Льюис Синклер - Элмер Гентри
Тощий с безумными глазами влез за ним, и автомобиль рванулся с места.
- Говорили тебе, убирайся из города. Дали возможность уйти подобру-поздорову. Ну, а теперь тебя проучат как следует, проклятый безбожник! А может, еще, чего доброго, и социалист или И. Р. М. Дрянь такая! - прошипел владелец пивной. - Видишь вот это? - Он больно ткнул Фрэнка в бок револьвером. - Может, мы еще и оставим тебя в живых, если будешь держать язык за зубами и делать, что тебе велят, а может, и не оставим. Ничего, славно мы тебя покатаем! Подумай: то-то весело тебе будет, когда окажешься с нами один на один за городом! Тишь - тьма - благодать!
Он не спеша поднял руки и вонзил свои крепкие ногти Фрэнку в щеки.
- Вы за это ответите! - закричал Фрэнк.
Он рванулся с сиденья и почувствовал, как пальцы тощего фанатика - только два пальца с нечеловеческой силой сдавили ему шею, они впились так больно, что у Фрэнка потемнело в глазах, и тут кулак кабатчика едва не раздробил ему челюсть. Рухнув почти без чувств на переднее сиденье, он услышал, как кабатчик хихикнул.
- Теперь эта сволочь получит хотя бы слабое представление о том, какая нас скоро ждет потеха. Поглядим, как этот сукин сын у нас попляшет!
- Не ругаться! Босс что сказал? - оборвал его тощий.
- Подумаешь, "не ругаться"! Плевать! Я не ангелочек с открытки. Побывал в передрягах, дай боже! Но, черт побери, когда какой-то тип выдает себя за священника, а сам, понимаешь, разъезжает туда-сюда и насмехается над христианской религией - единственным спасением для таких отпетых, как мы, то, ей же богу, это самое время показать, что мы умеем постоять за что надо!
Кабатчик произнес этот монолог самодовольно - веселым тоном рыцаря справедливости, который рад случаю измываться над слабым во имя высокой морали, - и, невозмутимо подняв ногу, с силой наступил каблуком на подъем ноги Фрэнка.
Но вот облако боли немного рассеялось. Фрэнк сидел словно в оцепенении. Что будет делать Бесс и дети, если эти люди убьют его?… Долго его будут бить, прежде чем наступит смерть?
Автомобиль свернул на проселочную дорогу, а с нее на межу, пролегающую, как показалось Фрэнку, через кукурузное поле. У раскидистого дерева машина остановилась.
- Вылезай! - приказал тощий.
Машинально Фрэнк, едва передвигая ногами, выбрался из автомобиля. Взглянул на луну. "В последний раз вижу луну, звезды, слышу голоса! Никогда больше не бродить по земле росистым утром…"
- Что вы собираетесь делать? - Он ненавидел их так сильно, что не чувствовал страха.
- Да так, голубчик, - с ужасающей игривостью отозвался шофер. - Прогуляешься с нами во-он туда, в поле…
- К черту! - возразил кабатчик. - Давайте лучше повесим: очень подходящее дерево! Можно на буксирном тросе.
- Нет, - сказал тощий. - Всыплем ему так, чтобы помнил, и пусть идет, расскажет своим дружкам-безбожникам, что в истинно христианских местах для них климат неподходящий. А ну, пошел, ты!
Фрэнк зашагал впереди в гробовой тишине. Тропа сбежала через поле к небольшой ложбинке. Шумно и весело стрекотали цикады, безмятежно светила луна.
- Стой, пришли! - скомандовал тощий и добавил: - Ну, готовься к приятным ощущениям!
Он положил свой карманный электрический фонарик на кочку, и при свете фонаря Фрэнк увидел, как он вытаскивает из кармана свернутую в кольцо черную кожаную плеть - плеть для мулов…
- В другой раз, - с расстановкой произнес тощий, - в другой раз пожалуешь сюда - убьем. И тебя и каждого предателя, подлеца и безбожника вроде тебя. Так и передай. А в этот раз еще убивать подождем. По крайней мере до смерти…
- А-а, брось болтать, давай ближе к делу! - сказал кабатчик.
- Ладно!
Кабатчик схватил Фрэнка за руки и скрутил их на спине, едва не сломав, и вдруг неслыханной, нестерпимой болью обожгла лицо Фрэнка ременная плеть, рассекая щеку до кости, и мгновенно хлестнула еще и еще… И мгла завертелась вокруг него кругами нечеловеческой боли.
X
Сознание мало-помалу возвращалось к нему. Над полем еле брезжил рассвет, насмешливо щебетали птицы. Единственным четким ощущением Фрэнка было желание, чтобы смерть как можно скорей избавила его от мук. Все лицо его пылало адской болью. Он не мог понять, почему так плохо видит, с трудом поднял руку, ощупал себе лицо. Вместо правого глаза - месиво слепой плоти. Вдоль челюсти - обнаженная кость.
