Эдвард Бульвер-Литтон - Последние дни Помпей. Пелэм, или Приключения джентльмена
Апекид был еще очень юн, но казался опустошенным даже больше, чем египтянин. Его нежное и правильное лицо было бледным, лихорадочно блестевшие глаза смотрели как бы в пустоту, спина согнулась раньше времени, а вздувшиеся голубые вены на маленьких, почти девических руках говорили о крайней душевной усталости. Он был очень похож на Иону, но выражение его лица было совсем иное, в нем не было того величественного и одухотворенного спокойствия, которое придавало красоте его сестры такую неземную и строгую безмятежность. Она умела подавлять и сдерживать свои порывы, в этом и заключалось ее очарование; хотелось пробудить ее дух, который отдыхал, но, очевидно, не спал. У Апекида все его черты выдавали пыл и страстность характера, и разум его, судя по лихорадочному огню в глазах и беспокойному дрожанию губ, был подчинен воображению и измучен раздумьями. Фантазия сестры остановилась у золотого предела поэзии, а у брата, менее счастливого и уравновешенного, она унеслась в сферы неосязаемые и туманные, и то, что дало талант одной, другому угрожало безумием.
– Ты говоришь, я враг тебе, – сказал Арбак. – Догадываюсь о причине этого несправедливого обвинения. Я ввел тебя в храм Исиды, и ты возмущен уловками жрецов и обманом, думаешь, что и я тебя обманул, твой чистый ум оскорблен, ты воображаешь, будто я – один из тех лживых…
– Ты знал гнусность этого нечестивого ремесла, – сказал Апекид. – Зачем же скрыл это от меня? Когда ты вселил в мою душу желание посвятить себя служению Исиде и надеть это облачение, ты говорил о чистой жизни тех, кто целиком посвятил себя знанию, а окружил меня невежественными и похотливыми скотами, у которых нет иного знания, кроме чудовищного обмана; ты говорил о людях, жертвующих земными благами ради высшей добродетели, и ввел меня к негодяям, погрязшим в грехе; ты говорил о друзьях, которые несут людям свет, а я вижу лишь обман и мошенничество. О, какая низость! Ты украл у меня счастье молодости, веру в добродетель, священную жажду мудрости. Я был молод, богат, страстен, все земные удовольствия был и мне доступны, я всем пожертвовал без единого вздоха, мало того – с радостью и ликованием, в надежде, что эта жертва – во имя глубочайших тайн божественной мудрости, во имя общения с богами и небесного откровения, а теперь… теперь…
Рыдания заглушили слова жреца. Он закрыл лицо руками, и крупные слезы, просочившись меж тонких пальцев, закапали на его одежды.
– Я исполню все, что обещал тебе, друг мой, мой ученик, это было испытание твоей добродетели, которая теперь засияла лишь ярче. Не думай больше о глупых уловках жрецов, не равняй себя с жалкими слугами богини, привратниками у ее порога, ты достоин войти в святилище. Отныне я сам буду твоим жрецом, твоим проводником, и ты, который сейчас проклинаешь мою дружбу, всю жизнь будешь ее благословлять.
Юноша поднял голову и бросил на египтянина отсутствующий, блуждающий взгляд.
– Послушай меня, – продолжал Арбак серьезным и торжественным тоном и, быстро оглядевшись, убедился, что они одни. – Из Египта идет все знание мира. Из Египта идет мудрость Афин и искусство государственного правления Крита, из Египта вышли те древние и загадочные племена, которые (задолго до того как орды Ромула наводнили равнины Италии и вечный круговорот событий снова привел цивилизацию к варварству и тьме) владели всеми знаниями и плодами человеческой мысли. Из Египта вышли величественные обряды священных Цер[80], жители которых научили своих поработителей, римлян, всему, что они и поныне знают о возвышенном в религии и в служении богам. Как думаешь, юноша, благодаря чему грозный Египет, колыбель многих народов, достиг своего величия и поднялся до заоблачных высот мудрости? Благодаря глубокому и священному искусству руководить людьми. Все ваши нынешние народы обязаны своим величием Египту, а Египет – своим жрецам. Замкнутые в себе, стремящиеся овладеть самым благородным в человеке – его душой и его верой, эти древние служители божества вдохновлялись самой великой мыслью, до какой когда-либо возвышались смертные. Наблюдая движение звезд, смену времен года, замкнутый неизменный круговорот человеческих судеб, они создали величественный символ. Они облекли его плотью для толпы, представив его в образе богов и богинь, и то, что в действительности было Владычеством, назвали Религией. Исида – это миф. Не пугайся, лишь благодаря этому она стала реальной и бессмертной, Исида ничто. Природа, которую она олицетворяет, – мать всего сущего, таинственная, древняя, постижимая лишь для избранных. «Никому из смертных не дано приподнять мое покрывало», – говорит Исида, который вы поклоняетесь. Но пред мудрыми оно упало, и мы оказались лицом к лицу с торжественной красотой Природы. Жрецы были благодетелями человечества, они несли ему культуру, правда, они были также лгунами, обманщиками, если угодно. Но неужели ты думаешь, юноша, что без этого обмана они могли бы служить людям? Невежественных и покорных простолюдинов нужно ослепить ради их собственного блага, они не поверили бы обычным словам, но преклоняются перед оракулом. Римский император владычествует над многочисленными племенами, соединяя враждебные и разрозненные части воедино; это несет людям мир, порядок, закон и все блага жизни. Ты думаешь, владычествует человек, император? Нет, пышность, благоговение, величие, его окружающее, – это его обман, его ложь. Наши оракулы и пророчества, наши обряды и ритуалы – это средства нашей власти, орудия нашего могущества. Те же средства для достижения той же цели – блага и гармонии человечества. Я вижу, ты слушаешь меня со вниманием, ловишь каждое слово, свет начинает озарять тебя.
