Томас Рид - Всадник без головы
Но так как больше ничего не было слышно и мустанг успокоился, я решил, что мы оба ошиблись. Я подумал, что лошадь почуяла близость бродившего в лесу зверя, а то, что показалось мне выстрелом, был просто треск сучка в чаще или, быть может, один из тех таинственных звуков – таинственных потому, что они остаются необъясненными, – которые так часто слышны в чаще зарослей. Я перестал об этом думать, снова лег на траву и снова заснул. На этот раз я проспал до самого утра и проснулся лишь от холодной сырости, пронизавшей меня до костей. Оставаться дольше под деревом было уже неприятно. Я стал собираться в путь. Однако выстрел все еще звучал у меня в ушах – и даже громче, чем когда я слышал его в полусне. Мне казалось, что он донесся с той стороны, куда поехал Генри Пойндекстер. Было ли это плодом фантазии или нет, но я невольно связал этот выстрел с ним и не мог преодолеть в себе желания пойти и выяснить, в чем дело. Идти пришлось недолго. Силы небесные, что я увидел! Передо мной был...
– Всадник без головы! – кричит кто-то в толпе, заставляя всех невольно обернуться.
– Всадник без головы! – подхватывают пятьдесят голосов.
Что это, шутка, неуважение к суду?
Никто так не думает: к этому времени все уже увидали всадника без головы, который скачет по прерии.
– Вон он! Вон он! Туда! Туда!
– Нет, он едет сюда! Смотрите! Он скачет прямо к форту!
Это правда. Но уже через мгновение он останавливается прямо против толпы под деревом.
Лошади, наверно, не нравится картина, которую она увидела.
Она громко храпит, потом еще громче ржет и вот уже мчится во весь опор обратно в прерию.
Напряженный интерес к показаниям обвиняемого сразу угасает. Всем кажется, что в таинственном всаднике, случайно представшем перед ними, кроется объяснение всего происшедшего.
Большинство из присутствующих бросаются к своим лошадям. Даже присяжные не составляют исключения, и по крайней мере шестеро из двенадцати присоединяются к погоне.
Преследуемая лошадь останавливается только на мгновение -лишь для того, чтобы взглянуть на приближающихся всадников. Потом она круто поворачивает, дико ржет и во весь опор мчится дальше в прерию.
Преследователи с криками мчатся за ней.
Глава XCI. ПОГОНЯ ПО ЗАРОСЛЯМ
Всадники мчатся через прерию прямо к лесу, протянувшемуся милях в десяти от поселка.
Чем ближе к лесу, тем больше вытягивается толпа преследователей, превращаясь наконец в вереницу; лошади не выдерживают длительной неистовой скачки, и всадники отстают один за другим.
Лишь немногие доезжают до леса, и только двое успели увидеть, в каком месте зарослей исчез всадник без головы.
Ближе всех к нему всадник на сером мустанге; он гонит своего коня, не жалея ни шпор, ни хлыста, ни голоса.
Следом за ним, хотя и сильно отстав, скачет на старой кобыле высокий человек в войлочной шляпе и куртке из старого одеяла.
Никто бы не подумал, что его лошадь способна бежать так быстро. Не хлыстом, не шпорами, не понуканием гонит ее всадник. Он прибегает к более жестокому способу: время от времени он вонзает ей в круп лезвие острого ножа.
Эти два всадника – Кассий Колхаун и Зеб Стумп.
Кассию Колхауну помогает быстрота серого мустанга, которого он погоняет с такой решимостью, словно от этого зависит его жизнь.
Старый охотник, кажется, настроен не менее решительно. Вместо того чтобы ехать обычной неторопливой рысью и положиться на свое искусство следопыта, он, по-видимому, с не меньшей решимостью задался целью не выпускать Колхауна из виду.
Скоро они въезжают в заросли; остальные всадники теряют их из виду.
По густым зарослям мчатся три всадника – не по прямой, а по звериным тропам, то описывая кривые, то лавируя между деревьями.
Вперед мчатся они через кусты и лесные чащи, не боясь ничего, не замечая колючих шипов кактуса и острых игл акаций.
Ветки трещат и ломаются на их пути; а птицы, испуганные таким грубым вторжением, улетают с громким криком в более безопасное место.
Высоко в небо взвилась стая черных грифов, с криком покинувших сухой сук. Инстинкт подсказывает им, что такая погоня должна кончиться чьей-нибудь смертью. Широко распластав крылья, черные птицы кружат над всадниками.
Преследуемый всадник теперь в более выгодном положении, чем те, что скачут сзади. Он сам выбирает свой путь, а они должны следовать за ним.
