Педро Аларкон - Треугольная шляпа
Немного успокоившись, он стал с лихорадочной поспешностью раздеваться. Платье свое он бросил на те стулья, где висела одежда коррехидора, надел на себя все его вещи — от башмаков с пряжками до треугольной шляпы, прицепил шпагу, завернулся в ярко-красный плащ, взял жезл и перчатки и пошел по дороге в город, раскачиваясь из стороны в сторону, точь-в-точь как дон Эухенио де Суньига, и время от времени повторяя про себя засевшую в голове фразу:
— А ведь коррехидорша тоже недурна!
Глава XXI
Защищайтесь!
Расстанемся на время с дядюшкой Лукасом и займемся событиями, происшедшими на мельнице с того времени, как мы оставили там сенью Фраскиту в полном одиночестве, и до той поры, когда туда вернулся ее супруг, заставший у себя в доме столь необычные перемены.
Примерно час прошел с тех пор, как дядюшка Лукас выехал в сопровождении Тоньюэло, и вдруг опечаленная наваррка, решившая вовсе не ложиться до возвращения мужа и потому занятая вязаньем в спальне, помещавшейся в верхнем этаже, услышала жалобные крики, доносившиеся снаружи, совсем близко, с той стороны, где находился лоток.
— Помогите, тону! Фраскита!.. — взывал мужской голос, полный безысходного отчаяния.
«Что, если это Лукас?» — подумала наваррка с ужасом, которого нет надобности описывать.
В спальне имелась небольшая дверь, о которой говорил Гардунья, она действительно выходила на верхнюю часть лотка. Сенья Фраскита не колеблясь отворила ее, тем более что она не узнала голоса, взывавшего о помощи, и столкнулась лицом к лицу с коррехидором, который только что выкарабкался из бурного потока; вода струилась с него ручьями…
— Господи Иисусе! Господи Иисусе! — бормотал мерзкий старикашка. — Я уж думал, что пришел мой конец!
— Как! Это вы? Что это значит? Как вы смели? Что вам здесь нужно в такой поздний час?.. — обрушилась на него мельничиха, в голосе которой слышалось больше негодования, чем страха; но все же она невольно подалась назад.
— Молчи! Молчи! — бормотал коррехидор, проскальзывая в комнату вслед за ней. — Сейчас я тебе все расскажу… Ведь я чуть было не утонул! Вода уже подхватила меня, как перышко! Посмотри, в каком я виде!
— Вон, вон отсюда! — крикнула сенья Фраскита, еще пуще разгневавшись. — Вам нечего мне объяснять!.. Я и так все понимаю! Какое мне дело, что вы тонули? Разве я вас звала? Ах! Какая подлость! Вот для чего вы присылали за моим мужем!
— Послушай, голубушка…
— Нечего мне слушать! Немедленно убирайтесь вон, сеньор коррехидор!.. Убирайтесь, или я за себя не ручаюсь!
— Что такое?
— То, что вы слышите! Моего мужа нет дома, но я сама заставлю вас уважать наш дом. Убирайтесь туда, откуда пришли, если не желаете, чтобы я собственными руками опять столкнула вас в воду!
— Детка, детка! Не кричи так, ведь я не глухой!.. — воскликнул старый развратник. — Ведь я здесь не просто так!.. Я пришел освободить Лукаса, которого по ошибке задержал деревенский алькальд… Но прежде всего обсуши мое платье… Я промок до костей!
— Говорят вам, убирайтесь!
— Молчи, дура!.. Что ты понимаешь? Смотри… Вот назначение твоего племянника… Разведи огонь, мы поговорим. А пока платье сохнет, я устроюсь на этой кровати…
— Ах, вот оно что! Теперь мне понятно, зачем вы пришли! Теперь мне понятно, зачем вам понадобилось схватить моего Лукаса! Теперь мне понятно, почему у вас в кармане назначение моего племянника! Святые угодники! Ишь ведь что вообразил обо мне этот урод!
— Фраскита! Не забывай, что я коррехидор!
— А хоть бы и сам король! Мне-то что? Я жена своего мужа и хозяйка у себя в доме! Думаете, я боюсь коррехидоров? Я найду дорогу и в Мадрид и на край света, я найду управу на старого греховодника, который позорит свое высокое звание! А главное, завтра же пойду к вашей супруге…
— Ни в коем случае! — завопил коррехидор, не то теряя терпение, не то меняя тактику. — Ни в коем случае! Я тебя застрелю, если увижу, что ты не слушаешь никаких резонов.
— Застрелите? — глухо прозвучал в ответ голос сеньи Фраскиты.
— Да, застрелю… И за это мне ничего не будет. Я ведь предупредил в городе, что этой ночью буду занят поимкой преступников… Ну же, не упрямься… и полюби меня… ведь я тебя обожаю!
— Застрелите меня? — повторила наваррка, закладывая руки за спину, а всем телом подаваясь вперед, словно готовясь кинуться на своего противника.