Апекид молчал, но его выразительное лицо быстро менялось, выдавая впечатление, произведенное словами египтянина, словами, которые голос, внешность и манеры этого человека делали во сто крат убедительнее.
– И когда наши предки на берегах Нила, – продолжал Арбак, – постигли первый принцип, с помощью которого возможно устранить хаос, а именно – принцип покорности и преклонения большинства перед немногими, их величественные, вдохновленные звездами размышления открыли им истину, которая не была призрачной. Они установили основы закона, выявили подлинные ценности жизни. Они требовали веры и воздавали за нее развитием цивилизации. Разве этот обман не был благородным? Поверь мне, кто бы, божественный или благосклонный, ни взирал на мир с высоты небес, он с улыбкой одобряет мудрость, которая ведет к таким целям. Но ты хочешь, конечно, чтобы я от этих общих понятий перешел к твоей судьбе. Спешу исполнить твое желание. Алтарям нашей древней богини нужно служить, и служить ей должны не грубые и бездушные люди, подобные колышкам и крючкам, на которых болтаются одежды. Вспомни два изречения, заимствованные из египетской мудрости. Первое: «Не говори толпе о боге». Второе: «Человек, достойный бога, – бог среди людей». Гений дал жрецам Египта их религию, но, поскольку ее могущество за последние века так ослабело, оно может быть восстановлено опять-таки лишь с помощью Гения. Я видел в тебе, Апекид, ученика, достойного перенять мои знания, служителя, достойного великих целей, которых еще возможно достичь. Твоя неутомимость, твои способности, чистота веры, пылкость – все это делало тебя достойным призвания, которое требует возвышенного самоотречения. Поэтому я разжигал в тебе священные порывы, я побудил тебя к этому шагу. Ты винишь меня в том, что я не раскрыл тебе мелочности души твоих собратьев и хитрости, к которым они прибегают. Но если б я сделал это, Апекид, то сам обрек бы себя на неудачу. Твоя благородная душа сразу возмутилась бы, и Исида потеряла бы своего жреца.
Апекид громко застонал. Египтянин продолжал, словно не замечая этого:
– Вот почему я привел тебя в храм, не предупредив ни о чем. Я предоставил тебе самому все узнать и проникнуться отвращением к этим спектаклям, которые ослепляют толпу. Я хотел, чтобы ты понял, как действует механизм, благодаря которому бьет фонтан, освежающий мир. Это было испытание, какому издревле подвергаются все жрецы. Тем, кто привыкает обманывать чернь, предоставляют заниматься этим всю жизнь, а для людей, подобных тебе, чья возвышенная натура требует возвышенного служения, религия открывает высшие тайны. Я рад, что не ошибся в тебе. Ты принес жреческие обеты, возврата нет. Вперед! Я буду твоим поводырем.
– Но чему же ты научишь меня, о загадочный и страшный человек? Новым обманам? Новым…
– Нет. Я бросил тебя в бездну неверия, теперь я поведу тебя к вершинам веры. Ты видел ложь – теперь ты узнаешь истину, выражением которой она служит. Нет тени, Апекид, которая существовала бы сама по себе. Приходи ко мне сегодня вечером. А теперь дай руку.
Потрясенный, взволнованный, пораженный до глубины души словами египтянина, Апекид протянул ему руку, и учитель с учеником расстались.