Шатаясь, он побрел по тропинке через поле, спотыкаясь о кочки, падая, бормоча сквозь рыдания:
- Бесс… где же ты… Бесс!
Силы оставили его как раз у обочины шоссе - он рухнул на землю и остался лежать у дороги, как пьяный бродяга-нищий. Показался автомобиль, но, заметив бессильно приподнятую руку Фрэнка, шофер только поддал газу. Прикидываться пострадавшим - обычная уловка дорожных бандитов.
- О, боже, неужели никто мне не поможет! - простонал Фрэнк и внезапно захохотал глухо, неестественно. - Да-да, Филипп, я сказал "боже", наверное, это значит, что я добрый христианин!
Сотрясаясь от судорог смеха, он пополз по дороге. Коттедж. Свет в окне. Фермер за утренним завтраком. У Фрэнка вырвалось рыдание. Наконец-то!… В ответ на стук фермер отворил дверь, поднял лампу и, едва взглянув на Фрэнка, с воплем ужаса захлопнул дверь.
Час спустя полисмен на мотоцикле обнаружил Фрэнка в канаве, в горячечном бреду.
- Еще один пьянчуга! - бодро отметил полисмен, опуская подпорку на заднем колесе мотоцикла, потом, наклонившись поближе и увидев наполовину спрятанное лицо Фрэнка, прошептал:
- О господи, боже милостивый!…
XI
Доктора утешили Фрэнка: да, правый глаз потерян совершенно, зато другой окончательно утратит зрение, пожалуй, только через год.
Бесс не вскрикнула, увидев его; она только прижала к груди дрожащие руки и замерла на месте.
Она секунду помедлила, прежде чем поцеловать то место, где прежде был его рот. Но голос ее звучал бодро:
- Пожалуйста, ни о чем не беспокойся. Я достану работу, как-нибудь проживем. Я уже говорила с генеральным секретарем Общества. И подумай, как удачно, что ребятишки уже подросли и смогут читать тебе вслух!
Ему будут читать вслух - до конца его дней…
Пришел Элмер. Элмер бушевал.
- Ну, Фрэнк, это неслыханно! Ничего более возмутительного я не встречал в жизни! Будь уверен, уж и разнесу я их с кафедры, этих негодяев, которые так с тобой разделались! Хотя бы даже это помешало мне набрать денег на мою новую церковь. Слушай, у нас здесь будет шикарнейшее здание - махина по последнему слову техники, влетит в полмиллиона долларов, свыше двух тысяч мест… Но мне-то никто рот не заткнет! Я буду клеймить этих мерзавцев таким позором, что они у меня на всю жизнь запомнят!
То были, насколько известно, последние слова, сказанные Элмером Гентри по этому поводу - будь то в частной беседе или публично.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Преподобный Элмер Гентри сидел в своем дубовом, обитом испанской кожей кабинете огромной новой Уэллспрингской церкви.
Храм был построен из ярко-красного кирпича, отделан известняком. Готические окна, куранты на четырехугольной каменной колокольне, десятки учебных кабинетов для воскресной школы, спортзал, зал для общественных мероприятий со сценой и кинобудкой, электрическая плита на кухне, и над всем этим - вращающийся электрический крест и порядочный долг.
Впрочем, для погашения долга были приняты энергичные меры. Элмер оставил у себя в штате сборщика пожертвований, которого нанял еще во время кампании по сбору средств в строительный фонд. Имя этого крестоносца от финансов было Иммануил Навицкий, по слухам, отпрыск благородной католической польской фамилии, перешедший в протестантство. Он и вправду был самый ревностный христианин - кроме как, разве что, на еврейскую пасху. В прошлом он доставал деньги на постройку пресвитерианских храмов, постройку зданий ХАМЛ, конгрегационалистских колледжей и на множество других святых начинаний. Он составил картотеку на всех богатых людей города и творил с нею чудеса. Говорят, он первым из церковных дельцов додумался обращаться к евреям за пожертвованиями на строительство христианских храмов.
Да, Элмер мог со спокойной душою посвятить себя чисто духовным делам: Иммануил сделает все, чтобы погасить церковный долг.
Итак, он сидел в кабинете и диктовал мисс Бандл деловые письма. Ему повезло: брат мисс Бандл, староста его прихода, недавно скончался, так что скоро можно будет без особого труда отделаться от этой безвкусно одетой дамы.
Принесли визитную карточку: Лорен Латимер Додд, магистр искусств, доктор богословия, доктор права, ректор Эбернеси-колледжа - методистского духовного учебного заведения.
- Хм-м! - задумчиво промычал Элмер. - За деньгами явился. Это точно. Нет, этот номер не пройдет. За кого он нас принимает, черт побери! И вслух: - Идите же, мисс Бандл, зовите доктора Додда сюда. Замечательный человек! Выдающийся педагог! Вы знаете, конечно, - ректор Эбернеси-колледжа!
