Джек Лондон - Первобытный зверь
Это был красивый бой. Не было ни крови, ни ударов — оба были умелыми бойцами. Половина первого раунда прошла во взаимном нащупывании, но Мод волновали и эти ложные выпады и удары перчаткой. Более серьезные схватки дальнейших стадий бокса волновали ее настолько, что редактору приходилось одергивать ее за руку, чтобы напомнить ей, где она находится.
Поуэрс боролся легко и правильно, как и полагалось герою полусотни состязаний, и восхищенные сторонники аплодировали каждому умелому выпаду. Все же он не расходовал зря своих сил и лишь иногда делал смелые выпады, тогда публика с ревом вскакивала с мест, ошибочно воображая, что он побеждает противника.
В такой-то момент, когда ее неопытный глаз не заметил серьезной опасности, какой только что избежал Глэндон, редактор наклонился к ней со словами:
— Юный Пэт все равно победит. Он счастливчик — и никому не удается победить его. Но он побьет Поуэрса не раньше, чем на шестнадцатом раунде.
— А может, и позже? — спросила Мод.
Она чуть не рассмеялась уверенности своего спутника. Она-то знала лучше их всех число раундов.
Поуэрс, по своему обыкновению, вел непрерывное наступление, и Глэндон охотно принимал такой метод борьбы. Он прекрасно защищался и нападал, лишь чтобы поддерживать интерес зрителей. Хотя Поуэрс и знал, что ему, по уговору, полагается быть побежденным, он слишком давно работал на этом поприще, чтобы не нокаутировать противника, если бы ему представилась эта возможность. Ему приходилось испытать на себе «дубль-кросс», чтобы не применять его с серьезным противником. В случае удачи он готов был идти на все, чтобы нокаутировать противника, хотя бы весь синдикат повесился с досады. Благодаря умелой газетной рекламе публика считала, что Юный Глэндон встретил, наконец, более сильного противника. В глубине души Поуэрс все же сознавал, что на этот раз именно он встретил достойного себе соперника. В обхватах он неоднократно ощущал силу его ударов и знал, что противник намеренно сдерживает себя и не дает настоящих полновесных «пэнчей».
Что касается Глэндона, то не раз в течение этого состязания малейший промах или ошибка в расчете могли подставить его под один из тяжелых, как молот, ударов противника — и тогда матч был бы проигран. Но он обладал почти чудесной способностью определять время и расстояние, и его вера в себя не была поколеблена ни одним из предшествующих матчей. Он ни разу еще не был побежден и всегда настолько чувствовал себя хозяином положения, что ему и в голову не приходила мысль о возможности поражения.
К концу пятнадцатого раунда оба боксера прекрасно себя чувствовали, хотя Поуэрс и дышал немного тяжелее обычного, и некоторые из сидящих поблизости зрителей держали пари, что он «выдохнется».
За минуту до того, как должен был прозвучать гонг для шестнадцатого раунда, Стьюбенер, наклонившись к сидевшему в своем углу Глэндону, шепнул:
— Вы его побьете на этом раунде?
Глэндон, откинув назад голову, покачал ею и насмешливорасхохотался прямо в лицо взволнованного импресарио.
С ударом гонга Глэндон, к своему удивлению, увидел, что Нэт Поуэрс словно сорвался с цепи. С первой же секунды это был какой-то вихрь ударов, и Глэндону нелегко было избежать серьезных повреждений. Он увертывался, отступал в сторону, но едва ему удавалось дойти до середины арены, как противник новыми выпадами загонял его обратно к веревкам. Несколько раз Поуэрс давал ему полную возможность нанести решительный удар, но Глэндон отказывался нанести молниеносный «нокаут» и вывести противника из строя.
Он приберегал его для восемнадцатого раунда. Он за весь матч ни разу не вкладывал в удары всей мощи.
Две минуты Поуэрс яростно, без передышки, бросался на него. Еще минута — и раунд окончен, а ставящий на боксеров синдикат посрамлен. Но этой минуте не было суждено пройти благополучно. Противники сошлись в центре арены в обхвате, и все шло совершенно нормально, если не считать того, что Поуэрс бесновался вовсю. Глэндон вытянул его левой рукой эффектным, но не сильным ударом по лицу. Таких ударов он надавал немало в течение этого матча. Но, к своему великому изумлению, он почувствовал, как Поуэрс сразу ослабел и осел на пол, словно его подгибающиеся ноги отказывались поддерживать его громоздкое тело. Он тяжело рухнул на пол, перекатился на бок и замер с закрытыми глазами. Арбитр, наклоняясь к нему, выкрикивал секунды.
При слове «девять!» Поуэрс встрепенулся, как бы тщетно пытаясь подняться на ноги.
— Десять! — и «аут»! — крикнул арбитр.
Он схватил руку Глэндона и поднял ее высоко вверх, давая ревущей публике знак, что Глэндон победил.
