Пелам Вудхаус - Золотце ты наше. Джим с Пиккадилли. Даровые деньги (сборник)
Мыльный заподозрил, что слуг в английских усадьбах выбирают за говорливость. Дворецкий, если зазеваешься, будет рассказывать о кроликах; шофер, видимо, начал свое жизнеописание. А каждая секунда – на счету.
– Мне нужна машина, – сказал он. – Я должен поехать в лечебницу. Поведу сам.
Шофер мгновенно преобразился. До сих пор он вел себя так, словно встретил старого друга и решил с ним покалякать; но тут он воззрился на Мыльного с истинным ужасом.
– Поведете? – переспросил он. – Эту машину?
– Да. А что такого?
Болт судорожно глотнул и вроде бы пришел в себя. С непосвященными, решил он, нужно быть терпеливым. Они не ведают, что творят. Когда они спокойно предполагают повести недостойными руками такую машину, они не хотят никого оскорбить. Просто – не ведают.
– Боюсь, сэр, вы ошибаетесь, – с мягким укором сказал он.
– Вы думаете, я не умею водить машину?
– Умеете, сэр, но не такую. Это «декс-майо». Мистер Кармоди доверяет ее только мне.
– Но мне нужно к Твисту! По делу.
Шофер немного подумал. Человек он был добрый и любил помочь ближнему.
– Знаете что, сэр, там в гараже мой велик. Берите, если нужно. Заржавел немного, но до «Курса» довезет.
Мыльный заколебался, подозревая, что велосипед вышел из строя в его детстве; но что поделаешь? Если ты в отчаянии, ты обречен на отчаянные поступки.
– Тащите его сюда! – выговорил он.
Болт притащил велосипед. Мыльный снова заколебался.
– Вот это?
– Это, сэр.
Велосипед напоминал тех котов и попугаев, которые близко соприкоснулись с мирским злом. Руль его заворачивался вверх, спиц не хватало, педали были бесстыдно обнажены. Опасная штучка, еще укусит.
– Хм… – сказал Мыльный. – М-да…
Тут он вспомнил, как важна его миссия, и проговорил, чуть дрожа:
– Ну ладно.
Он влез на велосипед, смело выехал за ворота и исчез из вида. Болт, стоящий у ворот, только один раз услышал «Ой!».
Шоферы не смеются, но иногда улыбаются. Болт улыбнулся. Велосипед кусал и его.
3
В двадцать минут первого дворецкий Стергис, мирно прикорнувший в своей комнате, был разбужен телефонным звонком. Он огорчился, так как хотел отдохнуть. Посудите сами – бессонная ночь, полицейский в доме, недоразумение с напитками, нет, даже два (сперва мистер Моллой сказал, что мистер Кармоди хочет пить, и ошибся, а потом сам попросил пить и исчез). Наконец, с этим шкафом. Мистер Моллой стал мастерить клетку, бросил ее и разрубил шкаф. Все это было очень странно, и Стергис, человек привычки, совсем измотался.
Подойдя к телефону, он услышал мелодичный голос:
– Это Радж-Холл? Можно попросить мистера Кэррола?
– Мисс Уиверн? – догадался дворецкий.
– Да. Это вы, Стергис? Что с мистером Кэрролом? Я его жду полчаса. В чем дело?
– Я его с завтрака не видел. Насколько я понимаю, он уехал куда-то с мисс Моллой.
– Что?!
– Да, мисс. Довольно давно.
– С мисс Моллой? – переспросил голос как-то глухо.
– Да, мисс.
Голос помолчал.
– Он не сказал, когда вернется?
– Нет, мисс. Но, насколько я понял, собирается вернуться поздно.
Голос опять отключился.
– Да?
– Да, мисс. Передать ему что-нибудь?
– Нет, спасибо… Нет… Не важно.
– Очень хорошо, мисс.
Стергис вернулся к себе. Пэт, повесив трубку, вышла в сад, плотно сжав губы.
Путь ей переползла улитка. Она на нее не наступила по доброте душевной, но посмотреть – посмотрела. Если бы этот взгляд достиг Джона, как и предполагалось, он бы прожег его насквозь.
Подойдя к калитке, Пэт оперлась на нее и стала глядеть вдаль.
Глава XI
Джон в неволе
1
Беседуя с доктором Твистом, Долли предположила, что, очнувшись, Джон ощутит головную боль. События показали, что она наделена даром пророчества.
Как все, кто ценит физическое здоровье, Джон был воздержанным человеком, но иногда, очень редко, позволял себе расслабиться, – скажем, в день совершеннолетия, в день лодочных гонок, особенно в день университетского матча, когда он впервые сыграл в оксфордской команде и способствовал одной из ее блистательнейших побед. Всякий раз он изменял своей воздержанности, и всякий раз просыпался наутро в тоске и горе, да еще с головной болью. Однако что эта боль по сравнению с нынешней!
