Ирвинг Стоун - Греческое сокровище
Но самое большое впечатление произвели на Вирхова раскопки оборонительной стены Трои и обугленных руин третьего города — гомеровской Трои, которую Генри нашел, раскопав три города, стоявшие над ней.
— Я рада за Генри, — сказала Софья, — но я ему так завидую. Генри женился на мне, чтобы я помогла ему найти Трою. А теперь я больше не нужна ему.
— У вас на руках двое больных — матушка и брат. Вы просто очень устали.
Слезы хлынули из глаз Софьи, как будто плотину прорвало, — такое сострадание звучало в голосе доктора Вирхова. Ей так одиноко, она всей душой рвется в Трою. Новые великие открытия будут сделаны без нее, и Генри один уедет в Европу. Англию…
Чтобы развлечь Софью, Вирхов стал рассказывать ей о том, как он заменял в Троаде Шлимана в роли врача.
— Ваш муж прекрасный переводчик, слов не нахожу для похвал! С каким терпением, как точно разъяснял он больным
мои предписания.
На другой день Вирхов принес письмо, которое написал Шлиману: Софья доверила ему свои сокровенные чувства, рассчитывая на его скромность, и он не мог отправить письмо без ее согласия.
«Ваша жена… ждет не дождется Вашего возвращения, — читала Софья, — ее терзает страх, что она и летом будет одна. Мой Вам совет — уделяйте ей больше внимания. Она думает, что Вы о ней совсем забыли. Весь дом болеет, и у нее нет возможности хоть немножко развлечься. Она скучает без интересных занятий. Судьба высоко вознесла ее. Вы развили ее ум, и она вправе требовать от жизни большего…»
7Генри вернулся в Афины в самом начале нюня очень довольный собой. Доктор Вирхов, по его словам, научил его "выдержке и осторожности ученого". Сколь бы яростно он ни отвергал критику других археологов и знатоков античности, нельзя, однако, сказать, что эта критика проходила для него даром.
— Я выровнял все пространство, — рассказывал он Софье, — начал раскапывать по горизонтали, дом за домом, постепенно двигаясь в направлении северного склона. Таким образом мне удалось раскопать все дома третьего города, не разрушив их стен.
Он задумал новую книгу о Трое под названием «Илион». В ней он не только опишет работу всех своих экспедиций, включая последнюю, не только приложит новые карты и планы раскопок, сделанные Бюрнуфом, — изменится самая форма изложения. Вместо очень субъективной дневниковой записи «Троянских древностей» с ее свободными и не всегда верными суждениями будет строго научное описание всего, что было найдено на Гиссарлыкском холме.
Они пили вечерний кофе в беседке, спрятавшейся в густых зарослях их запущенного сада.
— Отныне я буду брать тебя на все раскопки. Я уже стал подумывать об Орхомене. Гомер называет «златообильными» только три города: Трою, Микены и Орхомен.
Софья воспрянула духом, хотя раскопки в Орхомене откладавались на будущий год. Генри был опять занят по горло: надо писать главы для «Илиона», подготовить полторы тысячи гравюр новых важных находок.
— Дай мне две-три недели сроку. Вот закончу несколько деловых операций, отвечу на все письма, посмотрю, как подвигается строительство «Палат Илиона», и поедем на месяц в Баварию, в Киссинген, на воды. Возьмем детей. Как будет славно! А пока давай развлекаться в Афинах, будем ходить в театры, на концерты, в рестораны. Ты здесь без меня совсем засиделась.
Встретив мужа, Софья, как часто бывало в прошлом, хотела показать ему, как она сердита на него, как обижена. И не могла. Чувствуя себя виноватым, Генри не знал, как обласкать Софью, чем заслужить прощение. Даже дал ей денег, чтобы купить для матери домик в Афинах. Лучшего лекарства для мадам Виктории нельзя было придумать. Она скоро была уже на ногах. Еще несколько дней, и она нашла подходящий домик. Генри перевез мадам Викторию и Спироса в их новое жилье, нанял им служанку и кухарку.
— Спасибо, дорогой, это очень облегчит мое бремя.
— Старый чудаковатый муж—достаточное бремя и без того…
А через несколько дней спало с плеч еще одно бремя. Как-то в полдень раздался стук в дверь, и в дом на улице Муз собственной персоной явился лейтенант Василиос Дросинос. Он сказал Шлиману, что их инженерный полк перевели в Афины, работы у него здесь мало и, если они в нем нуждаются, он в их распоряжении.
— Еще как нуждаемся! — воскликнул Генри. — Мой десятник уволился, архитектор несколько месяцев будет в отлучке. Не хотите ли стать главным инженером строительства «Палат Илиона»? Только теперь уж заручитесь разрешением начальства.
Дросинос взял на себя все: он платил рабочим, получал строительные материалы, надзирал за работой всех, начиная от итальянских паркетчиков и английских стекольщиков, кончая французскими и баварскими художниками, расписывающими стены.