В первый раз за свою карьеру боксера Глэндон был потрясен. Этот удар не был «нокаутом». Он мог в этом поручиться своей жизнью. Удар пришелся не по челюсти, а по лицу, и он это совершенно определенно знал. И вот противник его выбит, счет закончен, и сцена ложного поражения блестяще проведена. Заключительное падение на пол было верхом мастерства. Для зрителей это был несомненный «нокаут», а кинематограф запечатлел все это жульничество.
Редактор не ошибся, называя финальный раунд и весь матч сплошным обманом.
Глэндон через веревки кинул быстрый взгляд на лицо Мод Сэнгстер. Она глядела прямо на него, но ее глаза были холодны и враждебны, они, казалось, его не узнавали и глядели на него без всякого выражения.
Пока он смотрел на нее, она равнодушно отвернулась и сказала что-то своему соседу.
Секунданты Поуэрса уносили его в угол, он лежал на руках какой-то расслабленной массой. А секунданты Глэндона подходили к Пэту поздравлять и снять с его рук перчатки. Но Стьюбенер опередил их. Его лицо сияло, и, схватив правую перчатку Глэндона обеими руками, он вскричал:
— Молодец, Пэт! Я знал, что вы это сделаете!
Глэндон выдернул свою руку из его рук, и в первый раз за все проведенные вместе годы импресарио услышал от него брань.
— Убирайтесь к черту! — крикнул он, поворачиваясь к секундантам и протянув им руки, подождал, чтобы они сняли перчатки.
Глава VIII
Вечером Мод Сэнгстер, выслушав решительное утверждение редактора, что честных боксеров не существует, поплакала с минуту, сидя на краю кровати, затем рассердилась и легла спать с ненавистью и отвращением к себе, призовым боксерам и всему миру в целом.
На следующий день она принялась за литературную обработку своего интервью с Генри Эдиссоном, которое так и осталось незаконченным. Это происходило в предоставленной в ее распоряжение отдельной комнате в редакции «Курьера». Она только что перестала писать и взглянула на заголовок газеты, объявляющей о предстоящем матче Глэндона с Томом Кэннемом, как в комнату вошел один из мальчиков-курьеров и подал ей карточку. Карточка была Глэндона.
— Скажите ему, что я занята, — сказала она мальчику.
Через минуту мальчик вернулся.
— Он говорит, что он все равно войдет, но ему хотелось бы получить ваше разрешение.
— Вы говорили ему, что я занята? — спросила она.
— Да, мэм, но он сказал, что он все равно войдет.
Она молчала, и мальчик, с глазами, сияющими восторгом перед назойливостью посетителя, продолжал:
— Я знаю его. Он здорово сильный парень. Если бы он захотел, то мог бы разнести всю редакцию. Он — Юный Глэндон, что выиграл вчера матч.
— Ну что ж, хорошо, пустите его. Мы не хотим, чтобы нам разносили нашу редакцию.
Когда Глэндон вошел, никаких взаимных приветствий не последовало. Она была холодна и враждебна, как ненастный день, не предложила ему сесть и, казалось, не узнавала его. Полуотвернувшись, сидела она за столом, выжидая, чтобы он изложил причину своего появления. Он не подал и виду, насколько ее надменное обращение оскорбляло его, и сразу приступил к делу.
— Мне необходимо поговорить с вами, — коротко сказал он. — Вчерашний матч. Он окончился на назначенном раунде.
Она пожала плечами.
— Я знала, что это так будет!
— Нет, вы не знали, — возразил он. — Вы не знали. Я тоже не знал.
Она повернулась к нему и поглядела на него с подчеркнутым выражением скуки.
— Стоит ли об этом разговаривать? — спросила она. — Призовой бокс — это призовой бокс, и нам всем известно, что это такое. Матч закончился на том раунде, что я вам называла.
— Да, это правда, — согласился он. — Но вы этого не знали. На всем свете только вы да я знали, что Поуэрс не получит «нокаута» на шестнадцатом раунде.
Она продолжала молчать.
— Говорю вам, что вы это знали. — Его голос звучал повелительно, и, видя, что она все еще отказывается говорить, он подошел к ней ближе. — Отвечайте мне, — приказал он.
Она кивнула головой.
— Но он получил его, — настаивала она.
— Нет. Он никакого «нокаута» не получал. Вы понимаете? Я вам расскажу, в чем тут дело, а вы меня выслушаете. Я вам не лгал. Вы поняли меня? Я вам не лгал. Я был дураком, и они провели меня и вас вместе со мной. Вам кажется, что вы видели, как он получил «нокаут». Но мой удар не был достаточно тяжел для «нокаута». Он даже не пришелся по настоящему месту для решительного удара. Поуэрс притворился, будто получил его. Он разыграл фальшивый «нокаут».