Хотя расстояние между всадниками не увеличилось, но среди деревьев преследователи скоро теряют его из виду, так же как и друг друга.
Только грифы видят всех троих сразу.
Находясь вне поля зрения преследователей, преследуемый оказывается в более выгодном положении. Он может мчаться во весь опор, а они теряют время на распознавание следов. Пока они могут ориентироваться по звукам – все еще слышен топот копыт и хруст веток; и, несмотря на это, передний преследователь начинает отчаиваться.
Ему кажется, что при каждом повороте он проигрывает расстояние – топота копыт впереди уже не слышно.
– Будь ты проклят! – восклицает Колхаун с отчаянием. -Опять уйдет! Это бы ничего, если бы, кроме меня, никого тут не было! Но теперь я не один. Этот старый черт уже в лесу. Когда я въезжал в чащу, он был всего в трехстах ярдах. Нельзя ли как-нибудь от него ускользнуть? Нет, он слишком хороший следопыт... А ведь, пожалуй, можно!
При этих словах Колхаун натягивает поводья и делает полуоборот, внимательно оглядывая тропу, по которой он только что проехал. Он всматривается взглядом человека, который мысленно начертал план и подыскивает подходящее место для его выполнения. Нервно хватается он за ружье; во всех его движениях чувствуется лихорадочное нетерпение. Но он продолжает колебаться и после некоторого размышления отказывается от своего намерения.
– Нет, так не годится, – бормочет он. – Слишком много народу скачет за мной, кое-кто из них умеет разбираться в следах. Они наверняка найдут труп, да и выстрел услышат. Нет! Из этого ничего не выйдет.
Еще некоторое время он остается на месте и прислушивается. И впереди и позади тихо, и только вверху шуршат крылья грифов.
«Как странно, что черные птицы все время парят над ним! Да, он, конечно, появится здесь. Чертовски не повезло, что остальные так близко! Если бы не это, ему уж больше не пришлось бы за мной шпионить. И так просто!»
Не так просто, как вы думаете. Кассий Колхаун! И птицы, которые парят вверху–если бы только они обладали даром речи, – могли бы разуверить вас.
Они видят, что Зеб Стумп приближается; но он делает это так, что шагов его не слышно.
«Хорошо, если бы он сбился со следа! – продолжает размышлять Колхаун, снова поворачивая лошадь. – Во всяком случае, я сам должен идти по следу, пока не собьюсь, иначе кому-нибудь из этих дураков может повезти больше... Ну и болван же я, что потерял столько времени! Если я еще буду медлить, старый хрыч догонит меня, и тогда все будет потеряно. Черт побери, этого никак нельзя допустить!..»
Пришпорив своего мустанга, Колхаун мчится вперед так быстро, как это позволяет извилистая тропа.
Едва успевает он проехать двести шагов, как вдруг останавливается, вскрикнув от удивления и радости.
Перед ним, на расстоянии двадцати шагов, – всадник без головы. Он неподвижно стоит среди низких кустов, которые верхушками касаются его седла.
Голова лошади опущена; по-видимому, животное щиплет стручки акаций.
Так, по крайней мере, кажется Колхауну.
Он быстро вскидывает ружье, но сейчас же его опускает. Лошадь, в которую он было прицелился, уже больше не стоит спокойно и не щиплет акации: она судорожно дергает скрытой в ветвях головой.
Колхаун догадывается, что поводья, переброшенные через седло, зацепились за ствол акации.
«Наконец-то попалась! Слава Богу, слава Богу!»
Колхаун бросается вперед, сдерживая торжествующий крик, чтобы его не услышали те, что позади. Через секунду капитан уже около всадника без головы – загадочного всадника, которого он так долго и тщетно преследовал!
Глава ХСII. ВЫНУЖДЕННОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ
Колхаун хватается за поводья.
Конь пробует вырваться, но не может – ему мешают зацепившиеся за акацию поводья; он только описывает круги вокруг куста, который его держит.
Его всадник ничего не замечает и не делает никаких попыток, чтобы избежать плена; он неподвижно сидит в ceдле, не мешая коню вертеться.
После некоторой борьбы гнедой покоряется и позволяет привязать себя.
Колхаун вскрикивает от радости.
Но мелькнувшая мысль заставляет его сразу замолчать: ведь он еще сделал не все, что задумал.
Что же он задумал?
Это известно только ему; и, судя по тому, как он озирается вокруг, нетрудно догадаться, что он не хотел бы, чтобы другие проникли в его тайну.