— Если будешь упорствовать, то застрелю и избавлюсь от твоих угроз… и от твоей красоты, — отвечал перепуганный коррехидор, вытаскивая пару карманных пистолетов.
— Ах, еще и пистолеты? А в другом кармане назначение племянника? — покачивая головой, проговорила сенья Фраскита. — Ну что же, сеньор, у меня выбора нет. Обождите минуточку, я только пойду разведу огонь.
С этими словами она стремительно бросилась к лестнице и в три прыжка очутилась внизу.
Коррехидор взял светильник и пошел за мельничихой, боясь, что она ускользнет от него, но так как он спускался очень медленно, то у порога кухни столкнулся с наварркой, которая уже возвращалась назад.
— Значит, ваша милость собирается меня застрелить? — воскликнула эта неукротимая женщина, отступая на шаг. — Ну коли так, защищайтесь! Я готова.
Сказав это, она прицелилась в него из того самого внушительного мушкета, который играет столь значительную роль в нашей повести.
— Брось мушкет, несчастная! Что ты делаешь! — вскричал коррехидор, полумертвый от страха. — Ведь я же с тобой пошутил… Гляди… пистолеты и не заряжены. Зато назначение — сущая правда… Вот оно… На, держи… Дарю его тебе… Оно твое… Даром, совсем даром…
И, дрожа всем телом, он положил его на стол.
— Вот и хорошо! — заметила наваррка. — Завтра оно мне пригодится, чтобы развести огонь и приготовить мужу завтрак. От вас мне ничего не надо. Если мой племянник и приедет из Эстельи, так только для того, чтобы сломать вашу мерзкую руку, которой вы расписались на этой паршивой бумажонке! Вон из моего дома! Слышите? Марш! Марш! Живо! А то как бы я не вышла из себя!
Коррехидор ничего ей не ответил. Он вдруг сделался белым, почти синим, глаза у него закатились, лихорадочная дрожь сотрясала все его тело. Затем челюсти его стали выбивать дробь, и, не выдержав нервного потрясения, он рухнул на пол.
Ужас, который он испытал в воде, отвратительное ощущение прилипшей к телу мокрой одежды, бурная сцена в спальне, страх, охвативший его, когда он стоял под наведенным на него мушкетом наваррки, — все это подкосило хилого старикашку.
— Умираю! — бормотал он. — Позови Гардунью!.. Позови Гардунью, он должен быть там… в овражке… Мне нельзя умереть в этом доме!..
Больше он ничего не мог выговорить. Глаза у него закатились, и он вытянулся, как покойник.
«А если он и в самом деле умрет? — мелькнуло у сеньи Фраскиты. — Ведь ужасней ничего не может быть. Что я буду с ним делать? Что станут обо мне говорить, если он помрет? Что скажет Лукас?.. Как я смогу оправдаться, раз я сама отворила ему дверь?.. Нет! Нет! Я не должна оставаться с ним здесь. Я должна отыскать мужа. Я на все пойду, только бы не погубить своей чести!»
Приняв это решение, она бросила мушкет, кинулась в конюшню, отвязала ослицу, кое-как оседлала ее, отворила ворота, одним прыжком, несмотря на свою дородность, вскочила в седло и поскакала к овражку.
— Гардунья! Гардунья! — еще издали стала кричать наваррка.
— Я здесь! — ответил наконец альгвасил, появляясь у изгороди. — Это вы, сенья Фраскита?
— Да, это я. Беги на мельницу и помоги своему хозяину, он умирает!..
— Что вы говорите? Не может быть!
— Мне не до шуток, Гардунья…
— А вы, душенька? Куда это вы собрались в такую пору?
— Я?.. Отойди, болван! Я еду… в город, за врачом! — ответила сенья Фраскита, ударив осла пяткой, а Гардунью носком.
И она поехала… но не по дороге в город, как сказала Гардунье, а по дороге в близлежащее село.
На это последнее обстоятельство Гардунья не обратил внимания — он уже со всех ног мчался на мельницу, рассуждая следующим образом:
«Едет за врачом!.. Ей ничего больше не остается. Но он-то бедняга! Нашел время захворать! Вот уж поистине — бодливой корове бог рог не дает!»
Глава XXII
Гардунья лезет вон из кожи
Когда Гардунья прибежал на мельницу, коррехидор уже пришел в себя и пытался подняться с пола.
Тут же на полу, рядом с ним, стоял зажженный светильник, который его милость захватил из спальни.
— Она уже ушла? — прежде всего спросил дон Эухенио.
— Кто она?
— Да этот дьявол!.. Ну мельничиха конечно…
— Да, сеньор… Она ушла… и не думаю, чтоб в очень добром расположении духа…
— Ах, Гардунья! Я умираю…
— Но что такое с вашей милостью? Ей-богу, я…
— Я упал в воду и промок насквозь… У меня зуб на зуб не попадает…
