору, и тот сунул их назад в карман, не показывая ни удовольствия, ни гордости, как бывает обыкновенно с людьми, хвалящими свою покупку.
Ингмар продолжал молча завтракать, но, допив свой кофе, он спросил Сторма, понимает ли он в часах.
— Да, — отвечал учитель, — ты же знаешь, что я во всем понимаю.
Тогда Ингмар вынул из кармана куртки часы — большую крупную серебряную луковицу, некрасивую и старомодную, особенно после хорошеньких часов Хальвора. Цепочка, на которой висели часы, тоже была некрасивая и тяжелая. На крышке не было никаких украшений, и вся она была смята. Вообще часы были в ужасном виде: стекло из них выпало и эмаль на циферблате была попорчена.
— Они стоят, — сказал учитель, поднося их к уху.
— Да, — сказал мальчик, — я хотел только спросить вас, можно ли их починить?
Учитель поднял крышку часов. Колесики непрерывно вертелись во все стороны.
