Пэлем Вудхауз - Том 3. Лорд Аффенхем и другие
— Ну, дает! — вскричал он. — Ну, молоток! Вот это я понимаю.
И, прижав ее к груди, осыпал поцелуями ее запрокинутое личико.
Глава XX
Гуляя, Салли дошла до рва, и Джос нашел ее у ограды, где она думала о том, как неуместны английские сумерки. Ее настроению подошли бы плачущие небеса. Вечно погода что-то крутит. Когда прием в саду — идет дождь, когда царит печаль — не идет.
Обернувшись на звук шагов, она немного приободрилась. Недельное знакомство научило ее полагаться на ум и предприимчивость Джоса П. Уэзерби.
— Ну, что? — спросила она. Он встал рядом с ней.
— А ты — на моем любимом месте. Как тогда! Помнишь?
— Помню.
— Еще больше похожа на нимфу. Удивительно!
— Что?
— То, как плохо разбираются люди в разных вещах. Дж. Б., например, полагает, что ты малявка. Когда будет получше с деньгами, куплю креветок и покажу ему. Вот они — малявки. Они, а не ты. Сейчас он снова употребил это чудовищное сравнение.
— Ты его видел?
Джос отвечал на сразу, догадавшись, что она ничего не знает о последних событиях. Он думал о том, как непомерна его задача. Так бывает, если встретишь человека, не слыхавшего о мировой войне.
— Ах ты, Господи! — сказал он. Салли встрепенулась.
— Что, плохо?
— Да.
— Расскажи, пожалуйста.
Он рассказал, ничего не упуская. Когда он кончил, она чуть не лязгнула зубами.
— Значит, полный провал?
— Да, вероятно.
— Ты думаешь, тетя Мейбл поедет в Америку?
— Вроде бы, да.
— Тогда и мне придется ехать.
— Господи, я и не подумал! Подзуживал ее мужа. Убить меня мало!
— Ты уверен, что мистер Дафф не возьмет тебя обратно?
— Уверен. В погребе он сердился. Все валит на меня. Салли опять помолчала.
— А может, махнем рукой и поженимся?
— Как мы будем жить на пятнадцать фунтов? Работы у меня нет.
— Найдешь.
— Конечно! — воскликнул Джос, который и так слишком долго пробыл в унынии.
— Нет, правда, есть сотни мест.
— Миллионы! Знаешь, в чем мы ошиблись? Мы думали, что художник — это просто художник, и забыли о многогранности его ремесла. Да я могу делать что угодно!
— А что ты хотел бы делать?
— Перелистаем справочник.
— По справочнику я нашла только паяльщиков.
— Замечательно! Золотое дно. Точнее, цинковое. Представляешь, сижу я в шалаше. Ты сбиваешь коктейль и говоришь мне: «У тебя усталый вид, мой ангел». А я говорю: «Есть немного. Паял, как последний пес. Цинк уже не тот…»
— О Господи!
— Да?
— Сейчас я брошусь в ров.
— Собственно, я тоже. Надеюсь, я не слишком разрезвился? Когда выпадает дно, я не знаю, прыгать в дырку или держаться за воздух. А вообще-то, почему мне не устроиться? Я молод, силен, неприхотлив. Да, совсем забыл: вдвоем тратишь не больше, даже меньше.
— А кроме того, не в деньгах счастье.
— Именно. С другой стороны, не в счастье деньги. Другими словами, счастье денег не дает. Тут есть о чем подумать.
— Да…
— А все-таки, посмотришь на богатых! Возьми Дж. Б. Даффа. В деньгах купается, и что же? Ветчиной торговать умеет, может быть, — бессознательно, но в остальном полный идиот.
— Эй!
Они уже не могли бы разглядеть, кто кричит, но сразу это поняли.
— А, Дж. Б.! — приветливо сказал Джос. — Вырвались из объятий?
Мистер Дафф приветливым не был.
— Что вы такое говорите?
— Рассказываю о вашем богатстве.
— И называете идиотом.
— А кто же вы еще? — сурово заметил Джос. — Уволить такого работника! Если бы я у вас служил…
Мистер Дафф вздохнул, и очень тяжело.
— Что там «служил»! Дело хуже. Она говорит…
— Кто?
— Беатрис, кто же еще! Так вот, она говорит, чтобы я дал вам рекламу.
— Ик! — сказала Салли, словно мышь, которая испугалась, когда ела сырную корку.
— Не надо! — взмолился мистер Дафф. — Я и так весь дрожу. Джос, схватившийся было за перильца, перенес руку на его плечо.
— Дж. Б., — произнес он, — вы меня не разыгрываете? Это правда?
— Так сказала она. Видите, начинается…
— Отдел рекламы? Мне?
— Так сказала она.
— Ты слышала, Салли?
— Слышала, Джос.
— Глава отдела. Какая власть! Какой оклад!
— Не такой уж большой, — вставил Дж. Б.
— Ладно, позже обсудим. Смотрите-ка, вы совершенствуетесь. Глядишь, станете образцовым вождем, который ничего не жалеет для родной фирмы. Очень может быть, что это — поворотный момент в ее судьбе.