Он смутно осознавал, что с ним случилось что-то странное. Почему-то он очутился в незнакомой комнате, причем в постели, но не мог толком разобраться в событиях и тихо лежал, всеми силами стараясь, чтобы голова у него не треснула.
Когда наконец он поднялся со всевозможной осторожностью, он первым делом заметил, что солнце опустилось и светит прямо в зарешеченное окно. Воздух, проникавший в то же окно, был по-вечернему прохладен.
Поэты сказали немало об этом времени суток, но Джон не умилялся и не восхищался, он просто был удивлен. Из Раджа он выехал вскоре после одиннадцати, а тут – скоро вечер!
Чувствуя себя как Рип ван Винкл[25], он подошел к окну. Прохладный воздух так освежил его несчастную голову, что он смог размышлять и делать выводы. Последним, что он помнил, был стакан, который протягивал ему доктор. По-видимому, в стакане таилась причина его бед. Он, знаток детективов, дал опоить себя сонным зельем.
Горькая мысль, но он не стал на ней задерживаться, понимая, что если не утолить нестерпимой жажды, он просто сгорит изнутри. На умывальнике стоял кувшин; подойдя к нему, он обнаружил там воду. Подумав немного о том, сколько он выпьет одним махом, Джон приступил к делу. Только после этого он вернулся к размышлениям.
Потрогав ручку, он понял, что заперт. Решетки на окнах он увидел сразу. Отсюда следовало, что он просидит тут, пока его кто-нибудь не выпустит.
Сперва он расстроился. Нет, до чего же глупо! Неужели Твист полагает, что в мирном Вустершире можно запереть человека навсегда?
Потом он догадался, что глупости здесь немного. Этому гаду нужно выиграть время, пока он скроется с добычей. Чем дольше Джон тут просидит, тем Твисту выгодней.
Джон снова подошел к двери и почти сразу убедился, что от нее ничего ждать нельзя. Прочный дуб ничем не выбьешь.
Исследовал он и окно. Решетки тоже были прочные. Значит, остается кричать. И он закричал.
Шаг этот был неразумен. Голова чуть не отвалилась. Прижав виски, он удержал ее и медленно побрел к постели. Там он полежал, пока невидимая рука наотмашь била по черепу.
Наконец мучения кончились. Он опять встал и дошел до кувшина, в котором видел теперь своего лучшего друга.
Он как раз заканчивал новый, еще больший глоток, когда заметил углом глаза, что в окне появилась чья-то голова.
– Эй! – сказала она голосом, напоминающим те звуки, которые производит платформа, груженная стальными болванками, когда проезжает по булыжнику. – Я вам чайку принес.
2
Голова оказалась рыжей, с большими усами, искусно загнутыми вверх. Плечи были квадратные, глаза – как у крупной креветки. Словом, всякий мог узнать в пришельце образцового сержанта. Если он не спустился с неба, что у сержантов не принято, то стоял на стремянке.
Да, славный Фланнери, рискуя жизнью, долез до окна, чтобы посмотреть, как там узник, и принести ему чашечку чаю.
– Эй вы, берите! – сказал он.
Он опоздал. Джон уже выпил чуть ли не кувшин воды, и, как ни жаль, места не осталось. Но поскольку больше всего он нуждался в общении, он охотно подошел к окну.
– Кто вы такой?
– Фланнери фамилия.
– Как я сюда попал?
– Это туда?
– Вот именно.
– Я вас притащил.
– Вот как, вы? А ну отоприте дверь!
Сержант покачал головой:
– Не орите, молодой человек, и не дурите. Выпейте лучше чайку. Пили б его раньше, не дошли бы до такой… ы… кондиции.
– Вы дверь откроете?
– Нет, не открою. Никто вас не выпустит, пока мы вас не обследуем. Мало ли что!
– Слушайте, – сказал Джон, подавляя желание ткнуть в человека чайной ложкой, – не знаю, кто вы такой…
– Фланнери фамилия. Старший сержант.
– …но не верю, что вы в этом замешаны.
– А то как же! Я ас-сис-тент доктора Твиста.
– Да он же преступник.
Сержант скорей огорчился, чем рассердился.
– Ну-ну, что вы это! Вы бы… ы… повежливей. Грубость, она только вредит.
– Он обокрал наш дом! А вы меня тут держите!
– Да? Какой же это дом?
– Радж-Холл.
– В жизни не слышал.
– Под Раджем. Отсюда – двадцать миль. Усадьба мистера Кармоди.
– Это который у нас лечился?
– Да. Я его племянник.
– Вон как, племянник?
– Да.
– Прям и племянник!
– Что вы имеете в виду?
– А то, – с удовольствием сказал сержант, снимая одну руку с решетки, чтобы подкрутить усы, – что я его племянника знаю. Высокий такой, тощий, очень симпатичный. Приезжал дядю навестить.
Джон заскрежетал зубами.
– Это другой!
– Вон как, другой?
– Мой двоюродный брат.
– Вон как, брат?
– Его зовут Хьюго.
– Хьюго?
– Вы что, попугай? – закричал Джон.
