Айн Рэнд - Источник. Книга 1
— Следовательно, мистера Рорка нельзя назвать профессионалом в полном смысле этого слова?
— Нет, в том значении, в каком мы употребляем это слово, говоря о мистере Холкомбе, мистере Гае Франконе, мистере Гордоне Прескотте, — нет. Но я, конечно, должен отдать ему должное. У него есть определенный потенциал, особенно как у инженера. Он мог бы себя показать. Я ему пытался это внушить, пытался… помочь… честное слово. Но это бесполезно. С тем же успехом можно было беседовать с одной из его любимых железобетонных конструкций. Я знал, что это так закончится. И не удивился, когда услышал, что клиенту пришлось наконец подать на него в суд.
— Что вы можете рассказать об отношениях мистера Рорка с клиентами?
— В этом все дело. В этом-то все и дело… Он никогда не считался с желаниями клиентов, вообще ни с чьими желаниями. Не понимал даже, как другие архитекторы могут считаться с этим. Не хотел проявить и этой малости, хоть капельку понимания, хоть чуть-чуть… хоть немного уважения. А я не понимаю, что плохого в том, что ты хочешь доставить людям удовольствие. Не знаю, почему нельзя стремиться быть дружелюбным и популярным и хотеть нравиться. Разве это преступление? Разве над этим нужно насмехаться? Все время одни насмешки, день и ночь, день и ночь, ни минуты покоя. Как китайская пытка, когда льют воду на голову капля за каплей, понимаете?
Люди в зале начали догадываться, что Питер Китинг пьян. Адвокат нахмурился; свидетельские показания были тщательно отрепетированы, но все грозило вот-вот провалиться.
— Мистер Китинг, может быть, вам лучше рассказать нам о взглядах мистера Рорка на архитектуру?
— И расскажу, если хотите. Он думает, что говорить об архитектуре можно не иначе как преклонив колени. Вот что он думает. А с какой стати? Почему? Это всего лишь способ зарабатывать, не лучше и не хуже любого другого, не так ли? Что в этом священного, черт возьми? Почему от этого все должны приходить в восторг? Мы всего лишь люди. Нам нужно зарабатывать на жизнь. Зачем все усложнять? Зачем корчить из себя героев, черт побери?
— Успокойтесь, мистер Китинг. Мы, кажется, немного отклонились от темы. Мы…
— Нет, не отклонились. Я знаю, о чем говорю. И вы тоже. Все знают. Все, кто здесь присутствует. Я говорю о храме. Разве не ясно? Зачем нанимать фанатика, чтобы построить храм? Для этого нужен земной человек. Человек, который может понять… и простить. Человек, который может простить… Ведь мы за этим и идем в церковь — за прощением…
— Да, мистер Китинг, но давайте вернемся к мистеру Рорку…
— А что мистер Рорк? Он не архитектор. Он абсолютно ничего не стоит. Почему я должен бояться сказать, что он ничего не стоит? Почему вы все его боитесь?
— Мистер Китинг, если вы нездоровы и хотите, чтобы вас освободили от обязанности свидетеля…
Китинг посмотрел на адвоката, словно проснувшись. Он постарался взять себя в руки, и через минуту его голос снова звучал покорно и безжизненно:
— Нет. Я чувствую себя хорошо. Я скажу все, что вы захотите. Так что я должен сказать?
— Скажите, что вы, профессиональный архитектор, думаете по поводу сооружения, известного как храм Стоддарда.
— Да. Конечно. Храм Стоддарда… Храм Стоддарда неправильно спланирован. Результат — пространственная разбросанность. Нет симметрии. Пропорции не соблюдены. — Он говорил на одной ноте. Шея у него была напряжена; ему приходилось прилагать усилия, чтобы не клевать носом. — Конструкция не уравновешена. Она противоречит элементарным композиционным принципам. В целом создается впечатление…
— Погромче, пожалуйста, мистер Китинг.
— В целом создается впечатление непродуманности композиции, архитектурной безграмотности. Нет чувства… нет чувства структуры, чувства красоты, творческого воображения, нет… — он закрыл глаза, — художественной целостности…
— Спасибо, мистер Китинг, это все. Адвокат повернулся к Рорку и нервно спросил:
— Ваши вопросы?
— У защиты нет вопросов, — ответил Рорк. Так закончился первый день процесса.
В тот вечер Мэллори, Хэллер, Майк, Энрайт и Лансинг собрались вместе в комнате Рорка. Они пришли, не сговариваясь, объединенные одним и тем же чувством. Они не говорили о суде, но напряженности и сознательного желания избежать неприятной темы не было. Рорк сидел на своем рабочем столе и говорил о будущем химической промышленности. Вдруг Мэллори без всякой видимой причины громко рассмеялся.