— Она сказала, чтобы я вам позировал.
— Замечательно!
— И дал этому типу побольше денег.
— Ясно. А то он все разболтает. «Король ветчины среди угля», «Унижение Джеймса Даффа»… Нет, нельзя! Можете гордиться, Дж. Б., вы осчастливили две пары. Мы с Салли, Чибнел с Верой… Что называется, ангел.
— Ы… — тихо откликнулся Дафф.
— Точнее, херувим. Такой купидон с луврской картины, летает над влюбленными. Крылья, рог изобилия — и не отличишь.
Мистер Дафф снова вздохнул.
— Все наглее и наглее!.. Ну, мне пора, она ждет. Хочет пойти со мной в гостиницу.
Он нырнул в сумерки. Джос сказал:
— Салли! Салли сказала:
— Джос!
— Моя дорогая! Моя золотая! Мой синеглазый кролик!
— А? — обернулся мистер Дафф.
— Я не вам.
— О?..
Дойдя до входа в дом, он услышал сочное контральто:
— Это ты, Джимми?
— Да, я.
— Ты его видел?
— Видел.
— Тогда идем, — она посвистела Патриции. — Какой вечер прекрасный!
Так оно и было, но его, как недавно — Салли, это не радовало. Он шел по дорожке вдоль газона, дышал благоуханием ночных цветов — и все зря. Ему было плохо.
Ей, напротив, было хорошо, и она благодарно втягивала воздух.
— О!
— Что такое?
— Ах…
— Ах?
— Левкои. Как пахнут!
— Ничего, — согласился он. Небольшой отрезок пути они прошли молча.
— Знаешь, — сказала она, — ты стал гораздо тоньше. Какой-то такой… поэтичный. Раньше ты сравнил бы этот запах с какой-нибудь фазой копчения.
Он вздохнул. Они опять помолчали.
— Кстати, я хотела сказать…
— Да?
Она взяла его под руку.
— Понимаешь, я много думала о прошлом. Тебе было трудно со мной. Что говорить, глупая девчонка! Помнишь, я выругала ветчину и бросила кольцо?
Он снова вздохнул, печально ощущая, что таких минут не вернешь.
— Теперь я умней. Хорошая жена живет интересами мужа.
На секунду он приободрился, но все-таки — «жена», «муж»…
— Так вот, я хотела сказать о портрете, — продолжала она.
— Ты хорошо его разглядел?
— Вообще-то, да.
— Тебя ничто в нем не поразило?
— Вроде бы нет…
— Слушай, — сказала она, — мне пришла удивительная мысль. Понимаешь, люди устали от этих конфетных мордочек. Не пора ли дать другую рекламу? Ты не думай, я не сошла с ума, но я бы предложила портрет.
Джеймс Дафф остановился, мало того — покачнулся, словно его стукнули по голове, и он не знает, в какую сторону падать. Слова звучали откуда-то издалека.
— Как бы тебе объяснить? Уэзерби схватил одно выражение, такое… ну… властное, требовательное. И вот, я подумала, возьмем портрет, как он есть, и напишем что-нибудь вроде: «Какая гадость! Что вы мне подсовываете? Где ветчина «Парамаунт»?»
Лицо его засветилось, словно фонарь. Он думал о том, что говорят о родственных душах. Да, конечно, в большинстве случаев брак — большая глупость. Обычно считают, что он — хуже смерти, видимо — упуская из виду такие, особенные случаи. Главное — найти, как нашел он, со свойственной ему прозорливостью. Перед ним примерно девять тысяч двести двадцать пять завтраков, когда по ту сторону стола сияет это лицо. А может, больше? Если очень следить за здоровьем…
— Слушай, — хрипло выговорил он.
— Да?
— Можно тебя попросить?
— Конечно! А что именно?
— Да так, ничего.
Он собирался попросить, чтобы она глубоко заглянула ему в глаза и прошептала: «Любимый», но это все-таки слишком. Может быть, попозже…
— Слушай, — снова начал он, прижимая к боку ее локоть, — я расскажу тебе о ветчине. Все эти тяжелые годы, когда самые лучшие сорта просто выли от горя, старый добрый «Парамаунт»…
И ночь окутала их.
Что-то не так
Перевод с английского Е. Доброхотовой-Майковой
110 сентября 1929 года в нью-йоркской резиденции Дж. Дж. Бэньяна собрались одиннадцать гостей; почти все толстые и все, за исключением Мортимера Байлисса, — миллионеры. В дооктябрьские дни этого, 1929 года в Нью-Йорке от них прохода не было — куда ни плюнь, обязательно попадешь в миллионера. Может статься, в понедельник он как раз не при деньгах, но уж к пятнице-то вернет с прибылью и на этом не остановится. Каждый из гостей Дж. Дж. Бэньяна час-два назад увеличил свой капитал тысчонок так на сто; можно не сомневаться, что Кеггс, английский дворецкий Бэньяна, а также остальная прислуга в доме на Парк-авеню заметно пополнили карман, равно как и два шофера, десять садовников, пять конюхов и повар в Мидоухэмптоне, Лонг-Айленд, куда мистер Бэньян выезжал на лето.