— Какое счастье, что он опять с нами, — сказала Софья. — Яннакис процветает, Фрэнк Калверт опять наш друг, Дросинос теперь на хорошем жалованье. Нет, видно, это все выдумки, что осквернителя царских могил ожидает страшная кара.
Июль провели в Киссингене. Софья так и не могла понять, что на нее подействовало: вода или забота Генри, но она опять поправилась и была счастлива. Когда пришло время возвращаться в Афины, Генри испросил у нее разрешения поехать в Париж — нужно было поработать с Бюрнуфом над картами для «Илиона». Вернувшись в Грецию, Софья поселилась в Кифисьи и пригласила к себе сестер.
Скоро приехал Генри; и она сейчас же перебралась на улицу Муз. Генри вел жизнь затворника, целыми днями он просиживал у себя в кабинете, уйдя с головой в троянские дневникн и свои многочисленные заметки. Он работал с таким напряжением, что к ноябрю были готовы главы о топографии, этнографии, географии и религии Трои, а также изложен в подробностях спор о местонахождении этого древнего города. Задумав создать монументальный труд, он обратился к нескольким ученым с просьбой написать главы для его книги. Согласие дали многие.
— Я хочу, чтобы эта книга читалась с интересом и пользой, — говорил он.
Генри отрывался от занятий только затем, чтобы съездить на улицу Панепистиму посмотреть, как строится дом.
Жизнь текла мирно и счастливо. Андромаха поступила в начальный класс Арсакейона и прекрасно училась. Агамемнону еще не было двух лет, а он уже все говорил. Мадам Виктория одна разъезжала по Афинам. И Спирос стал выходить с палочкой на улицу. Генри на этот раз не забыл десятой годовщины свадьбы и купил Софье целую гору подарков.
Единственным огорчением оставалась судьба сокровищ Приама. В 1876 году Чарльз Ньютон отказался выставить троянскую коллекцию в Британском музее, посоветовав Генри устроить ее экспозицию в Кенсингтонском музее. Теперь же эта коллекция приобрела такую известность, что Ньютон попросил Шлимана назначить за нее цену; он не сомневался, что Гладстон добьется согласия парламента и Британский музей купит ее. А еще год назад, будучи в Троаде, Генри написал в Петербург своему старому знакомому барону Николаю Богачевскому письмо, в котором просил позондировать почву, не захочет ли Эрмитаж купить его коллекцию.
— Почему вдруг в Петербург? — оторопела Софья.
— Потому что в этом городе я жил двадцать лет. И составил там мое первое состояние.
— Первый раз слышу от тебя о любви к Петербургу! Софья в недоумении покачала головой. Сначала Генри думал подарить сокровища Лувру, хотя во всеуслышание говорил о своей горячей любви к Греции. Потом отказался продать коллекцию Ньютону для Британского музея и сразу после этого предложил троянские сокровища Эрмитажу! И еще — она знала—он вел переговоры с американцами, потому что в Нью-Йорке в скором времени открывался музей Метрополитен. Да и Вирхов, конечно, не терял времени даром в Троаде, уговаривая Генри подарить сокровища Приама берлинскому музею…
— Немцы семь лет публично обливали меня грязью, — сказал Генри. — Но вот и они взглянули на меня благосклонно. Теперь они очень высокого мнения о моих книгах. К тому же с годами моя привязанность к отечеству стала расти. Отдам бесплатно коллекцию Берлину. Но кайзеру это обойдется дорого.
— Чего ты добиваешься, Генри? — спросила Софья.
— Признания… признания моего научного вклада в археологию.
— Почему тогда еще раз не предложить сокровища Приама греческому правительству? Наш Национальный музей через год-другой откроется. Если ты соединишь троянское собрание с микенскими находками, будет величайшая в мире археологическая экспозиция.
Генри ничего не ответил.
Софья чувствовала не гнев, а боль. Как можно взывать к здравому смыслу человека, который кружится в пляске дервиша между музеями мира. Словно девица, торгующая своим единственным сокровищем — девственностью.
Но поскольку предложений было слишком много, Софья перестала тревожиться.
Следующие несколько месяцев ушли на перевод «Илиона» и переговоры с издателями. В апреле был подписан договор с Харпером на издание «Илиона» в Соединенных Штатах с выплатой автору десяти процентов от каждой проданной книги. Закончив перевод на немецкий язык, Генри повез свою книгу в Лейпциг: Брокгауз обещал опубликовать ее в начале 1881 года. Английское издание, над которым уже трудились переплетчики, выходило в свет первым. Французский издатель Шлимана отказался заключить договор, так как «Микены» принесли убыток. Генри в свое время возместил убытки сполна и теперь удивлялся, чем недоволен издатель. Махнув на него рукой, Генри стал подыскивать для французского «Илиона» нового издателя.