— Что случилось, Стив? — спросил Рорк.
— Нет, ничего, я просто подумал… Говард, мы все пришли сюда, чтобы помочь тебе, ободрить тебя, а вместо этого ты помогаешь нам. Ты сам поддерживаешь тех, кто пришел поддержать тебя, Говард.
В тот же вечер Питер Китинг, мертвецки пьяный, сидел в баре, уронив голову на стол.
В следующие два дня еще несколько свидетелей дали показания в пользу истца. Всем им в первую очередь были заданы вопросы относительно их квалификации. Адвокат управлял ходом показаний подобно опытному пресс-секретарю. Остин Хэллер заметил, что архитекторы, должно быть, боролись за право выступить на суде, ведь представителям этой, в общем, тихой профессии нечасто выпадает такая возможность для саморекламы.
Никто из свидетелей не смотрел на Рорка. Он смотрел на них. Он слушал их показания и говорил каждому: «У меня нет вопросов».
На место свидетеля взошел Ралстон Холкомб. В своем мягком галстуке и с тростью с золотым набалдашником в руках он был похож на великого князя или метрдотеля. Показания он давал долго и говорил малопонятным ученым языком. Но закончил он так:
— Все это бессмыслица, детский лепет. Я мало сочувствую мистеру Хоптону Стоддарду. Пусть случившееся послужит ему уроком. Нашему времени подходит преимущественно стиль Возрождения. Это известный научный факт, и если такие уважаемые люди, как мистер Стоддард, например, отказываются признать это, чего ждать от выскочек, мнящих себя архитекторами, и о всяком сброде вообще? Давным— Давно доказано, что все церкви, храмы и соборы можно строить лишь в стиле Возрождения. А как же сэр Кристофер Рен? Ха-ха-ха! Вспомните одно из самых грандиозных культовых сооружений всех времен — Собор святого Петра в Риме. Может, и его тоже нужно усовершенствовать? И если мистер Стоддард не настаивал на приверженности Возрождению, он получил то, что заслуживает. Пусть это будет ему уроком.
Гордон Л. Прескотт был в спортивном свитере, клетчатом пиджаке, брюках из твида и ботинках для игры в гольф.
— Соотношение между трансцендентным и чисто пространственным в этом сооружении абсолютно неприемлемо, — начал он.
— Если признать, что горизонтальное пространство одномерно, вертикальное — двухмерно, диагональное — трехмерно, а архитектура есть искусство четвертого измерения, то ясно, что сооружение, о котором мы говорим, гомолоидально, то есть, выражаясь обычным языком, плоско. В нем совершенно отсутствует ощущение полноты жизни, источник которого — единство в многообразии, или, наоборот, упорядоченный хаос — противоречие в себе, являющееся неотъемлемым свойством архитектурного сооружения. Я пытаюсь выражаться как можно яснее, но нельзя рассуждать о диалектике, прикрывая ее ради тугодумов-обывателей фиговым листком логики.
Джон Эрик Снайт сдержанно и спокойно подтвердил, что он использовал Рорка в своей конторе, но Рорк, по его словам, оказался ненадежным, не заслуживающим доверия, непорядочным работником и начал свою карьеру с того, что переманил у Снайта клиента.
На четвертый день суда адвокат истца вызвал последнего свидетеля.
— Мисс Доминик Франкон! — торжественно объявил он. Мэллори ахнул, но никто его не услышал; Майк предостерегающе взял его за руку и держал, чтобы тот успокоился.
Адвокат приберег Доминик напоследок не только потому, что ее показания были важны, но и потому, что он не знал, что она намерена говорить, и это его тревожило. Она была единственным свидетелем, чье выступление не было подготовлено; она отказалась репетировать его. В своей рубрике она ни разу не упомянула храм Стоддарда, но адвокат просмотрел ее более ранние статьи о работах Рорка; кроме того, привлечь ее в качестве свидетельницы советовал Эллсворт Тухи.
Доминик поднялась на возвышение, медленно обвела глазами зал. Она была поразительно красива, но казалось, что ее красота — что-то отвлеченно-обезличенное, ей не принадлежащее. Ее красота, казалось, присутствует в этом зале сама по себе. Доминик была похожа на не до конца явившееся видение, жертву на эшафоте, человека, стоящего ночью на палубе океанского лайнера.
— Ваше имя?
— Доминик Франкон.
— Ваша профессия, мисс Франкон?
— Журналистка.
— Вы автор блестящей рубрики «Ваш дом» в нью-йоркском «Знамени»?
— Я веду рубрику «Ваш дом».
— Ваш отец, Гай Франкон, известный архитектор?
